Останься со мной

      Мин Юнги абсолютно точно разочаровался в жизни и уже ни на что не надеется, потому что в маленькой комнатушке, что он снимает в отдалённом от центра районе, отключили отопление за неуплату. Потому что желудок, кажется, прилип к позвоночнику от отсутствия в нем еды и громко урчит. А в холодильнике, как на зло, пустота, и в кармане ни гроша. Он целый месяц вкалывал как проклятый на ненавистной работе, но владелец магазина просто прогнал исхудавшего грузчика и не заплатил.       Мин чувствует острую необходимость в никотине, поэтому быстро собирается и выходит в коридор, где видит щуплого мальчишку, сидящего на грязном полу прямо возле двери, за которой слышатся пошлые женские стоны. Парнишка прижимает к своей груди ноги, обтянутые рваной светлой джинсой, мелко подрагивает и смотрит стеклянным взглядом в противоположную стену, зажимая уши. Он совсем не замечает Юнги, облокотившегося о стену рядом с ним, лишь сжимает кулаки до побелевших костяшек. Когда стоны за дверью становятся совсем громкими, по его впалым щекам стекают едва заметные слезинки. — Будешь? — старший понимает, что странно предлагать сигарету подростку, но прощает себе такую маленькую оплошность.       Мальчик поднимает на Мина широко раскрытые от удивления глаза и смотрит как-то недоверчиво и испуганно то на лицо Юнги, то на протянутую сигарету. Старший неловко улыбается уголками губ, парнишка оказался слишком милым и чем-то похожим на беззащитного котенка. — Я не курю, — парень поспешно вытирает слезы с глаз, жутко краснея и смущаясь, а его чуть хриплый, но всё же довольно высокий голос отдается мурашками по позвоночнику Юнги. За дверью всё стихает, а уже через несколько долгих секунд слышится пьяный смех и звон стекла, поэтому Мин наспех зажимает в зубах сигарету и протягивает уже свободную руку ладонью вверх, приглашая пойти с собой. — Посидишь со мной, пока я курю? — парень доверчиво обхватывает ладонь старшего короткими по-детски пухлыми пальцами и покорно идёт к выходу из подъезда.       Юнги лениво закуривает сигарету, затягивается глубоко, чтобы полностью прочувствовать едкий никотин, и выдыхает в небо сизый дым, стараясь не попасть на мальчишку. Он рассматривает подростка, что снова сжался на холодной лавочке, и замечает глубокие мешки под глазами от усталости или недосыпа, несвойственные для детей впалые щеки и пухлые насыщенного красного цвета губы. — Мин Юнги, — мальчишка кивает и полностью игнорирует протянутую ладонь для рукопожатия, а старший бурчит что-то о невежливых детях, но с места не сдвигается, упорно продолжает стоять рядом. — Пак Чимин, — он поднимает игривый взгляд на Юнги, который лишь ухмыляется на подобную выходку и вновь глубоко затягивается, чуть прикрывая глаза обманчивого ощущения облегчения. — И я не ребенок вообще-то, в выпускном классе уже.       Мин смеётся хрипло и треплет мягкие черные волосы, замечая, как Чимин ластится, а посему не останавливается и продолжает мягко ненавязчиво перебирать прядки. Они сидят так очень долго в полной тишине, слушая лишь шум мегаполиса, шелест листьев от резких порывов ветра и дыхание друг друга, потому что прижались друг к другу от холода. Юнги думает, что парнишка очень тёплый, словно печка, и что это сильно контрастирует с его вечным холодом как снаружи, так и внутри. Чимин продолжает льнуть к миновскому боку, а в один момент и вовсе укладывает голову в изгиб плеча, закидывает совершенно нагло ноги на колени старшего и полностью игнорирует недовольный взгляд Юнги. Парень ничего не говорит только потому, что чувствует кожей, как Пак тычется холодным носом в шею и как собственное сердце замирает, не желая больше разгонять кровь по венам.

