***
Катастрофа пришла неожиданно. Наверное, она долго подкрадывалась, выжидала, чтобы один тёплым июльским деньком наброситься на город, захлестнуть его волной страха, паники и запаха первой крови. О том, что появился странный вирус, знали все: начиная уличным мальчишкой и заканчивая порядочным бизнесменом. Все знали, и не воспринимали как угрозу. До того рокового момента, когда «заражённые» вышли в свет. Сергей не может сказать точно — откуда, как и почему они появились именно в его городе. Он только помнит, как его привычная жизнь рассыпалась на кусочки под рёв сирены и крики охваченной паникой толпы. Как в зал, прерывая судебный процесс, вбежал бледный охранник, доложив о приказе здешних властей немедленно прекратить любую деятельность и отправляться в укрытие. Помнил, как они бежали по улице, а сзади доносился нечеловеческий вой и хриплое смрадное дыхание самой смерти. Тогда-то они и познакомились с «заражёнными». Именно в тот момент, заставляя себя бежать, хотя лёгкие уже давно жгло раскалённой кочергой, он понял, что все его житейские проблемы, которые буквально час назад казались ему первостепенными, самыми важными, навсегда отошли на второй план. Что даже если когда-нибудь жизнь повернёт в привычное спокойное русло, он никогда уже не станет рассказывать жене о том, что его не ценит начальник — уж скорее расспросит, как у неё дела на работе, а потом предложит на все выходные уехать в загородный домик. Да, точно. Когда всё это закончится (а это точно закончится), он возьмёт свою жену на руки, посадит в машину и они уедут. Далеко-далеко. Как в сказке. Но пока-что сказка уступала место хоррору. Сцена. Мотор. Съёмка. Сначала всем было страшно. В холодном бомбоубежище времён второй мировой, без связи с внешним миром, в страхе перед чем-то ужасным, с чем они вот-вот столкнутся, они — толпа — стояли почти не двигаясь, и только шёпот летал в пропахшем отсыревшим известняком воздухе. Даже дети не плакали — видимо, ещё не поняли, что произошло. Сергей смотрел по сторонам, надеясь найти алое платье и успокаивающую улыбку жены. Но Катерины нигде не было — то ли её спрятали в другом месте, то ли… Другие вероятности Сергей здраво предпочёл не рассматривать. Он просто стоял, прислонившись спиной к стене. В выглаженном костюме, с кожаной папкой в руках. Даже не представляя, что в скором времени всё будет намного хуже.***
— Катерина? — Джинн внимательно посмотрел на него, нахмурился, словно что-то вспоминая, и ответил, когда Сергей уже решил, что оно не умеет говорить: — Сложный вопрос, — голос оказался скорее мужским, чем женским. — У меня нет имени, но да, для тебя настоящего я было Катериной. — Что значит «для тебя настоящего»? — шёпотом осведомился Сергей, воровато оглядываясь по сторонам. Джинн фыркнул и с ехидцей, присущей только его жене, произнёс: — Если не хочешь слыть ненормальным, то уж лучше общайся со мной ментально. Я надеюсь, в такой пугающей обстановке ты не забыл свою дурацкую фантастику? Какое-то время они изучающе смотрели друг на друга. Сергей, как всегда, прямо, а Джинн, то ли подражая Катерине, то ли ей и являясь, склонив голову на бок. «Так что это значит?», — подумал Сергей и тут же получил резкий ответ: — Это значит, что для такого тебя, какой ты есть сейчас, я было Катериной. Дурак. «То есть ты хочешь сказать, что раньше я не был Сергеем?» — Ну, почему же не был? Был, конечно? - рассмеялся Джинн и недовольно прибавил: — Ты думаешь, что после стольких ролей, которые ты на себя примерил, имя Сергей ты носишь впервые? Конечно, нет. Просто сейчас ты не помнишь этого из-за того, что жив. «Хорошо, допустим, ты говоришь правду, хотя это и полный бред. Тогда как меня звали до того, как я стал Сергеем?». Джинн улыбнулся. Вид его однозначно говорил: «Наконец-таки ты начинаешь думать своей пустой башкой». — У нас нет имён. Имена нужны для тел. А здесь… — джинн не стал (не счёл нужным?) уточнять, где именно это «здесь». — Ты просто чувствуешь, что это — я, а я знаю, что это — ты. Ведь ты поверил мне, когда я появилось перед тобой. Согласись, ты чувствовал, что я когда-то было Катериной. «Допус…» — А ты всё дальше уходишь на тонкий лёд допущений. Всё очень просто — или