Lee Jia Ge (双程) — Degenerate 沦陷
Когда слова Бэкхена достигли Ханя, старший потерял сознание. Чунмен не на шутку перепугался, из-за чего и его пришлось приводить в чувства, но уже под дружный облегченный выдох и нервные смешки вперемешку со слезами. Бэкхен, все еще всхлипывая, стоял в обнимку с переводящим дух Чанелем, тесно прижимаясь к высокому парню в попытке успокоиться. Кенсу взял на себя Мэй и Кая, которых умел успокаивать в два счета, но и сам До, обычно держащийся и не проявляющий много эмоций, сегодня готов был выпустить скопившееся наружу. За заботами о самочувствии всех вместе взятых прошел целый вечер. Доктора больницы уже были наслышаны о дружно ревущей и подрывающей собственное здоровье компании пациента О Сехуна, который мирно отдыхал под наблюдением дежурного врача. В себя Се пришел лишь на некоторое время, вскоре не выдержав нагрузки на и без того слабый организм. Его жизни ничего не угрожало, как сказал лечащий врач: «Кризис миновал. Теперь он должен набраться сил, чтобы прийти в себя и осмыслить все заново». Все же одно неприятное известие на сегодня пришлось взять на себя Кенсу, как самому стойкому: отцу Сехуна пришлось срочно лететь в Лондон, где госпожа О уже некоторое время находилась на лечении. Утром женщине стало хуже, потому отец Хуна должен быть с ней в случае чего. Хань проспал всю ночь, как и его сестра, Бэкхен, который ранее восемь часов не спускал глаз с Сехуна, и Сухо, которому просто пришлось подчиниться приказам Исина. Утро для всех было крайне тяжелым. Стресс, который не отпускал друзей вот уже несколько месяцев, сейчас вылился в неожиданно нагрянувшую усталость, ведь им наконец-то можно было выдохнуть: самое страшное позади, скоро Сехун придет в себя, и уже неважно будет, сколько проблем им еще предстоит решить — главное, что дорогой им человек жив. На часах еще не было восьми, когда Хань подорвался с больничной койки, сдернув с себя регулятор капельницы и тихо, чтобы не разбудить дремлющих в этой же палате Мэй, Бэкхена и Чанеля, вышел в коридор. Потерявшего сознание Лу перенесли в палату рядом с той, в которой лежал Се, поэтому далеко идти не пришлось. Возле двери его караулил Кай, который только вяло махнул рукой и улыбнулся, похлопав по полу, предлагая присесть рядом. Хань осторожно опустился и охнул, когда младший притянул его ближе к себе, обнимая. — Прости меня, — пробормотал Чонин в макушку старшего, вызывая у него удивленный взгляд. — Я… часто срывался и винил во всем тебя, Лу… Я не должен был этого делать. Тебе и так было очень плохо. — Я понимаю, — хриплым голосом ответил Лу Хань, принимая объятия друга. На душе стало еще теплее: своеобразная ссора с Каем грызла Лухана долгое время, он и сам винил себя во всем, но не знал, как помириться с младшим, который бросал на него раздраженные взгляды и не желал разговаривать. — Прости, — прошептал Кай вновь. — И что это за посиделки на холодном полу? — они оторвались друг от друга и улыбнулись Кенсу, стоящему прямо над друзьями с коробочкой шоколадных маффинов и подставкой, на которой в два ряда помещались стаканчики с горячим кофе. — Чего-то посущественней в ближайшем кафе не нашлось, поэтому держите то, что есть. — Спасибо, Кенсу-я. — Что бы мы без тебя делали? Довольно хмыкнув и потрепав Кая по волосам, До зашел в палату, чтобы разбудить остальных. Лухан же, быстро перекусив, уже стоял у дверей в палату Сехуна, от волнения сжимая в пальцах рукава легкой худи. Кай решил, что друг должен первым увидеть Се, поэтому не мешал, просто тихо наблюдая за тем, как Лу дрожащей рукой тянется к дверной ручке. Неизвестность — вот, что ждало его за закрытой дверью. Он не решался войти, все еще не веря, что черная полоса в его жизни, как и в жизни младшего, закончилась. Неужели сейчас он откроет дверь и, наконец, увидит любимые карие глаза, осмысленный взгляд и что-нибудь говорящие сухие губы, услышит хриплый от непозволительно долгого молчания голос, разносящий по телу Лухана жгучее, где-то в области груди, удовольствие? К Ханю медленно возвращался страх того, что Сехун его не простит. От этого становилось горько, но старший понимал, что Се имеет полное право ненавидеть его, потому что это он… — Ты не виноват, — раздался за его спиной голос Исина, а теплые руки немедленно заключили старшего в свои объятия. Чжан положил голову на плечо замершего в смятении и нерешительности Лу и зашептал: — Лу Хань. Немедленно иди к нему. Ты нужен