Случайные возгорания и их последствия

Прелюдия. У Марко полные карманы огоньков. У Марко в груди горит огромный костёр, растущий и подпитываемый всё большим и большим количеством туманных образов. У Марко ярко-красное худи, и издалека он похож на факел. Стёртые кеды, рваные джинсы — его опора, а худые, смуглые руки, трясущиеся от голода и усталости — дровишки, прячущиеся в карманах огненной толстовки. Марко кажется, что прошёл целый год, хотя, на самом деле, прошёл месяц. Всего лишь один чёртов месяц. Искры уверенности, зажегшиеся в первые дни его путешествия, дали начало огромному костру ярости, но сейчас тот тлел алыми угольками в карманах. Гекапу лёгкими шлепками оставляет ожоги у него на затылке, но Марко к этому готов. Вернее, он думает, что готов — в реальности же он еле поворачивается, не поспевая за расплывчатым видением. Гекапу смеётся ему в лицо, и вот он надеется, что в этот раз, хотя бы сейчас эта чертовка — настоящая. Он падает на неё, придавливая к земле всем своим весом. Гекапу горячая, даже обжигающая, но Марко всё равно бьёт её по лицу, пытаясь вытянуть хоть какой-нибудь звук; её голова трясётся, и огонёк вместе с ней, из-за чего весь образ плывёт неясными пятнами. Клон исчезает слишком поздно — покорёженное лицо отпечатывается в сознании у Марко и не отпускает его в течении долгих недель. Марко кажется, что он вот-вот потухнет, словно сожжённая до конца спичка. Ещё один шаг — и его тонкие деревянные ножки рассыплются на тысячи мелких угольков, которые со временем превратятся в дорожную пыль, растения… У Марко за спиной рюкзак, полный ненужной ерунды; самый главный предмет в нём — дневник. Множество старательно нарисованных огоньков, выплясывающих у него перед глазами каждый день, запечатлены здесь, раззадоривая и дразня его. Марко хотел бы вернуться. Это, чёрт возьми, его заветное желание. Желание, жгущее внутренности и сжигающее сознание. Марко мысленно воспроизводит образ Стар, надеясь, что воспоминания о ней вернут смысл его скитаниям, но тщетно; Стар — глубокое озеро, полное подводных сюрпризов, и сейчас волны её безразличия плещутся о стенки его грудной клетки. Огонь с шипением тухнет. Стар, конечно, не будет искать его. А значит, это приключение он может посвятить себе. Так ведь?.. Эмоции. Гекапу смотрит на Марко жадными глазами. Вернее, ей кажется, что они жадные — наверное, именно так жадность и должна выглядеть? Марко притягательный. Гекапу не может отвести от него взгляда. В её голове поселилась мысль — Марко. Марко-Марко-Марко, повторяет ей внутренний голос. Марко, — говорит она сама себе, содрогаясь от звучания этого имени. Марко — смысл её жизни, единственная её цель — догнать и хлопнуть по голове. А потом исчезнуть — он потушит её, словно свечку. И Гекапу, дёргаясь, прячется за деревом.  — Выходи, Гекапу, — говорит он совершенно спокойно. Гекапу повинуется этому голосу. Марко смотрит в её глаза в поисках искры хоть какой-нибудь эмоции, но не видит ничего. Гекапу старается разжечь в себе хоть что-то, подобное эмоциям оригинала, но её взгляд всё равно остаётся отрешённым и незаинтересованным. Она готова к тому, что Марко убьёт и её, и застывает в ожидании. Но Марко всё так же безразлично доедает свою крысу, смотря на костёр.  — Ты… не собираешься тушить мой огонёк?  — В честь праздника — нет, — пожимает плечами Марко. Гекапу садится рядом с ним, вытягивая ноги в сторону костра. Огонь приятно щекочет пятки, разнося тепло по всему телу. Огонёк на голове шевелится, заставляя Марко улыбнуться. Гекапу непроизвольно копирует это движение. Оно приятное. Тёплое, немного колкое, искрящееся — как и сам Марко.  — Так что за праздник? Марко отвечает неуверенно, но постепенно входит во вкус. Он рисует руками в воздухе яркие картины, рассказывая о земных обычаях, и плавно переходит на рассказ о своей прошлой жизни. Жизни, когда день восемнадцатилетия менял что-то в действительности — потому то сейчас Марко ощущает лишь тень прежнего праздничного восторга, но ощущает себя зрелой личностью. Он долго смотрит на свои руки, погружаясь в какие-то глубокие думы, и Гекапу, наверное, стоит нарушить тишину — но она не станет. Марко прокручивает в голове эпизоды своего детства — так он называет период до знакомства с Гекапу. Оригинальной Гекапу, конечно, а не той бледной копией, что сидит рядом с ним. Марко смотрит в её пустые глаза, пытаясь выловить в них отражение собственных эмоций, но всё тщетно: спектр её ощущений невелик, когда как в его существе столкнулись и горько-сладкое отчаяние, и мрачная гордость за себя, и лёгкая эйфория от всего происходящего. Дым от костра поднимается в ночное небо, путаясь в созвездиях словно стая мошек в паутине, и Марко кое-как вытирает намокшие от слёз глаза. Гекапу часто моргает, пытаясь понять, как улыбающийся человек может одновременно с этим грустить. Она засыпает, раскинув руки и ноги словно пятиконечная звезда, а Марко греется у неё под боком, спасаясь от цепких когтей морозного воздуха. Когда Гекапу распахивает глаза, солнце светит во всю, запирая её в клетку из своих лучей. Костёр, разведённый прошлой ночью, завален землёй, в отличие от огонька над её головой — тот по-прежнему весело пляшет. Гекапу вертит головой в поисках Марко; взгляд цепляется за цепочку следов. Теперь-уже-мужчина-с-Земли скорым шагом уходил прочь от не затушенной Гекапу. Гекапу этого не понимала. Гекапу, должная раствориться в морозном вечернем воздухе, сейчас жила, дышала и смотрела вслед своему убийце, утопая в тёплом дневном эфире. Когда Марко оборачивается, почувствовав очередной обжигающий хлопок, она смотрит на него самыми заинтересованными глазами, на которые только способна. Марко не понимает её эмоций.  — Почему ты не убил меня? — спрашивает она с нотками любопытства в голосе — настоящей заинтересованностью, пусть слабой, но будто бы живой. Эта лёгкая искра касается сердца Марко. — Ты же ненастоящая, — пожимает плечами он. — Зачем мне это? Она следует за ним по пятам, и он, кажется, совсем не против. Гекапу копирует его эмоции, копирует его слёзы и улыбки, словно отражение, постепенно начиная различать оттенки. Её огонёк насыщается цветом, в конце концов становясь того же оттенка, что и худи Марко.  — Ожоги — это довольно-таки больно, — признаётся Марко.  — Тогда почему ты улыбаешься? — недоумевает она, вспоминая свои ощущения при контакте с чем-либо холодным.  — Потому что твои ожоги мне нравятся, — голос у Марко такой невероятно тёплый, что греет ей лицо и руки до покалывания в пальцах. — Вот видишь, ты плачешь, улыбаясь. На Земле много глупых праздников, потому что Земляне, как и Марко, всегда найдут повод для веселья. Даже в самые мрачные времена и тёмные ночи они зажигают миллионы огней, чтобы танцевать, смеяться и улыбаться, держась за руки или стискивая друг друга в тесных объятьях.  — Мы уже два года как путешествуем вместе, — улыбается Марко, протягивая ей незатейливый предмет. Гекапу берёт его в руки как можно аккуратней. Амулет, сплетённый из ягод и перьев, перевязанный верёвкой из худи Марко. — Его можно… куда-нибудь привязать… Марко заплетающимися пальцами затягивает верёвочку вокруг рога Гекапу. Пёрышки касаются её щеки, но не воспламеняются. Гекапу не знает, как правильно реагировать на такой подарок, и как вообще надо реагировать на подарки; её лицо застывает в удивлённой, смущённой гримасе, отчего Марко заливается хохотом. На следующее утро она притаскивает ему драконье яйцо. Ощущения. Марко перевязывает кисти обрывками футболки, пытаясь скрыть от Гекапу свои ожоги. Очевидно, каждое прикосновение оставляет на коже алый след, но если держать её за руку долго-долго, если