ты веришь мне, или нет. Не надо перегружать свою память тем, что ты хочешь знать, но отказываешься принимать. Ведь в какой-то момент этот лёд проломится, и с тобой случится то, чего ты боишься больше всего на свете. «И что же это?». Джинн доброжелательно улыбнулся. — Смерть. Сергей почувствовал, как кровь стынет в жилах. Представил, как в глазах темнеет, и в этой тьме его сознание растворяется, исчезает, остаётся на уже перевёрнутых страницах истории в книге, которую никто никогда больше не откроет. Как нудная школьная литература — прочитаешь лишь один раз. И то потому, что заставили. Он вздрогнул, видение отступило, и Сергей вновь увидел тускло освещаемый подвал, в котором к стенам жались несколько десятков людей, которые точно так же боялись смерти. — Вообще-то, — Джинн снова заговорил: — Всё будет не совсем так. Ты утратишь только эту личность. Даже не утратишь — она просто переплетётся со всеми остальными, возродив истинного тебя. «То есть я стану как ты?». — И да, и нет. Ты возродишься, подобно мне, но мы разные. В противном случае этот мир уже давно бы развалился. «Что ты имеешь ввиду?». — Если бы мы были абсолютно идентичными, то это нарушило бы порядок вещей, ведь в мире нет ничего абсолютно одинакового. Даже на первый взгляд похожие безделушки, которые пока что производят ваши заводы, отличаются хоть чем-нибудь: будь то брак или отсутствие одной единственной молекулы. Но я здесь не затем, чтобы снова и снова рассказывать тебе о том, как устроен этот мир. Лучше скажи мне, почему ты… Джинн не договорил. В подвал вбежал один из разведчиков, а это означало одно — пора убираться, пока их не разодрала толпа обезумевших существ, которые раньше были людьми. Подвал ожил. Наполнился женскими криками, плачем, детскими воплями и руганью мужчин. Сергей подобрал ружьё с пола, вопросительно посмотрел на Джинна и только сейчас заметил произошедшие с ним изменения. Черты Катерины притупились, исчезли. От его жены у Джинна остались только глаза, а всё остальное: нос, брови, волосы, — исчезло, обернулось туманом. Рот превратился в узкую щель. — Иди, — сказал Джинн. — Договорим, когда ты вернёшься. И Сергей знал, что вернётся. А дальше наступило очередное сражение. Кровь, вой, визг, крики раненных — всё противоестественное действие смешалось в одну смазанную картинку. Осознание происходящего исчезло, пальцы инстинктивно зажали спусковой курок, а нелюди с обезображенными человеческими лицами всё прибывали и прибывали. Впервые Сергей убил три недели назад. Тогда он был один — единственный выживший из всех тех, кто был в бомбоубежище. Он до сих пор не мог сказать, как так вышло — везение или что-то другое. Он тихо крался по пустынным улицам, надеясь найти себе временное пристанище, в котором сможет хоть немного поспать. Некогда холёный адвокат престижной фирмы в обвисшей майке и дорогих, но помятых и вымазанных в крови и грязи штанах, как последний трус дёргался при каждом шорохе. Рука с длинным острым тесаком тряслась, и он понимал, что вряд ли сможет защититься от «заражённых» кухонным ножом для резки мяса. Как оказалось, смог. Уложил четверых. Бил куда придётся, без разбору, обезумев от запаха разлагающейся плоти и возможности умереть прямо на месте. От остальных его спасла та же группа, что поселилась в этом подвале. Но сразу поблагодарить их он не смог — всё ещё пребывал в шоке от того, что убил. Потом ему сказали, что когда они добирались до убежища он беспрестанно твердил: «Убийство с целью самообороны… карается малым сроком…». Сергей ударил очередного «заражённого» прикладом в лицо. Сейчас ему было противно от прошлого себя. Сейчас он мог хладнокровно убивать, чтобы выжить. Будь то его начальник или девушка из утреннего автобуса — ему было всё равно. Он был готов убить любого. Кроме…***
