Чёрное

Белое пёрышко невесомо опустилось на пол. За ним последовало ещё одно, потом ещё одно. В сжатом кулаке Гук Су их было много. Он, не замечая ничего вокруг, до боли стискивал перья в руке, но они все равно одно за другим выскальзывали из его ладони, крупные, стерильно-белоснежные, только что росшие из широких ангельских крыльев за спиной. Он резко разжал руку, перья красиво закружились под порывом ветра из открытого окна, плавно опустились вниз. Гук Су быстрым, дёрганым движением вцепился в свое левое крыло. Оно дрогнуло, словно пытаясь уклониться от жестоких рук своего хозяина. Пол комнаты уже почти полностью покрывал ровный белый слой того, что совсем недавно было гордостью и радостью самоназванного хранителя, доказательством его ангельской сущности. Он сам выбрал себе того, кого хотел защищать, чью душу захотел спасти. А теперь Кан Чхоль умирал, и Гук Су ничего не мог с этим поделать. Быть ангелом в этом мире оказалось слишком сложно. — Не хочу, больше не хочу, — губы Гук Су едва шевелились, он невидящим взглядом глядел в зеркало на стене напротив и словно не замечал, как крылья постепенно окрашиваются красным — кровь ангела ничем не отличалась от крови обычного человека. Он остервенело дёрнул крыло, поморщившись от боли, потом вдруг поднял полубезумный взгляд вверх. — Это ты виноват! Ты! Мне не нужны твои крылья, слышишь?! — после этих слов некогда белые, окровавленные перья стремительно начал заливать черный цвет. Гук Су вцепился в меняющиеся крылья обеими руками. Раньше его мог бы напугать их окрас, ведь белый не просто так превращается в чёрный. Однажды он уже почти сменил свой цвет, не только впервые задумавшись, каково это убить человека, но и приготовившись сделать это. То убийство тоже было бы ради Кан Чхоля. Тогда он старательно прятал чёрные крылья даже от себя самого. Сейчас же ему было наплевать, даже если бы перед ним явился сам Господь Бог. Гук Су с ненавистью уставился на ошмётки потемневших крыльев. Кое-где лишенные перьев кости вызывающе торчали, словно насмехаясь над обезумевшим ангелом. — Спаси его! — он повёл шальными глазами по комнате, и его взгляд наткнулся на валяющиеся рядом ножницы. Кости противно заскрипели, не желая ломаться под воздействием железа. Гук Су давил на ножницы, задыхаясь от боли. Спасительное отупение, действовавшее первое время, прошло, и сейчас он мог только скулить, кривясь от непрошеных слез, сдерживая крик. Крылья не поддавались, складываясь и прячась за плечами, хрустели, но не желали ломаться. Тогда он попытался их пилить. Ножницы не самый лучший выбор, если нужно перепилить кость, но Гук Су уже не мог остановиться, чувствуя, как от причиненных себе мучений становится легче дышать, и он перестаёт видеть простодушную улыбку Кан Чхоля. От скрутившей жёсткой боли резко замутило и подкосились колени. Ангел рухнул на пол, покрытый белым, чёрным и красным, тонко взвыл, ощущая, как боль окончательно сводит его с ума. Рука опустилась, повинуясь импульсу не желающего страдать тела. Оно, в отличие от ангела, наказывавшего себя за беспомощность и бросавшего вызов небесам, не готово было терпеть эту пытку. Крылья обвисли изломанным, окровавленным тряпьём, конвульсивно подрагивая. Правое было почти целым — добраться до него было сложнее. Гук Су снова схватил ножницы и швырнул их в стену. Даже изувечив себя, он не нашёл для себя решения. Он закрыл изрезанными руками лицо, скорчившись в позе эмбриона, всем своим существом чувствуя, как из Кан Чхоля медленно уходит жизнь. Раньше Гук Су всегда радовался крепости их связи, теперь ему слабовольно хотелось, чтобы кто-нибудь оборвал, перерезал эту эмоциональную пуповину между ангелом-хранителем и его подопечным. Силы Кан Чхоля убывали, а Гук Су все больше сжимался в комок, давясь беззвучным криком. Вместо молитв на ум шли только проклятья. Он вдруг понял, что совсем потерял веру и что это стало совершенно неважно, ведь единственный для него в мире человек медленно и мучительно умирал сейчас от неизлечимой болезни. Когда сердце Кан Чхоля перестало биться, комнату залил обжигающий чёрные крылья свет Небес.