Не она

Плечи привычно оттягивал кузовок, доверху набитый грибами. Еще несколько дней, и там, где к коже прижимался ремень, вскочат синие пятна. Прошлое лето не радовало добытчиц, да и меня тоже, находками, и кадушки в погребах стояли почти пустыми. Зато сейчас собирай — не хочу. Глянь под каждое деревце — найдешь белый гриб или волнушку. Я брала их все, зная, что любой пригодится в хозяйстве и обрадует животы холодной зимой. Раньше мы с сестрой ходили по лесу вместе, но её сосватали в прошлом году. Свадьбу праздновали честь по чести, и муж попался хороший, хозяйственный. Да и парень хоть куда, всем девкам на загляденье. Мать тогда всё радостно кивала, глядя на статного пригожего соседа, да косилась на меня, непутёвую. Мол, пора уж и тебе найти кого по душе. И то правда. Все уж дети, кроме меня, надежно пристроены, все за мужем, как за каменной стеной. Я, право слово, на той свадьбе старалась лишний раз не смотреть в её сторону. Всё ещё помнила, как уходила наша Зимушка, когда её просватали. Я не она. Найду ли сил противостоять батюшке, если выбранный им жених не придется по сердцу? Смогу ли из рода уйти? Много раз мучила я себя этим вопросом, представляла: вот гордо встану, соберу приданое, как когда-то это сделала сестра, и уйду в метель. За счастьем. Глупая девка. Я вздохнула и утерла пот с мокрого лба. Не было у меня ни великой могуты, перешедшей от давно умершего дедушки, ни верного пса, ни весёлого побратима. Про таких, как я, баснь не напишут, сказку не расскажут, детям не передадут. Вот прикрикнет батюшка, опущу глаза, замолчу и пойду готовиться к свадьбе, разглядывать и пересчитывать приданое. Мечты мечтами, а въявь всё по-другому. Я помнила, как однажды ночью сестра в сенях рассказала нам, тогда ещё совсем маленьким, ту самую историю о любви Пригляды и оборотня-одинца. Помнила, как дух захватывало от любопытства и страха, а сильные сестринские руки обнимали нас, притихших и затаивших дыхание. Думаю, с тех самых пор и проклюнулось во мне незримое малое семечко. Словно поманил меня кто-то, краешком показав, что можно жить не только как мать или Белёна. Я думала о старшей сестре и о её любви к вождю, о том, сколько всего ей пришлось превозмочь, чтобы сейчас гордо зваться его женой, и, чего уж скрывать, завидовала. Жизнь сложена, не о чем жалеть — вокруг только уважение и почет, а трудности позади. И казалось мне, никогда не смогу я стать и вполовину столь счастливой, как она. На камне нежилась гадюка. Небось и моя сестра, пропадая в лесу, не раз встречала её. Почуяв моё приближение, змея быстро юркнула в траву. — Змеюшка... — никогда-то мне не удавалось разглядеть её получше. Подумалось, сестра, может, дружбу с ней водила, но не всем же рождаться, как она, удатными да смелыми. Я вздохнула, поставив кузов под ёлочку. Мне рассказывали, особая она была, кровная сестрица Зимушке, а значит, и мне. Вот, наверное, почему я так часто приходила сюда, будто бы к сестре погостить. Хотелось упасть в траву, но я знала: разморит ласковое солнечное тепло, усну под ёлкой и опоздаю домой. Мать сейчас следила за мной ревностно — плохо быть единственным малым дитятком при пожилых родителях. Я же брала пример с Зимы, леса не боялась и любила ходить в мужских портах. Мать говорила, что это всё от скудоумия и что к свадьбе придурь свою забуду. Ещё говорила, не быть мне другим человеком, следом пригвождая, чтобы и думать забыла стать как старшая. Слушать такое было горько, правда колола глаза, но я всё равно упрямо делала по-своему, хоть и знала — по чужой дорожке жизнь не пройти. Я нехотя встала, накинула кузовок на спину и повернулась в сторону дома. Ещё издали, на подходе, я почуяла запах дыма, сначала подумала, неужто праздник у нас. Что взять с глупой девки? Потом