Джинн ждал его на том же самом месте. В углу большого полузатопленного подвала. Здесь уже никого не было: только где-то на улице раздавался нечеловеческий вой, а от топота множества ног с потолка сыпалась пыль. Его лицо вновь приняло образ Катерины, и Сергей не сомневался в том, что Джинн уже знает о произошедшем. — Нужно уходить. «Заражённые» скоро будут здесь. — Почему ты не назовёшь вещи своими именами, — голос Джинна оставался спокойным. — Они зомби, ходячие мертвецы. Почему бы тебе не признать это? Вирус, поразивший их, уже уничтожил их сознание и теперь разлагает плоть. — Это не меняет того, что нам лучше убраться отсюда, иначе ты… — Я не умру. Ты забыл, что в данной декорации я всего-лишь часть твоего сознания и не могу контактировать с окружающим меня миром. — Но… — Ты хочешь, чтобы я пошло с тобой, но этого не произойдёт. — Сергей опешил. — Почему? — Потому что ходить за потерявшим память тобой — слишком скучное занятие, — обиженным голосом произнёс Джинн, не сдвинувшись с места. — Но не стоит растягивать спор на неопределённое время, которого у тебя нет. Каждый из нас всё равно останется при своём мнении. Лучше ответь мне, почему ты не убил меня — а, если вернее, моё тело? — Но ведь это была ты, Катерина, — Джинн разочарованно вздохнул. — А ты уподобляешься окружающим тебя и продолжаешь верить в псевдо-лекарство. Джинн покачал головой. — Проблема в том, что вы воспринимаете нас как наши тела, а это, скажу тебе, подход мазохиста. Человек — это душа, а тело — всего-лишь временная оболочка. Вот, к примеру, я. Ты не догадываешься, почему моё лицо до боли напоминает лицо Катерины при жизни? А всё потому, что ты продолжаешь ассоциировать моё тело с моей душой, совершая непростительную ошибку. В этом-то и состоит вся задумка того, кто придумал эту вакханалию. Вы, люди, не можете поверить в смерть, пока не увидите тело в гробу. — Что значит «кто придумал эту вакханалию»? — Это значит, что я не знаю имени, возраста, пола и расы существа, которому в голову пришла подобная задумка, но само по себе всё это произойти не могло. «Думаешь?» — скептически осведомился Сергей. Джинн вздохнул. — Ты всё равно никогда не поверишь в это, пока ты человек. — Почему? — Потому что ты человек! — рыкнул Джинн. — А все люди эгоисты! Вы любите объяснять происходящее своим божественным присутствием. Обезьяны нужны были для того, чтобы из них появился человек. Египетские пирамиды построили для того, чтобы похоронить людей. Люди нетрадиционной ориентации появились потому, что планета терпит перенаселение. Везде «человек», «человек» и ещё раз «человек»! Вспомни хотя бы свои глупые книжки: если пришельцы есть, то они обязательно высадятся на Земле; если существует магия, то она, конечно же, на Земле; если есть другие населённые планеты, то там обязательно найдутся люди, ко всему прочему говорящие на твоём родном языке! Эгоизм у вас в крови, и это не лечится. «Но ведь пирамиды и вправду построили люди, там правда лежат мумии, а человек произошёл от обезьяны. Это исторически доказано», — Сергей нахмурился. Даже почувствовал обиду за свою нацию. — Прости, я всё время забываю, что ты пока что тоже эгоист. — голос Джинна звучал мягче. — Но неужели ты веришь в историю просто потому, что знаешь о существовании древних городов, рукописей времён Нестора Летописца, и из-за того, что пару раз путешествовал по историческим местам? — Они посмотрели друг на друга. — Видимо, да. Что ж, тогда придётся объяснить тебе на языке эгоиста. Просто представь, что всё, тебя окружающее — не более чем декорации твоей жизни. Всё это было придумано лишь для того, чтобы ты — крупица среди космической пыли — прожил свою жизнь, просуществовал, чтобы потом вновь стать истинным собой. А если всё именно так, то ты всё ещё будешь утверждать, что история существует? Её придумали только для того, чтобы ты оказался здесь — посреди «ада», как вы, люди, часто выражаетесь. А сейчас тебе лучше уйти, потому что она здесь. Видимо, нашла тебя по запаху. Если ты промедлишь ещё хоть полминуты, то присоединишься к свите мертвецов. — Но я не уйду без тебя. Джинн посмотрел на него, как на смертельно больного. — Послушай. Сейчас у тебя есть выбор — или ты поднимаешь своё бесполезное ружьё без патронов и живо убираешься, или вступаешь в смертельную схватку, умирая здесь, в вонючей канализации, от рук тела своей жены. Выбирай. Сергей не двинулся с места. — Ты сказала, что после смерти я стану самим собой. Думаю, раз уж я узнал об этом, то не стоит затягивать. Джинн назвал его идиотом, но явно был доволен его выбором. Сергей стоял, вызывая