Прощание

Думалось мне, вы остались в далеком прошлом, хрупкий, но полный яда ночной цветок. Сколько кружили мы в танце надменно-пошлом, долго фехтуя шпагами острых строк? Ворон и рысь, что казалась несчастной ланью, связанной долгом с непримиримым злом — нам бы не встретиться по своему желанью... Только сменилась эра. Настал Излом. Годы войны — ледяной, беспощадно-долгой судьбы сплетают, будто веретено. Месяц оскалился бритвенно-острой кромкой, едкой полынью в кубке горчит вино, струны гитары фальшиво поют баллады, кто-то глядит из тьмы за моим окном — ворон, как росчерк пера, на строке ограды. Он, как и я, давно потерял свой дом. Ваша разлука проходит в сиянии бала: блеск дорогих камней, аромат духов, танцы, улыбки и шпильки от кардинала… И эта роскошь, что тяжелей оков в час, когда сердце трепещет подобно птице, а вместо зала виден глухой форпост, спрятанный в горном хребте у чужой границы, где через бездну — радуги хрупкий мост, где разгорается пламя чужого гнева, где завывает ветер и плачет сталь… Верьте: война скоро кончится, королева, и улыбнитесь: вам не к лицу печаль. Ворону небо взрезать над горнилом битвы, чтобы воскреснуть призраком прошлых дней, вам остается упрямо шептать молитвы и непременно спину держать ровней, рябью стежков вышивать гиацинт на пяльцах, грустно вздыхая, кутаться в мягкий шелк, а повстречавшись, теплым касанием пальцев отогревать снежинки с шершавых щёк. Нам бы, как прежде, с презреньем швырять проклятья — только в камине ярко горит огонь, хрупкие плечи тонут в тяжелом платье, и, седины касаясь, дрожит ладонь. Слишком пронзительно-долгой была разлука, слишком устали плыть в перепутье лет, и этой ночью мы созданы друг для друга, только преступно быстро придет рассвет. Мы потеряемся вновь в бесконечных спорах, в блеске и шуме, в вихре ненужных встреч. Может быть, встретимся — даже довольно скоро… Но жребий брошен. Поднят судьбою меч. Будто чернильным пятном, на могиле — ворон, Призрачный страж, что вас не сумел сберечь.