***

      Юнги находит новую работу в уютной, но не слишком известной кофейне, где ему соглашаются выплачивать зарплату каждый день, а улыбчивый повар подкармливает исхудавшего Мина вкусной едой. Кажется, что дела идут куда лучше, потому что он наконец выплачивает свои долги и в комнате вновь становится тепло, но в один из дней, возвращаясь поздним вечером, он видит того самого Чимина. Мальчишка вновь сидит на грязном полу в неизменных светлых джинсах, обложенный кучей учебников, и что-то увлеченно пишет в тетради. Капюшон черной толстовки натянут на голову и затянут на шнурки, потому что в подъезде ужасный сквозняк и холодно. Юнги присаживается на корточки напротив Чимина и заглядывает в его лицо с легкой улыбкой на губах, парнишка ойкает приглушенно, за сердце хватается и ворчит что-то про глупые шуточки пожилых людей. — Уроки делаешь? — Мин смеётся тихо совсем, игнорируя едкие комментарии, а затем собирает учебники в руки, тут же поднимаясь на ноги. — У меня есть письменный стол и вкусный чай с мятой, пошли, Чимини.       Они вновь сидят в тишине весь вечер, пьют горячий чай и занимаются каждый своим делом: Пак готовится к важной контрольной, а Юнги рассматривает мальчишку со спины, отмечая про себя, что тот намного шире в плечах, да и явно сильнее. Чимин откидывается на спинку стула, потирает уставшие глаза, сладко зевая в голос, и разворачивается к старшему с удивлением замечая, что тот спит, свернувшись маленьким клубочком в углу неудобного дивана. Парнишка опускается на колени рядом с головой Юнги и рассматривает лицо вблизи, запоминая каждую мелкую деталь: чуть подрагивающие густые черные ресницы, слегка приоткрытые тонкие губы, а из самого уголка виднеется капля слюны. Чимин, едва касаясь, проводит кончиками пальцев по гладкой щеке к шее и слышит хриплый сдавленный вздох, от которого всё тело словно током пронзает, а старший с трудом открывает заспанные глаза. Они встречаются взглядами и замирают на какое-то время, чувствуя, как атмосфера вокруг них накаляется, дыхание вдруг становится рваным, тяжёлым и хочется до боли прижаться друг к другу. Чимин мягко обхватывает шею старшего ладонью, пальцами которой всё это время поглаживал нежную кожу, и тянет с силой на себя. Их губы встречаются мягко, с трепетом ласкают друг друга, не пытаясь превратить это во что-то пошлое, грязное. Младший аккуратно цепляет зубами нижнюю губу, чуть оттягивает и вновь возвращается к поцелую, чувствуя, как Юнги обхватывает тонкими пальцами плечи, как тянет к себе, желая ощутить чужое тепло как можно ближе. Чимин поддается рукам старшего и нависает сверху, обхватывая хрупкое тело двумя руками за талию, переходит поцелуями по щекам через подбородок к шее, а затем снова к губам. Мин пальцами зарывается в черные волосы и шумно дышит в паковское ухо, когда тот целует в висок совсем целомудренно. — Ты такой красивый, Юнги, — Чимин прожигает своими карими глазами, шепчет томно и непривычно низко, плавно ведя пальцами по оголившейся коже из-за задравшейся футболки, наблюдая как покрасневшие губы приоткрываются в немом стоне, а глаза закрываются от наслаждения. Младшему нравится, как Мин реагирует на его прикосновения, на его слова, на простое присутствие, как робко старается сдержать вздохи и тихие стоны, как загнанно дышит от простых поцелуев и томных взглядов, как на его щеках играет бледно-розовое смущение.       Парнишка аккуратно стягивает со старшего футболку, мягко ведя подушечками пальцев по чувствительным бокам, где отчетливо проступают ребра, и вновь шумно чмокает в приоткрытые влажные губы. Чимин носом утыкается в шею и глубоко вдыхает едва ощутимый аромат кофе, что сохранился за целый день работы в кофейне, а затем тягуче медленно ведёт ниже по вздымающейся груди к впалому животу, чувствуя, как бледная кожа покрывается мелкими мурашками. Чимин касается пупка чуть влажными губами, слышит сдавленный короткий стон и растягивает губы в довольной улыбке, не сдержавшись. Юнги ледяными пальцами впивается в широкие плечи младшего и ощутимо царапает короткими ногтями, неосознанно обхватывая талию младшего ногами, чтобы еще ближе, горячее, чтобы слиться с Чимином в единое и неделимое желательно на всю оставшуюся жизнь.       