смекнула, больно едок и горек тот дым, будто изба горела, да не одна. Тропинка сама бросилась под ноги, я даже не оглянулась, как и куда швырнула свой кузовок. Сердце забилось от противного страха. А чего боялась, даже и сообразить не могла. Впервые меня охватил животный ужас, когда глаза не видели, что случилось, но сердце чуяло беду. Ветка неожиданно и хлёстко ударила по лицу, и я пришла в себя. Вот выбегу к печищу, а если там чужие? Что сделают, когда увидят? Я подумала, что сестра никогда бы не испугалась выйти к врагам, пусть их там был бы и целый корабль. Подумала и забыла. Я — не она, меч в руках не держала, на лодьях княжеских не ходила. Я осторожно выглянула из-за дерева, стараясь, чтобы меня не было заметно, и увидела людей, снующих от дворов к незнакомому кораблю. Никого из наших рядом видно не было, и я сразу поняла — успели уйти. Глубоко в лесу наш род когда-то выстроил себе убежище, а Ярун, которого я помнила уже совсем плохо, дабы никто не подобрался незамеченным, выучил парней следить за рекой. От нахлынувшего облегчения я едва не свалилась оземь — ноги стали ватными и не держали. А ведь совсем недавно неслась по лесу во весь опор и не знала усталости. Глубоко вздохнув, я уже приготовилась уходить к своим, даже сумела сделать шаг, как вдруг треск по правую руку заставил сердце вновь провалиться в пятки. Шея не хотела гнуться, когда я попыталась посмотреть в ту сторону, где под чьей-то ногой треснула ветка. Но превозмогла себя, вдруг то один из наших псов? Надежда билась во мне пополам со страхом. Я еще подумала: вот будет смешно, если повернусь и увижу пушистую лайку!.. А вдруг там будет стоять человек? Я наконец повернулась. Рядом никого не было — должно быть, по земле скакнула шустрая белка. Сердце в груди билось так, словно мечтало выпрыгнуть и быстрым зайцем кинуться в лес. Туда, где прятались родичи. И побыстрее, пока ушлые пришельцы не обнаружили девку, прижавшуюся к дереву у них под носом. Наверное, окажись на моём месте сестра, она вела бы себя иначе. Разведала бы, чего хотят незнакомцы, а может, и на ходу придумала, как проучить незваных гостей да спасти наше добро. Сейчас, после пережитого страха, я как следует поняла, насколько мне далеко до неё, воительницы. Поставь нас рядом, и люди скажут, я, как поганка перед белым грибком, вовек не дотянусь ей даже до плеча. Я отлепила спину от дерева и побежала к своим. Сначала таясь, но потом успокоилась — чужаки слишком заняты тем, что грабят наше печище, и не поймут, что кто-то был рядом. В лесу было все знакомо, да и бежать оказалось легко, и я, глупая, уже предвкушала, как обниму мать и братьев, как вдруг затылок заледенел от прикосновения чужого взгляда. По хребту пополз холодок, и я едва не споткнулась, но сумела не остановиться, только сбавила ходу, будто запыхалась. Как же я, дура-девка, не поняла, что за мной следили злые глаза, только и ждавшие, чтобы вывела врагов к убежищу? Я мгновенно вспотела, представив, что было бы, доведись мне навести пришельцев на своих. Ноги сами понесли в сторону, подальше от лесного урочища, туда, где спали злые гиблые топи. Пусть тот, кто следит за мной, не отстает, а что дальше промеж нас случится, то боги рассудят. Кто здесь прав, а кто — нет. Я не буду плакать и не побегу прятаться за родные спины, не попрошу леших отвести глаза преследователю. Мне впервые стало так легко, только кончики пальцев чуть подрагивали, да стало вдруг жаль, что на прощание не успела обнять мать. Но я крепко решила не сдаваться болоту, уж как-нибудь проскочу, не зря я родилась на этой земле. Наверное, сестра не побежала бы в топи, наверное... Вот только я — не она, и впервые мне показалось: тоже могу чего-то стоить. А что баснь не сложат - велика ли печаль?..