Unleashed

Полы белого халата взметаются, когда Франкенштейн проходит мимо, и М-21 хочется повести носом в его сторону, вслед ускользающему запаху. Зверь внутри него взбудоражен. Франкенштейн буквально кожей чувствует обжигающий взгляд, что бросают ему в спину. Взгляд хищника. И нечто темное в его душе одобрительно скалится в ответ — Копье хотело бы показать этому борзеющему щенку, чьи когти длиннее и чьи клыки крепче. Пот, кровь, парфюм, ментоловый запах от пятнышка зубной пасты, забытой на губе, кто-то по пути погладил бродячего кота, у кого-то на обед сэндвич с рыбой, где-то закоротило проводку, у кого-то в портфеле свежий глянцевый журнал - он различает десятки, даже сотни запахов, но почти все их он может игнорировать, просто «отключившись» от информации, что они несут. И только один цепляет его так, что хочется взвыть. И, с одной стороны, М-21 даже искренне рад тому, что это — вовсе не запах школьницы в промокших от возбуждения трусиках. Но с другой стороны... Во время планового осмотра Франкенштейн бросает взгляд на плечи М-21 и Темное Копьё жарко напоминает, что однажды уже пометило эту территорию и не прочь оставить свои знаки еще где-нибудь на этом теле. И от этого грязного томного шепота на висках у Франкенштейна выступает испарина. Это нечто бешеное, животное и совершенно непреодолимое. М-21 ловит себя на мысли, что готов намотать на кулак золотые локоны Франкенштейна, оттянуть назад его голову и вцепиться ртом в эту красивую шею. Его животная сущность сходит с ума от запаха Франкенштейна и нужно быть совершенно глухим к собственным ощущениям или откровенно тупым, чтобы пытаться это отрицать. Франкенштейн уже которую ночь видит во сне, кошмар, в котором голодные фиолетовые всполохи опутывают оборотня, стремясь поглотить. Однако вскоре атмосфера сновидения разительно меняется, и до утра Франкенштейн тонет в волнах безумного напряжения и изматывающего сладкого томления и просыпается разбитым, обозленным и взведенным как переживающий взросление подросток. Они оба накалены до предела этим бесконтрольным, доводящим до помутнения мыслей влечением. М-21 опасается, что в следующий раз вцепится зубами в развязно плюхнувщуюся на плечо ладонь Тао, а Франкенштейн гадает, заметила или нет его секретарь язычки пурпурного пламени, внезапно мелькнувшие на пальцах своего работодателя. В какой-то момент банальный мордобой кажется им обоим идеальным вариантом. И они, словно два зверя, сцепившись, катаются по полу тренировочной комнаты, вот только назвать то, что здесь происходит, «тренировкой» язык ни у кого не повернулся бы. Это сродни грязной уличной драке. Так мутузят друг дружку обдолбавшиеся таблетками и адреналином подростки на задворках ночных клубов, или школота за спортзалом. Они не применяют своих способностей, не оттачивают ловкие приемы и контратаки - они просто и без изысков валяют друг друга по полу, впечатывают в стены, оставляют друг на друге синяки и ссадины. Вот только прижимаются друг к другу как можно теснее совсем не как в уличной драке... Каждый из них как будто старается хоть немного выплеснуть, передать противнику свое безумие через кожу, через дыхание, смешавшийся пот, как передают инфекцию. И не замечает, что в ответ заражается тем же самым. М-21 осознает, что он крепко сжимает пальцы на горле Франкенштейна и, всерьёз испугавшись охватившего его помешательства, в ужасе пялится на собственные руки. Сознание вернулось к нему, и он даже готов отступить, но Франкенштейн не позволяет. Он обхватывает его ногами, с силой сжимая колени, разом выдавливая из легких весь воздух и наблюдает за озадаченным противником. Какое-то время М-21 пробует разжать захват руками и даже примеряется двинуть кулаком по коленной чашечке, но потом поднимает взгляд выше и его обжигают такой бешеной улыбкой, что он забывает даже о горящих от недостатка воздуха лёгких, и волосы за загривке встают дыбом. Да и вообще... все встает. Блядь! Эта улыбка — сплошь призыв и жажда. А этот запах... запах чистой, незамутненной агрессивной похоти, настолько плотный, кричащий и тяжелый что кажется, будто это именно он поблескивающими капельками выступает на коже Франкенштейна. Не помня себя, М-21 широкими быстрыми движениям языка слизывает их с беззащитно открытого горла, а затем вцепляется ногтями в ягодицы Франкенштейна и с размаху впечатывает их обоих в стену: раз, и другой, и третий. Франкенштейн шумно выдыхает на грани полустона, обхватывает его плечи, и со стороны это, наверное, выглядит как жесткий, грязный и грубый секс. Секс. Даже произнесенное мысленно, это слово огнем пробегает по натянутым нервам. М-21 ловит себя на том, что возбужденно рычит, вздергивая губу, как зверь, и зарываясь носом в