в голове воспоминания связывавшие его с Катериной — той Катериной, которую он знал, а не её перерождение в виде духа сомнительного происхождения. Вспоминал, как они поженились; как поехали заграницу, и Сергей битый час на ломанном английском объяснял официанту, что они хотят заказать пиццу и кофе. Вспомнил, как она предложила прыгнуть с парашютом… Катерина появилась незаметно. Сергей не сразу заметил шлёпающие шаги. Сгорбленная, кривая, так не похожая на обычную себя. С лицом, перепачканным в крови. Со свалявшимися грязными волосами и затуманенным взглядом. Сергей отбросил ружьё в сторону и уверенным движением достал длинный острый нож. Он больше не боялся смерти. Джинн внимательно наблюдал за ним, не сдвинувшись с места. Катерина, наконец, заметила его, кинулась навстречу, занося руку для удара. Сергей больше колебался — отклонился в сторону, отрубая запястье. Заражённая не почувствовала боли, только глупо уставилась на рану, из которой сочилась вязкая коричневая жижа. Сергей не стал медлить и с размаху всадил нож в шею. Тело покачнулось и завалилось назад. И тут же его левое предплечье вспыхнуло болью — падая, Катерина оцарапала его длинными ногтями уцелевшей руки. — Теперь всё кончено, — сказал Джинн, глядя на него то ли с разочарованием, то ли с чувством выполненного долга. — Ты снова станешь… Голос Джинна всё отдалялся, пока вовсе не стих за очередным поворотом сознания. Чувства притупились. Тусклый потолок подвала погрузился во тьму. Последнее, о чём Сергей успел подумать: «Так вот как душа отделяется от тела».***
Отсюда, с высоты тысячи метров над землёй, всё казалось совершенно другим. Катерина стояла рядом, о чём-то говоря, но Сергей не слушал её — слишком страшно. Особенно если представить, как парашют не раскроется и твоё тело станет большим карминово-красным пятном на зелёной весенней траве. — Эй, герой, готов? — он улыбнулся. — Конечно. — Катерина лукаво прищурилась. — Неужели не боишься? — Какой дурак боится смерти? — жена посерьёзнела. — О чём бы не писали в твоих глупых книжках, смерти нужно бояться. Это заставляет тебя жить. Запомни это навсегда. А теперь — прыгай.***
Сергей падал в кромешной тьме. Падал бесконечно долго, зная, что до дна этой пропасти он не успеет долететь, и понимая, что Джинн никогда не был Катериной. А ещё он был уверен, что всё сказанное этим феноменом его воображения его больше ни капли не волнует: Сергею было всё равно — существовала ли история до его рождения, действительно ли люди такие эгоисты. Весь их долгий разговор представлялся тратой драгоценного времени. Только сейчас, на пороге смерти и саморазрушения, он понял, что главное в мире не правда. Что даже зная все тайны природы и мироздания, человек всё равно будет несчастен, потому что смысл происходящего поймёт (если поймёт) только перед самым концом. Когда что-либо менять будет поздно. Он понял, что, как и в любой книжке, в жизни важен не конец и не начало. В жизни важна сама жизнь. А тело медленно рассыпалось тысячей осколков, пока кто-то неизвестный не перевернул очередную страницу бесконечной книги судьбы. А тем временем над городом, распыляя изобретённое лекарство, зависли десятки вертолётов.***
— Сергей! — над ним нависло обеспокоенное лицо Катерины. Сергей осмотрелся — их квартира. Почти в центре города, с прекрасным видом на недостроенную многоэтажку под которой… — Ты жива? — жена посмотрела на него, осторожно потрогала лоб и недовольно заметила: — Ты слишком много читаешь свою фантастику. Заканчивай, хотя бы на ночь. — Сергей откинулся на подушки, закрыл глаза, почувствовав, как тело расслабляется. Сон. Всего лишь сон. Всего лишь идиотский ночной кошмар, который перевернул его жизнь. — Уже восемь утра, соня, — донеслось из кухни. — Вставай, если не хочешь, чтобы начальник снова кричал на тебя. — И тут Сергей вспомнил про обещание, которое дал себе во сне. Катерина возилась у плиты. Налила масло на сковородку, разбила два яйца, попутно достав из холодильника хлеб, сыр и масло, чтобы сделать ему с собой бутерброды. Сергей подошёл к ней сзади, обнял за талию. — С тобой точно всё хорошо? — Сергей облегчённо вздохнул. — Теперь да. К чёрту работу — поехали на пикник?