17.

      - Боунз, ты пьешь, как будто это твоя последняя порция алкоголя, - Кирк стукнул главного медика по спине, из-за чего тот подавился очередным глотком виски и сильно раскашлялся, что развеселило капитана ещё сильнее. - Не переусердствуй, дружище, утром нам придется вернуться на корабль.       - Иди в жопу, Джим, - Кирк громко расхохотался и буквально нырнул в толпу веселящихся подчиненных, оставляя лучшего друга нажираться в гордом одиночестве. Все веселились, пытаясь отвлечься от того дурдома, что происходил последние дни.       Маккой прекрасно их понимал. Корабль ромуландцев непонятно откуда, гибель Вулкана, да и сам он не был готов к такому внезапному повышению в должности и такому ужасающему количеству мертвых людей вокруг.       - Ебаный Звёздный флот, ебаный космос и самый ебанутый Джим Т. Кирк, - Боунз выхватил бутылку с виски у бармена из рук, сполз со стула и побрел подальше от толпы, ощущая, как раздражение накатывает так же быстро, как и опьянение.       Спасение нашлось в небольшом закутке, отгороженном от остального помещение стеной и прозрачным окном. Мебели здесь не оказалось, зато открывался отличный вид на Сан-Франциско. Настроения любоваться совершенно не было, и показав городу красноречивый жест, южанин приложился к горлышку бутылки.       Покачнувшись, он прижался лбом к прохладному стеклу. Совершенно не хотелось думать о пережитом. И что завтра придется возвращаться в белые стены лазарета и лечить похмелье, а не пытаться засунуть кишки молодого медика на место.       - Доктор Маккой. Вы в порядке? – Леонард вздрогнул и с трудом отлип от стекла, повернувшись на голос. Перед ним стоял юный навигатор и смотрел тем же взглядом, что и при первой встрече. Наивным, открытым, с искренней обеспокоенностью. - Как тебя там, Чейков? - Чехов Павел Андреевич, сэр!       Мальчишка тут же выпрямился по стойке смирно и четко отрапортовал. Ну, по крайней мере, попытался сделать это чётко и без акцента. Но судя по заплетающемуся языку и румянцу на щеках, он дорвался до алкоголя.       - А что, если мне плохо, Павел? Что ты можешь сделать? – горькая усмешка доктора и легкая паника во взгляде русского. Он сделал пару шагов к нему, протягивая початую бутылку. – Лучше сам расслабься чтобы забыть … все.       - Доктор Маккой, но, если я мог бы… о, я не думаю, что, - Маккой нахмурился и настойчиво протянул бутылку парню, и он неуверенно обхватил ее обеими руками, касаясь горячими пальцами рук медика. – Хорошо, но только если немного.       Чехов ещё раз кинул взгляд на старшего товарища и, кивнув каким-то своим мыслям, приложился к горлышку, делая несколько крупных глотков. А Леонард смотрел. Наблюдал, как дергается кадык. Как он жмурится, проглатывая, и вытирает тыльной стороной ладони влажные губы. Как он кашляет, а в глазах скапливаются слезы от крепкого алкоголя. Боунз тихо смеётся, подходя к нему вплотную, и проводит большим пальцем по скуле, стирая все-таки скатившуюся слезинку.       Внутри что-то ёкает. Непонятное или давно забытое, но на ускользающем ощущении трудно сосредоточиться, когда ты смотришь на этого парня, широко раскрывшего глаза и приоткрывшего губы, словно хотел что-то сказать, но резко передумал. Совсем не получает и отвести взгляд.       - А, ты ведь отлично себя показал на этой миссии, я думал, что буду в лучшем случае собирать тебя по кусочкам, а на тебе было только несколько царапин, - пальцы скользят по местам где у энсина до этого были ранки. Совсем не большие и правда царапины, полученные больше по невнимательности и не угрожающие его жизни.       Тонкие пальцы вцепляются в его руку, и до пьяного мозга доноситься тихое «доктор». Но он словно бы и не слышит. Вжимает паренька в стену и буквально впивается в его губы поцелуем. Жестким, требовательным, перехватывая его руки, не позволяя себя оттолкнуть. С напором проникает языком его рот и, кажется, парнишка даже пытается ему неумело отвечать. Через все движения буквально сквозит тем, что он собственник и заявляет на него свои права.       Раздается звон разбитого стекла, и Боунз резко отстраняется от него. Тяжело дышит и смотрит на русского гения, словно первый раз видит. Осознание, что он только сделал, отрезвляет его лучше всякого холодного душа.       - Блять, блять, блять… тебе же всего семнадцать, черт! – медленно разжал руки, освобождая его запястья, и прежде чем вылететь из-за закутка, замечает, как он закрывает ладонями свои губы. Кажется, предстоящее утро добавит ему головной боли.