Сехуну. Даже если он обижен на тебя и обида эта сильна, он не сможет отказаться от тебя. Это просто невозможно. — Почему ты так уверен? — Потому что он твой человек, а ты его. Сехун так просто не откажется от того, что принадлежит ему. Ты знаешь, что настоящую любовь мы встречаем лишь однажды за всю свою жизнь? Слышал, что после ищем лишь похожих? Так вот больше не стоит убегать, ни тебе, ни ему. Сделай этот шаг, и докажи Се, что ты любишь его также сильно, как он любит тебя. — Я… Я сделаю это. — Вот и умница, — Исин сжал ладонь друга в знак поддержки и подтолкнул к двери, мысленно молясь, чтобы в этот раз у них все получилось. Хватит страданий им обоим.***
Тишина в этом помещении всегда убивала Ханя. Он не раз срывался, потому что думал, что медленно сходит с ума. Ему казалось, что, разговаривая с Сехуном, он обращается к себе самому. Волнение подступает сильнее, когда Хань опускается в кресло рядом с кроватью и задерживает дыхание, касаясь чужой ладони. По-прежнему холодная, но какая-то… живая. Может быть, он все-таки сошел с ума и ему это кажется? Лу не верит своим ушам и глазам, когда слышит судорожный вдох и видит, как веки, дрожа, слабо приоткрываются. Лухан от накатившего волной неизвестного страха и буквально раздирающего его на части счастья не сдерживается, утыкаясь лицом в раскрытую ладонь, слабо пошевелившуюся от прикосновения и плачет. Задыхается, но не перестает и только целует каждый пальчик, раскрытую ладонь и запястье с нездоровым переплетением сильно выделяющихся вен под бледной кожей. Он так боится поднять голову и заглянуть в темные глаза, смотрящие на него устало, вопросительно, непонимающе. Сделать это его заставляет хриплый вдох, от которого Хань едва ли не подскакивает на месте, испугавшись, что Се стало плохо. — Х-хун-а… — шепчет Лухан, заикаясь из-за подступающей истерики. На него по-прежнему смотрят. — С-се… Я… Господи, нужно же врача позвать, — Лу Хань молнией вылетает из палаты, натыкаясь на ходящего из стороны в сторону Кая. Тот без слов разворачивается и бежит к ординаторской, и Лу благодарно выдыхает, возвращаясь на свое место. Сехун не шевелится, ничего не говорит, просто смотрит в одну точку, не моргая, заставляя нервничать перепуганного старшего в разы больше. Врачи появляются в считанные секунды, тотчас оттесняя Ханя в сторону, принимаются за Сехуна, задают ему какие-то вопросы, светя в зрачки фонариком, что-то подключают и отключают на приборах, вынимают из закрепленного на руке катетера регулятор, протирая флакон капельницы и, вводя в него нужную дозу лекарства. Бэкхен, появившийся из-за шума, выводит сопротивляющегося Лухана из палаты, уверяя, что Се ничего не грозит. — Ч-что с ним? Почему у него такой взгляд? Почему он молчит? — засыпает вопросами старший. — Хань, неужели ты думаешь, что после трех с лишним месяцев комы Сехун сразу же встанет, пойдет и будет жить как раньше? — удивленно посмотрел на него Бэкхен, легонько встряхивая парня за плечи и приводя в чувства. — Очнись, так не бывает. Дай ему время прийти в себя. — Лу Хань? — молодые люди оборачиваются к доктору, что мгновение назад вышел из палаты Сехуна. — Нам нужно поговорить. — Конечно, — выдыхает Хань, игнорируя стучащую в голове мысль о чем-то неправильном, плохом, неизбежном. — Выдохните для начала, — говорит мужчина, видя, как блондин нервничает и рвется к его пациенту. — Он пришел в сознание и больше не напугает вас внезапной его потерей. Понимаете, в жизни Сехуна сейчас очень трудный период. После комы ему нужно будет дать понять, что он на некоторое время, можно сказать, выпал из реальности. Сейчас Сехун очень слаб и пока ждать от него каких-либо слов или действий не стоит. Примерно две недели ему понадобится на восстановление. После этого он сможет самостоятельно передвигаться, принимать пищу и разговаривать. Самое главное, чтобы близкие люди находились рядом. Тогда процесс пойдет быстрее. — Я все сделаю, доктор, — кивнул Хань. — Очень хорошо. А теперь к более важному, — Лухан напрягся, следя за тем, как мужчина снимает очки и массирует веки. — Видите ли, после комы у Сехуна временная потеря памяти. — Ч-что?.. — Он не помнит ничего и никого. Он не помнит, что с ним произошло, не помнит своего детства, родителей, друзей, кем работал, кого любил, а кого ненавидел. Лу Хань, успокойтесь, прошу вас, — доктор поддержал за локоть парня, видя, что тот едва ли находится в сознании. Мужчина вздохнул, желая