мокрые насквозь пряди за ухом Франкенштейна, еще сильней вдавливая того в стену. Внезапно Франкенштейн делает какое-то неуловимое движение, и они оба оказываются на полу, только теперь уже оборотень подмят и придавлен его весом, и глаза нависающего противника полыхают недобрым огнем, а разбитые в кровь красивые губы так близко от его лица. Совершенно дурея, М-21 тянется к ним в попытке облизать. Франкенштейн играет с ним: легко уходя от прикосновения и снова подаваясь вперед, дразня и распаляя и в его улыбке одновременно что-то от дьявола, и что-то от шлюхи... М-21 низко рычит и вот тогда-то Франкенштейн, наконец, целует его. Вкус крови и слюны по нраву им обоим, поэтому поцелуй больше похож на взаимное поглощение. И в этот момент им одновременно становится понятно, что каждый из них проиграл в борьбе со своими демонами. Хотя... Черт возьми, да они оба уже знали, чем все закончится и согласились на все в тот момент, когда закрыли за собой дверь и остались вдвоем в этой комнате. Пресытившись лаской, оборотень опрокидывает Франкенштейна на бок, а затем с грудным ворчанием вздергивает на четвереньки. Да, вот так — по-животному! И М-21 внутренне холодеет от низменной природы своих желаний и действий, и его руки мокрые и подрагивают, словно у наркомана, когда он наполовину стаскивает, наполовину разрывает штаны Франкенштейна. И: «Останови меня! Останови, пока не поздно! Покажи мне, что я забыл свое место! Ведь иначе я...» - мечется в сознании М-21 заполошная мысль. И та его малая часть, что еще не превратилась в обезумевшую от желания тварь, понимает, что надо иначе... Что Франкенштейн сильнее, старше, опытнее, что у него за плечами больше тысячи лет жизни и уж он, наверняка знает, что, как и куда нужно. Но только кто, черт возьми, будет прислушиваться к слабому голоску здравого смысла, когда все его существо охвачено одним бешеным желанием: взять, пометить, обладать. И ведь никто не останавливает. Франкенштейн с выжидательной ухмылкой принимает навязанные ему правила, словно посмеиваясь над резкостью и нетерпением щенка, сцапавшего свою первую добычу. Никакого оскорбления для себя в подобном положении он не видит, Темное Копьё получит свое в любом случае: сверху или снизу — ему совершенно не важно, лишь бы ощутить бешеную пульсацию чужой ауры, откликающейся на его бешеный зов. На пальцах Франкенштейна появляются когти, фиолетовые разряды пробегают по его спине, перетекают на ладони удерживающего его М-21 и, словно потираясь о кожу, скользят вверх, повторяя некогда уже расчерченные узоры и руки оборотня возбужденно дрожат в ответ на ядовитые прикосновения. Крепкое мужское тело под ним ритмично подается навстречу, вздрагивает, и мускулы перетекают под пальцами, словно М-21 пытается удержать в объятиях огромную змею. Франкенштейн отдается так необузданно, что в итоге, М-21му кажется, что имеют здесь именно его, и он искривляет губы в невеселой усмешке... Они предаются похоти, как два обезумевших зверя, и как звери рычат друг другу в лицо и клацают зубами, дразня и провоцируя. Вот только вряд ли звери при этом испытывают такое умопомрачительное удовольствие. Оргазм накрывает, отрезая от реальности, и на секунды М-21му кажется, что он оглох и ослеп, и что в голове у него что-то выгорело. Франкенштейн, кажется, кончил раньше, но тело его все ещё подрагивает, и капельки пота ресчерчивают дорожками его спину и бедра. Они пытаются восстановить дыхание и вернуть самообладание. И запах на них двоих - общий: слюна, кровь и сперма. На какое-то время ярость их взаимного притяжения ослабевает, хотя полностью исчезать и не думает. Темное Копьё утихает, удовлетворенное контактом-схваткой со своенравным и сильным зверем, а тот сыто и лениво дремлет на задворках сознания М-21. Пока что. М-21му спокойно, но горько. И он думает, что Франкенштейн тоже не особенно доволен сложившейся ситуацией. Да, их темные стороны принимали друг друга, жаждали слиться и ощутить буйство друг друга, а они сами... выходит, им приходилось быть заложниками этой звериной страсти. Ведь любого зверя нужно иногда спускать с поводка. Хотя, как знать, только ли их внутренние монстры тянулись друг к другу... Ведь после того, первого раза, когда их обоих отпустило, Франкенштейн не разделал его на двадцать одного маленького «М», а хрипло выдохнул: «...ты как?». Да и сам он не сбежал к чертям, подхватив оставшиеся от одежды лохмотья, а принялся зацеловывать разодранную спину, собирая языком капли крови и пота и шепча: «Прости меня... прости....прости...». И даже увлекся настолько, что это чуть не закончилось вторым раундом. М-21му горько, но он осознает, что с предвкушением ждет следующей вспышки. И он надеется, что Франкенштейн — тоже.