Hedley — Stormy
Тэхён часто теряет вещи, словно оставляя частичку самого себя где-то в небытие, остатками сахарной пудры на чужих обветренных губах; часто смотрит телевизор и удивляется дождю за окном, что впитался в бесцветные волосы и такие же в тон вены, в стеклянного человека с завядшими звездами и упавшими цветами на небе; любит запах сирени и спелые яблоки; а ещё... встречать карамельные рассветы по звездным ночам-бархатистым утрам, когда спать совсем не хочется. Тэхён, словно сигарета, набитая умершим космосом и билетами в никуда, словно потерянная бездна, ушедшая в глубь пустота и ничего; смерть, что мечтает посеревшими бабочками и розовым дымом в чужих прогнивших запястьях. Печаль Тэхёна в эфемерности, разошедшейся жидким металлом внутри. У него пропавший мицелий и черные-черные, отдающие пеплом гифы на тех самых «сломанных» рёбрах; разочарование, остающееся где-то там — за пределами набитой бабочками сигаретой. Тэхён вдыхает смог и выдыхает летние цветы. Пыль, что забита в лёгких и осела слоем на старом деревянном шкафу, уже не болит. Он всё ещё теряет эфемерные тщетные вещи, даже не пытаясь найти хоть одну; потому что знает — бесполезно. Тэхён не теряет вещи — он полоскает в кислоте последнюю надежду наконец-то найти покой. Тот самый, описанный цветом закатов и бархата, оставленного в памяти с малого детства, где всё ещё живет тот самый черноволосый мальчик — несмотря на всё — за пределами, ещё есть тот самый, умеющий мечтать Тэхён. Он собирает оставшиеся частицы самого себя, оттягивая рукава и без того старого, словно винтажного растянутого свитера, завязывая белые-белые шнурки новых дорогих кед; застегивая холодный, отдающий металлом замок черной легкой парки. Тэхён собирается не спеша — ему, вообще-то, некуда спешить, и без того наступая на пятки самому времени, словно повиснув на секундной стрелке, что больше не ходит; не звенит в ушах своим отчаянным бесящим-выводящим «тик-так». Тэхёну становится немного плохо — и даже не от съеденного килограмма конфет и, наверное, даже не от выпитого недавно вина, что засохло невидимыми остатками в трещинах между губ; но никто не увидит — Тэ знает, потому что — «я не умею улыбаться». Город встречает его оглушающим шумом машин, пробирающимся куда-то внутрь — словно под кожу, отравляя, пропитывая ядом и без того бьющееся через раз пепельное сердце. У Тэхёна внутри — колотый лёд и киты, выброшенные на берег. Синие-синие, крик которых остается в бренном воспоминании лужей горящего бензина. Тэхён не хочет вспоминать, но — не может это сделать. Костлявый посеревший асфальт, впитавшийся в белую подошву новых кед и это чёртово не выводящееся, словно пятно, разочарование вкупе с тяжелыми вздохами, от которых не лучше. Тэхёну хочется кричать — как чайка или кит — он, правда, не знает. И вообще, он уже давно перестал понимать. Он просто идет вперед, собирая частицы чего-то непонятного, словно магнит, и не знает, чего действительно хочет — в какой-то момент понимая, что ему уже давно стало всё равно. Он боится. Боится жить, потому что где на лбу, словно заглавными буквами «бракованный бракованный бракованный». Живя в мире, где у каждого есть собственная, предназначенная ему пара — Тэхёну просто-напросто не повезло. У него нет записей на запястьях и вообще, он — бракованный. Только от этого осознания как-то ещё хуже; и вообще, «лучше бы я не рождался». Он садится за первый же попавшийся столик в кафе, потому что «мне всё равно» и это чертово, врезающееся в голову «а смысл?» (правда). Он просто считает потерянные вещи и сам удивляется, смотря на мир сквозь украшенное каплями окно: та самая яркая любимая радужная ручка с пони — Тэхён помнит, всё началось с неё, а ещё тот нежно-розовый мягкий шарф, что всё ещё, наверно, пахнет его духами и апельсинами со спелыми яблоками; а ещё тот черно-белый блокнот с записями по японскому, потому что Тэхён как-то любил. И куча других, потерянных вещей, о которых Тэхён любит-не-любит вспоминать, считая их забытыми, оставленными на том самом пыльном шкафу, словно пожелтевшие книги, которые не нужны — но не Тэхёну. Тэхён заказывает горячий кофе, хотя совершенно не хочет пить, лишь обжигая обветренные и без того больные губы горечью, остающейся на кончике языка. КимТэ впервые становится хоть немного теплее, когда свитер вновь пахнет вкусными сладкими кексами и немного горячим шоколадом, напоминая о детстве, оставшемся тут, словно не дорисованной диахромной картинкой.Тэхёну плохо-хорошо. И не важно.
... Юнги допивает свой кофе и делает пометки в черно-белом блокноте, кутаясь в нежно-розовый мягкий шарф, что пахнет апельсинами и яблоками, потому что Юнги нравится. Он лишь чувствует губами мягкую ткань и тает в этот осенний день. Крутя в руках радужную ручку с пони, он лишь сдавленно хихикает, читая этот ломанный японский. Ему так хочется сказать, что это всё его немного бесит — как учителя японского — но это слишком мило. Он смотрит на парня напротив и думает, что тому, наверное, безумно грустно. Но не подходит, потому что ему, скорее всего, всё-таки страшно. И его дети-школьники рассмеялись бы в ответ, но Юнги, и правда, всё равно. Тэхён похож на того самого синего-синего кита, выброшенного на берег. (Юнги боится оглохнуть). Но ещё больше боится ошибиться вновь. — Что Вы на меня уставились?! — Тэхёну всё равно, потому что ему, и правда, больше нечего терять. И этот чертов знакомый шарф злит его всё больше и больше. — Я просто... Задумался. Прости, мне жаль. — И шарф! И ручка! И блокнот! Какого черта вообще?! Тэхён подходит к соседнему столику так близко, что Юнги не чувствует ничего под ногами; ощущение, будто они дышат в такт. Тэхён чувствует чужое сердцебиение в собственной груди и... кажется, забывает; забывает дышать; забывает и ручку, и этот чертов черно-белый блокнот, что пахнет чужим кофе и пропитан е г о улыбками; забывает всё, что было сказано когда-то; забывает себя между знаками вопроса. И тех самых китов, оставленных на берегах с костлявым несуществующем песком в запутанных бесцветных волосах. — Я находил все твои вещи. Но никогда не видел тебя. — Я терял те самые вещи, — Тэхён не знает, зачем говорит это. Просто. Тэхён улыбается.И больше никогда не теряет вещи.