Табу

Поезда обладают определённым шармом, способным окутать уникальной атмосферой. Стук колёс, мерное позвякивание ложки в фирменном стакане и тихое шуршание накрахмаленного потускневшего постельного белья. Все звуки складываются в удивительный ритм, сливающийся с равномерным сопением соседей по купе, заглушающий даже звук собственного сердцебиения. Это успокаивает и убаюкивает, способствует некой медитации, возможной только в поездах дальнего следования. Но есть у железной дороги и минусы, особенно с принятием нового закона о запрете курения. Данная глупость, которая рассмотрена и утверждена непонимающими людьми, перечеркивает сотни приятных моментов, связанных с путешествиями. Теперь нельзя свободно потянуться в прохладном тамбуре, разминая затекшие ноги после неудобной позы, прикуривая сигарету и любуясь проплывающими видами за окном. Да и поход в небольшое помещение между вагонами теряет всякий смысл. Нет прокуренного воздуха, врывающегося в легкие, нет возможности завести разговор, сжигая сероватую бумагу, нет удовольствия от первой затяжки, когда просыпаешься среди ночи. Нет и ощущения уединения, когда в полутемном тамбуре лишь скромный огонёк, отражающийся в стекле, освещает пространство. Прокручиваю в руках пластиковый стаканчик с кофе, взятый наспех в привокзальном кафе. Курить на балконе, делая небольшие глотки обжигающего напитка, любуясь на приятную цветовую гамму наступающих сумерек – истинное удовольствие заядлого курильщика и псевдоромантика по совместительству. Сегодня я лишен возможности насладиться пагубной привычкой, что медленно убивает мой организм с молодости. Да и кофе заметно остыл, не подходя по температуре. Напиток должен обжигать горло и немного пощипывать пальцы, когда они обхватывают ёмкость, чтобы создавать приятный симбиоз с очередной затяжкой. При правильном сочетании в горле начинает немного першить, а потом горячая жидкость согревает изнутри, убирая и горечь, и покалывание в грудной клетке. Остается лишь табачное послевкусие. Если отмотать время назад, заглянув в бурную юношескую пору, то можно понять, откуда взялась любовь к чёрному кофе и сигаретному дыму. Ещё в Австралии у нас сложился определённый утренний ритуал, способный поставить на ноги даже после адовой попойки. Я просыпался первым, собирал волосы в хвост и плёлся на кухню. Включал плиту, доставал потрёпанную джезву из кухонного шкафчика и варил настоящий кофе, на зерна которого мы тратили большую часть скудной зарплаты. Тебя будил знакомый запах, осторожно пробирающийся в комнату. Это было определённым сигналом. Поднявшись с кровати, ты широко распахивал балконную дверь, позволяя свежему воздуху залетать в помещение, доставал пачку сигарет или отыскивал на столе две помятые папиросы, предусмотрительно оставленные с вечера. Кидал на пол изношенный плед и чиркал зажигалкой, позволяя двум веселым огонькам поджечь табак. Я приходил спустя несколько секунд, ставил на пол две кружки: одну с отколотой ручкой, другую с непонятными иероглифами. Садился по-турецки и забирал из твоих рук сигарету, начиная нашу утреннюю реинкарнацию. Мы затягивались, перемешивая терпкий дым с привкусом несладкого кофе. Смотрели на зардевшееся небо, где утро только начинало вступать в свои права. Порой грели друг другу руки, если на улице оказывалось прохладно. Иногда говорили, обсуждая написанные строчки или правя родившиеся текста, пытаясь свести их с музыкальной основой. Мы были счастливы. А что сейчас? Счастье в детях и семье? В любимой работе с неплохими доходами и бешеной поддержкой слушателей? В возможности взять билет в любую точку мира? В музыке, которая стала не только верным спутником в жизни, но и прекрасным способом самореализоваться? Нетерпеливо стряхиваю пепел и только спустя пару