Юнги нравится, как Пак осторожничает с ним, как тягуче медленно касается разгоряченной кожи, как невесомо целует чувствительные участки кожи, как ведёт кончиком носа по шее и как горячо выдыхает в ухо. Он впервые ощущает, как его тело мелко подрагивает от тягучей нежности, что засела глубоко в сердце, впервые его кто-то касается так, будто весь он состоит из самого хрупкого в мире хрусталя. Юнги находит чувственные губы Чимина и целует страстно, нежно, ласкает языком и едва ощутимо прихватывает зубами, а пальцами забирается под черную толстовку, оглаживая подтянутое тело подушечками пальцев, и тянет мешающую их близости одежду вверх. Они разрывают поцелуй с громким чмоком и смотрят друг другу в глаза долгие минуты, в то время как Чимин не прекращает оглаживать слишком чувствительные бока старшего, а тот в свою очередь оголённые плечи парнишки. Пак ненавязчиво, почти незаметно для старшего, разводит его ноги чуть шире и умещается между них, прижимаясь возбужденным членом к миновским бедрам сквозь ткань джинс. Они одновременно срываются на стон и с остервенением прижимаются друг к другу — Чимин оставляет россыпь ярких засосов на бледной шее и ключицах, а Юнги в ответ красноватые следы от зубов на плече и царапины от ногтей на спине. Они трутся друг о друга сквозь толстую ткань одежды, но это совсем не неловко, скорее слишком интимно и обжигающе горячо, и вместе с тем поцелуи становятся всё глубже. Пак прилагает немало усилий, чтобы оторваться от такого разомлевшего Юнги, он спускается к узким джинсам старшего и неуверенно расстегивает, не прерывая зрительного контакта, словно пытается отыскать в глазах напротив хоть какие-то эмоции, которые заставят его остановиться. Чимин как-то совсем любовно обхватывает пальцами одну ногу под коленом, медленно стягивает штанину с худой ноги и затем совсем интимно припадает к мягкой коже губами, чуть прикрывая глаза словно от удовольствия. — Чимини, — Юнги с ума сходит от открывшегося перед ним зрелища, потому что парнишка настолько чувственно целует его оголенные по-женски худые ноги, что хочется прямо сейчас в эту самую секунду умереть от разрыва сердца или кончить так и не притронувшись к себе.       Чимин буквально задыхается от того, как непривычно высоко и слишком сладко звучит собственное имя, что сорвалось с приоткрытых губ старшего. Он ладонями оглаживает каждую выпирающую косточку на ногах, а губами прижимается к возбужденному члену сквозь тонкую ткань боксеров. Юнги, совсем потеряв разум, вцепляется пальцами в растрёпанные черные волосы и стонет громко, плавясь под ласкающими руками и горячими губами, что мягко проходятся по всей длине. Мокрый язык касается выглядывающей из-под резинки трусов головки, и Мин дёргается, поджимает пальцы на ногах и всхлипывает, потому что непростительно близко, потому что слишком хорошо, потому что хочется большего. Юнги хочет задуматься о том, что выглядит совсем развратно, не по-мужски, но не может думать ни о чем, кроме горячих ладоней, мягко сдавливающих оголившиеся ягодицы, горячих пухлых губах, творящих что-то невообразимое на его члене и мягком ласковом Чимине. На глазах застывают слезы, потому что за всю свою не такую уж и долгую жизнь, Мин еще никогда не получал столько нежности и любви, сколько таится в каждом прикосновении этого парнишки. Он переплетает их пальцы, тянет Пака выше, чтобы подарить еще один трепетный поцелуй и умоляет о продолжении, задушено хрипя в ухо парнишки. Чимин плавится от такого ласкового Юнги, что подается навстречу сначала его пальцам, а затем и ему самому, что пальцами крепко-накрепко сжимает плечи, что стонет звонко, а потом смущается, но продолжает, потому что с Паком запредельно. Чимин с силой обвивает руками талию Мина, буквально отрывая его от старого скрипящего дивана, а тот и не против совсем: виснет на парне и утыкается носом в острые ключицы. Юнги дрожит от испытанного оргазма, что сияет россыпью ярких пятен перед глазами и краем сознания слышит, как своим необычайно высоким голосом стонет Чимин. Он замедляется, входит глубоко и целует мокро почти что бессознательного Юнги, который лишь может глотать воздух ртом и сжимать пальцы на ногах. Пак хрипит на ухо имя старшего и прижимает в миг расслабившимся телом Мина к дивану. Они лежат молча до тех пор, пока дыхание и сердцебиение не выравнивается и лишь потом лениво целуются, едва касаясь губами.

***

— Останься со мной, Чимини. Тебе не место в том ужасном месте, малыш, хотя я тоже не могу похвастаться хоромами, но я обещаю, что буду стараться еще сильнее, — Юнги шепчет куда-то в шею Чимина рано утром, когда тот увлечённо готовит завтрак на двоих, и почти сходит с ума, ожидая ответа. — Конечно, как я могу оставить тебя?