поскорее закончить разговор, но все-таки он был вынужден продолжать: — Это временно, Лу Хань. Память будет восстанавливаться по мере его выздоровления. В ближайшие несколько недель он должен все вспомнить. Вы можете напоминать ему что-то из прошлого, но не загружайте слишком сильно — Сехун может переутомиться, пытаясь что-то вспомнить, и тогда все будет гораздо хуже. — Это точно пройдет? — севшим голосом уточнил молодой человек. — Конечно. Терпение, Лу Хань, и еще раз терпение и вот увидите, совсем скоро Сехун будет абсолютно здоров. Вы выдержали почти четыре месяца комы дорогого вам человека, какие-то ничтожные несколько недель Вам не помеха. — Вы правы, доктор, спасибо, — улыбнулся Лу. — Я могу побыть с ним? — Конечно. Еще несколько часов Сехун будет бодрствовать. Тихо проскользнув в палату, Хань кинул осторожный взгляд на кровать. Сехун лежал, прикрыв глаза, но стоило Лу сделать шаг, как он открыл их, немного повернув голову в его сторону. — Се… — снова сжимая ладонь любимого, Лухан смотрит в шоколадные глаза Сехуна, стараясь прочитать что-то по ним. Он видит настороженность, что больно режет по сердцу, серьезность, которой Лу всегда любовался и интерес, греющий душу. — Я так скучал по тебе, — с замиранием сердца произносит старший и видит, как брови Се взметаются вверх. — Ты ничего не помнишь сейчас, но доктор сказал, что обязательно… обязательно все будет хорошо. Сехун молчит, и только взгляд сменяется с недоверчивого на вопросительный, будто он хочет услышать больше. — Ну, хорошо, — глубоко вздыхает Хань, поглаживая чужую ладонь. — Постепенно ты вспомнишь… Надеюсь, тогда ты простишь меня, но если… Если нет… Я пойму, если ты будешь зол… — Хань поспешно обрывает себя, когда снова видит недоверие. — Я не сделаю тебе ничего плохо, правда. Мы… мы были очень близки в прошлом, но я совершил ужасную ошибку, когда решил оставить тебя… Я думал… Думал, так будет лучше для тебя, для твоей карьеры, но… Может быть, если бы я был рядом, в тот вечер ты бы не сел за руль, — содрогается старший в рыданиях. Ему так надоели свои собственные слезы, но он ничего не может поделать с этим. Он чувствует, что Сехун пытается приподнять руку, что у него выходит не сразу, но спустя время младший все-таки касается указательным пальцем щеки Ханя, стирая слезинку. — Сехун… — Лухан вглядывается в его лицо, своей ладонью нежно прижимая ладонь Сехуна к щеке. — Се, пожалуйста, прости меня… Умоляю, родной… Все это время я не переставал думать о тебе, Хун-а… Я не должен был оставлять тебя одного… Глаза напротив на секунду закрылись, а с губ Се сорвался выдох. Тепло, ласка, нежность — вот что увидел Хань, когда О снова посмотрел на него. Сердце ухнуло куда-то вниз, он сам будто провалился в пучину из собственных чувств, когда Сехун, собрав все силы, одними губами проговорил: «Не вини себя». — Т-ты вспомнил что-то? Однако в ответ слабое мотание головой. — Если… если после того, как вспомнишь… ты не захочешь меня видеть, то хотя бы позволь мне заботиться о тебе до этого момента. Снова молчание. Се просто долго смотрел Лухану прямо в глаза, как будто задумавшись о чем-то. Вскоре их прервал звук открывающейся двери, и в палату ввалилась вся компания, едва ли не перепугав Сехуна внезапным шумом, который следовал за ними повсюду. Бэкхен снова перепроверил показатели, на время ушел, чтобы отчитаться перед сонбэ, после чего вернулся и включился в тихий разговор. Они не перебивали друг друга, понимая, что Сехуна нельзя беспокоить, знали, что тот не помнит никого из них, потому просто спокойно представились и рассказали что-то об их общем прошлом. Лухан читал Се по глазам, насколько мог это сделать, следил за мимикой, тихо сидя рядом и держа младшего за руку. — Кстати, если этот оболтус, — Чонин кивнул на Лухана, — скажет тебе, что это он во всем виноват, не верь. У вас все было так сложно и запутано в то время, что поначалу я и сам винил во всем Лу, но… теперь понимаю, что его вина только в том, что он желал тебе лучшего. Он очень глупый хен-трусишка, поэтому вы оба много страдали. Сехун внимательно слушал, переводя взгляд с Кая на Лу и обратно. Если бы кто-нибудь из них умел читать мысли, все могло быть куда проще, но, к сожалению, такого чуда еще никогда не случалось, потому никто из них не мог ответить на важные для Се вопросы. Один из таких весь вечер крутился в голове младшего, не давая успокоиться и отдохнуть. Лухан… Кто он… Для меня?..