секунд до меня доходит – я не курю. Нельзя. Ёбаные законы. Дешёвый стаканчик демонстрирует совершенно остывший напиток. Вздыхаю. Отправляю пойло в помойку, стоит только отлипнуть от сероватой стены в тамбуре и выйти в небольшой предбанничек с туалетом и мусорным отсеком. Хочется курить. Хочется говорить с тобой. Как в старые добрые времена. Тихо прохожу по коридору, замирая у нужного купе. В этот раз я путешествую с кучей технического оборудования, занявшего все свободные полки. Ты же едешь с женой. Именно это останавливает меня от минутного порыва громко распахнуть дверь, ввалиться в небольшое пространство и, стащив тебя с полки, закурить прямо на полу, бросив туда клетчатое одеяло. Даже штрафы, которые предоставит нам железнодорожная компания, не останавливают меня, а вот мысль о твоей супруге и семейном счастье – да. В жизни каждого человека есть определенные точки невозврата, после которых нельзя всё отмотать, как кинопленку. После преодоления этого рубежа уже нет шанса оглянуться назад, все переиначить и перекромсать, не получится и пережить приятные моменты из прошлого. Наша точка невозврата – кофе на балконе с дешевыми сигаретами, горячие ладони и поглаживания запястий, быстрые поцелуи перед уходом на работу. Самое хуевое, что есть в точках невозврата – ты никогда не узнаешь, когда они наступят. Это ощущается лишь после её преодоления. Только тогда осознаешь всю невозможность сдвинуть время вспять. И тогда все горячие слова, сказанные на одном дыхании, ласковые мимолетные касания, переполненные чувствами движения, сквозящая забота и даже чёртовы традиции становятся табу. Запретом, с которым оба соглашаются и соблюдают, даже если все естество отказывается принимать. Табу, запреты, законы, правила. Трясу головой, желая выкинуть колкие слова, что плотно засели в разуме. Хочется забыть обо всем, наслаждаясь магией поездов с заспанными попутчиками и одной пачкой “Мальборо” на двоих. Хочется быть, а не существовать загнанным животным. Хочется курить, говорить, верить и ждать чуда, надеясь на всесильную любовь, способную починить даже самые старые трещины. Бесшумно открываю дверь твоего купе. Внутри тихо, не доносится ни одного звука с верхних полок, которые ты так любишь. - Лёв... Лёв, ты спишь? Отвечаешь спустя некоторую заминку, позволяющую мне засомневаться в собственной решимости. Действительно, ты можешь спать, укачанный приятными звуками природы в плеере, или просто не хочешь признаваться в бессоннице, царапающей сознание разнообразными мыслями. Тебе легче всего делать вид, казаться, а не быть. Тебе намного проще создавать иллюзию счастливой семейной жизни с приятным совместными вечерами и трогательной заботой. Тебе отлично удается выглядеть нормальным. - Нет... Нет. Я сейчас, подожди. Сейчас выйду. Киваю, тихо закрывая дверь и прислоняясь к окну. Перед глазами бесконечный лесной массив, тающий в утренней дымке августа. Через полтора часа будет совсем светло, ранние пташки уютно устроятся на своих местах и начнут мелодичную перекличку. Немногочисленные пассажиры выйдут умываться и тормошить полусонную проводницу, требуя чая. А пока девственная природа радует глаз, нетронутая яркими солнечными лучами и обволакивающей липко-душной погодой последнего летнего месяца. Ты выходишь из купе, потрёпанный и взъерошенный, но совершенно не похожий на разбуженного человека. Бессонница, я угадал. Смотрю на помятую футболку и русые пряди, лежащие неаккуратными завитками. Ты выглядишь выжатым, измученным и ненастоящим. Быстро соглашаешься нарушить закон и покурить в тамбуре, ловко выхватывая сигарету из приоткрытой пачки. Вижу, как блестят твои глаза, а пальцы слегка подрагивают в предвкушении первой затяжки. Может, тебя тоже заебали табу? Может, ты не такой уж и нормальный.