прижимать к себе, пытаясь не сорваться с обрыва, если придерживать во сне, будучи готовым защищаться от ночных тварей — то руки покрываются волдырями, а следом и корочками. Марко не боится, что футболка воспламенится от очередного контакта, но опасается, что лицо Гекапу перекосится от волнения и ужаса, стоит ей завидеть оставленные ею же следы. Гекапу сильная, дерзкая и уверенная, хоть и пугливая. Она до сих пор не сошла с ума, наблюдая, как Марко уничтожает её же бесчисленные отражения; она копирует каждую его эмоцию, и сама бесстрашно бросается в бой, не переживая за свой собственный огонёк. Гекапу — единственный его собеседник, записная книжка и продолжение его рук. Гекапу — такой же яркий костёр, как и он.  — Не нужно так за меня бояться, — её поцелуи застывают на губах лёгкими ожогами. И Марко, чёрт возьми, хочется ещё. Гекапу — самое горячее создание во вселенной; она — необузданный лесной пожар, с которым непроизвольно хочется сливаться таким маленьким и ничтожным огонькам, как Марко Диаз, — мальчишка с Земли. Но попробуй кто сейчас называть его так — о, он не только сильно ошибётся, но ещё и пожалеет о своих словах. Гекапу лежит у него на груди, и сердце бьётся так часто, что дышать всё ещё невозможно. Марко кажется, что в эти моменты он достиг той же температуры тела, что и она. Марко не может больше держаться и делает долгий выдох. И огонёк тухнет. Гекапу исчезает. Монастырь. Марко пытается успокоиться. Это не очень сложно, потому что по ощущениям он — тлеющие угли костра. С новой точки отсчёта прошло полгода. Марко облачился в коричневую тогу, закрыл глаза и сложил руки в странный жест, пытаясь очистить свои мысли, дабы пустить в них спокойствие и мудрость древних текстов. У Марко перед глазами встают туманные видения прошлого, подобные тем, что посещали его в первые месяцы пребывания в этом странном измерении. Солнечные лучи косо ложатся на стол, медленно угасают и сменяются лёгким звёздным сиянием. Звёзды устало смотрят на Марко, и тот лениво переворачивает страницу, на миг будто бы становясь другим человеком. Марко пришёл сюда, следуя за своей путеводной звездой. Марко развёл костёр на пустыре, но сам же затушил его, сделав неверный шаг. Древние тексты пытаются научить его чему-то, оплетая сознание вязкой паутиной заумной морали, должной стать его новым пожизненным спутником. Марко никогда не нарушал правил, за исключением тех случаев, когда правила сами хватали его за руку и тянули пробивать собственные стены. Сейчас он помнил всё это слишком смутно, чтобы давать своей прошлой жизни трезвую оценку. От его прошлого осталась лишь мотивация двигаться вперёд, за годы эволюционировавшая в нечто новое и невероятное. Марко переводит странные символы, ища в них какие-то нелепые смыслы, должные заменить ему эту мотивацию. Суть бытия — в пути. Марко запоминает эту фразу, сопоставляя её со своей предыдущей жизнью. Его путь не был длинным; его путь только начался. Первые шаги он делал за руку со Стар, несмело и аккуратно ступая на обломки вселенских кристаллов; самостоятельно он бежал через пустынные поля за глупыми клонами, не сознающими своего существования; уверенно шагал по своей тропе рука об руку с Гекапу, почти-реальной, в которую он верил до того момента, как сам не уничтожил собственное творение по нелепой случайности. Но сейчас он, Марко, он сам есть плод своих стараний и сам есть свой путь, имеющий множество единичных и побочных целей. Марко стоит на перепутье бесконечных дорог и точно знает, по какой он пойдёт. Если мы ещё хоть раз встретимся. Если Марко ещё хоть раз увидит её, то он, наверное, потеряет сознание. Он будет ослеплён её огоньком, прожжён насквозь, покроется ожогами и рваными дырами. Марко не знает, что повлечёт эта встреча. Он не видел её целые годы и, казалось, забыл, как она выглядит, как ощущается, что влечёт за собой. Он забыл постепенно её улыбки и смех, её шутки и игривые искорки в глазах; Марко, кажется, забыл всё подчистую — и это было самым его человеческим свойством. Лес страданий по ниточке вытянул из Марко последние остатки счастливых воспоминаний, завязав из них путанные узлы, а затем вложил обратно в его голову, и теперь он не помнит, где юг, где север. Дорога Марко — сплошная пустыня с башней посередине; Башню охраняет принцесса, а живёт в ней ведьма. Каждая новая встреча с ней записана в его блокноте, каждая встреча — ожог, рубец, след; Марко отвык от жжения в руках, отвык от этого игривого взгляда, отвык от живых эмоций реальных существ — и потом он рвётся напополам, когда Настоящая Гекапу, Хозяйка Кузницы Межпространственных Ножниц, улыбается ему краешком рта. Улыбка — самая что ни на есть настоящая, и эмоции в глазах — не поддельные отблески ощущений, а живые, самые что ни на есть. Гекапу не должно быть дела до Марко, ведь так? Гекапу — не её клоны, она — совершенно отдельная, полноценная личность; но отчего-то она улыбается хитрее всех на свете, а в её голосе — мёд, заполняющий Марко до макушки. Марко вымотался физически, хотя, конечно, морально — вовсе нет. Он свеж душой, пьян от дороги и адреналина, и всё его существо сейчас восторженно вопит, тяжело дыша и любуясь образом Гекапу. Она улыбается краешком рта; Марко ещё не знает, что она переживает эмоции всех своих клонов. Она хочет, чтобы его губы сгорели от её поцелуев. Наваждение. Марко кажется, будто бы время вдруг начинает течь медленнее, когда Стар врывается в комнату, уничтожая всё напряжение, возникшее между ним и Гекапу. Своим появлением она словно предотвратила взрыв. Нейтрализовала бомбу, выдернув Марко из тёмного омута. Она такая же, как и шестнадцать лет назад — не изменилась ни капли. Возможно, она просто чудилась ему; Возможно, она была плодом его воображения, галлюцинацией, возникшей из-за жары в помещении. Возможно, Стар выпала из временной дыры, оказавшись здесь случайно. Но она была здесь, солнечная и яркая, сравнимая с хлопушкой, осыпающей всё вокруг цветными конфетти; она была настоящей, пахла свежим воздухом Земли, разрушая всё окружающее Марко пространство одним своим взглядом. Стены вокруг плыли и шатались, а Гекапу лишь улыбалась шире обычного, словно ничего не произошло, словно все эти шестнадцать лет были бессмысленным наваждением. И Гекапу смеётся, прикрывая рот ладонью, смеётся, как умеет смеяться лишь она, настоящая Гекапу. И она смотрит на него пленительно, она смотрит и завлекает взглядом, хоть вслух и отрицает всё. Марко кажется, что он спит, и спит слишком долго. Межпространственными ножницами он режет все нити, связывающие его с Гекапу. Абсолютно все. Мелочи. Марко не может вспомнить свой пароль. Такой, казалось бы, простой набор чисел и букв. Свойственный ему. Марко приходится называть себя прошлого «я», хоть привыкнуть к этому сложно. Та странная личность с телефоном, единорогами и красными толстовками — это не он. Потеющий при виде девочки мальчик — не он; маленький каратист — не он; любитель начос — не он. Марко смотрит на него из зеркала, окружённого различными мелочами, выставленными по строгим правилам. Мелочами, своим порядком выводящими Марко из себя. Все эти предметы кажутся ему такими насущно-ненужными. Все эти проблемы кажутся ему надуманными. Многие лица Марко просто не помнит. И каждый старый друг — его новый знакомый. Марко не помнит, как правильно знакомиться с людьми.  — Ты в порядке, милый? — заботливо спрашивает милая женщина с добрыми глазами. «Ты выглядишь неважно», — озабоченно говорит ему Мать, прикладывая руку ко лбу. В другом измерении каждое существо не имело начала, каждое существо создавалось одно из звёздной пыли, жило веками и медленно шло по своей дороге в свою неопределённость, предоставленное лишь себе одному и случайным прохожим. В Земной реальности существовали ориентиры, существовали спутники и направления, и ты мог рассчитать свою жизнь, не будучи готовой к ней абсолютно. В Земном измерении существовали прародители, являвшиеся частью нас, нашим началом, направляющие нас в наших путешествиях. Руки их пахли покоем, а слова были мягкие-мягкие, и не резали, и не обжигали, грозясь тебя уничтожить. Марко не может остановить слёз, хотя, казалось, давно разучился плакать. Девочка с волосами цвета белого пляжного песка смотрит на него пронизывающе, и Марко, привыкший к бушующим пожарам женских чувств, не может постичь этот наивный, девичий океан в её сознании. Джеки слишком маленькая, глупая, а голова её заполнена песчинками и цифрами; она шуршит волнами, рассказывает о чём-то приземлённом и ненужном, и Марко не может перевести её мысли на свой язык, потому что выходит комариный писк, путающийся в голове и колющий сознание. Джеки шуршит озером, которое, возможно, станет морем, а когда-то и океаном; Джеки ещё далека от состояния своего совершенства, но Марко, наверное, стоит пройти эти шестнадцать лет эволюции рядом с ней. Джеки кажется ему ужасно милой и смышлёной, и ему хочется сидеть рядом, обнимая её, прижимая к себе и защищая от исходящих от мира угроз. Марко погружается в её воды, чувствуя, как заживают ожоги. Потёртости. Дженне кажется, что она умнее и взрослее своих сверстников, что она правее их и мудрее, и готова к жизни лучше, чем они. Может, ошибается она, а может, ошибается Марко, которому так не кажется. Дженна действительно немного другая, словно выпала из другой реальности — а может, Марко не может привыкнуть к своей старой жизни. Дженна смотрит ему в глаза, говоря своим пугающим голосом, что «что-то ведь изменилось в тебе, Марко Диаз». И у Марко действительно бегут мурашки по спине от её интонации; кажется, что она смотрит ему в душу и видит, насколько потёртым, избитым и огромным кажется его призрак в сравнении с ним самим. У Джены в кошельке есть карточка со всей его личной информацией, но Марко боится, зажимается и никак не может заставить себя отнять у неё эту игрушку. Он часами смотрит на пиксели, на мигающую палочку, пытаясь вспомнить свойственный ему набор цифр и букв; Марко хочет сделать этот шаг в прошлое, это необходимо ему словно воздух. Если он не вспомнит пароль сейчас — он не вернётся уже никогда. Марко смотрит на обрывки своей худи, вгрызаясь в обрывки ткани глазами. Ему кажется, что толстовка стала длиннее, что нити постепенно вплетаются обратно. Прошлое из будущего смазывается в его голове, постепенно редеет, отваливаясь кусками штукатурки со стен. Марко режет пространство, сталкиваясь лицом к лицу с Гекапу. Она всё такая же, ничуть не изменилась — тепло идёт изнутри, а огоньки обжигают кожу. Марко же как будто скукоживается под её взглядом, потому что ему всего четырнадцать. Он далёк от своих восемнадцати точно так же, как и от своих тридцати. Она смотрит на него с горячим сожалением, слегка разводя руками в стороны — мол, я ничего не могу сделать. Она касается его щеки — нежной, мягкой, — и оставляет ожог. Марко вздыхает от боли, ставшей для него непривычной, и Гекапу с сожалением касается его губ, выжигая новые рубцы. Марко возвращается домой, не помня почти ничего; его худи лежит целая на кровати, словно ничего и не поменялось за эти дни, часы, годы и мгновения. Стар заглядывает к нему в комнату, зовёт ужинать, а Марко выстукивает пальцами по клавиатуре, отгоняя от себя обрывки мыслей о прошлом будущем. Цифры всплывают в его голове, а события наоборот, исчезают из неё; он облизывает губы, пытаясь связать ранки на них с чем-то значительным, но у него не получается. Пожар, разгоревшийся в груди Марко, оставил после себя лишь копоть.