Часть 1
19 февраля 2017 г. в 14:12
#Ask_Bleach_Characters
#ABC_Gin_Ichimaru
#гинолисьи_сказки
Вас часто сравнивают с лисой. Вы с таким сравнением согласны? Как Вы вообще относитесь к этому зверьку?
(таймлайн Готэя, задолго до всяких ушествий; период мирного существования, так сказать )
Ичимару посмотрел на записку раз. Посмотрел другой. Перевернул бумажку, посмотрел с обратной стороны. Перевернул и прочитал снова. Поднял голову.
– И-изуру… – сладко-сладко, просто невыносимо, – что это ты мне принёс… такое?
Кира вскинул от бумаг испуганный взгляд. Выпрямился, посмотрел ошарашенно, не понимая, чем поразил Ичимару-тайчо. Разглядел наконец бумажку, чуть покраснел и принял вид виноватый, но в то же время явно расслабился: видимо, считал, что всё это сущий пустяк и не вызовет никакого гнева. Никакой беды. Никому плохо не будет. Ах, Изуру…
– Это, тайчо, Женская ассоциация шинигами придумала вопросы вам задавать, – голос лейтенанта звучит виновато, но легкомысленно; да, не считает Изуру, что сделал что-то непозволительное, – они вам записки с вопросами будут присылать…
Кира наконец-то даёт себе труд внимательней всмотреться в лицо капитана – и понимает, что оценил происходящее неверно.
– Вот как, – голос Ичимару звучит отстранённо и неприятно шелестит, будто змея по песку струится. – И я узнаю об этом… последним.
Вид у Киры делается несчастным. Однако он по-прежнему не видит причин для серьёзного недовольства и явно не принимает его на свой счёт.
– Что вы, тайчо, – говорит он с упрёком, – я вам давно рассказал. Помните – вы тогда ещё были сильно не в духе из-за…
Гин вдруг вспоминает: осень, у самой старой хурмы треснула и отвалилась от ствола самая плодоносная ветвь, висит на честном слове, а тут урожай, а тут уже и холода, успеет ли оклематься дерево, надо ли пытаться подвязать ветвь или удалять её решительно?.. а тут Кира с какими-то безумными записками под ногами путается.
– Да, – соглашается Гин, и его прищур превращается в просто прикрытые веки, – вот что… будь мил, Изуру, сделай-ка чаю.
Пока лейтенант возится, Ичимару с неподвижным лицом смотрит (щурится) на безумный текст. С лисой. Надо же. Кто бы подумал. Часто.
Гин уверен, что, будь это правдой, он бы об этом знал.
Он вертит записку, пытаясь определить, где, когда и кто её писал. Бумажка потрёпана, словно прошла через множество рук; её неоднократно сворачивали и разворачивали, так что надпись уже немного истёрлась. Бумага не похожа на ту, которой пользуются в отряде… и в пятом отряде тоже. И в десятом. И вообще в Готэе.
Женская ассоциация. Вопросы. Задавать. Вопросы? Что за идиотский способ брать интервью? Кто тут идиот – ассоциация или Тоусен? Ладно, с Тоусеном разберёмся… но лиса?..
– И-изуру…
– Да, тайчо?
В голосе лейтенанта едва уловимо звучит забота. Кира сегодня не нервный. Что ж, ладно.
– Где же ты эту записку взял? Расскажи мне. Об этой затее.
Кира устанавливает столик, коротким поклоном приглашает к чаю.
– Да, тайчо. Ячиру-фукутайчо…
Ах, Ячиру. Вот удобно же эта их ассоциация устроилась. Впрочем, несложно Ячиру спросить. И, может быть, она даже ответит…
– …записки будут нечасто, – Ичимару пропустил часть объяснений. Изуру, видя, насколько тайчо задумчив, огорчается, что чем-то капитана огорчил, и голос его теперь звучит почти жалобно: – На них можно не отвечать, но… если… у вас будет настроение…
– Будет, – кивает Гин. — Давай пить чай. И расскажи мне, сколько у меня хвостов.
Глаза Киры распахиваются, затем он несмело улыбается.
– Едва ли кто-нибудь осмелится назвать вас кицуне, тайчо, – руки Киры бережно наливают чай в капитанскую кружку, – но, если бы это случилось…
Гин с любопытством смотрит ему в лицо. Кира мешается еще больше, но рука, наливающая чай, не дрожит, – натренировался мальчик.
– …Если бы это случилось, – совсем тихо, но упрямо продолжает Кира, – я не дал бы вам больше пяти.
В вечно сощуренных глазах проскакивает искра. Ичимару усмехается и отпивает чай.
– Экий ты сегодня смелый, Изуру. Что-то случилось?
– Да, тайчо.
Кира ставит свою чашку на столик и кланяется.
– Позвольте просить вас о тренировке с шикаем, тайчо.
Ичимару сдерживается и не фыркает в чашку. Ставит её на стол, смотрит на склонённую макушку. Спрашивает почти весело:
– Что, серьёзно?
– Да, – тихо говорит Кира и наклоняется ещё ниже. Потом поднимает голову. В его глазах – смесь решимости, удивления и надежды.
– П-пожалуйста, тайчо, – произносит он – и Гин понимает, что всё его раздражение как рукой сняло, и дела ни до каких записок ему больше нет. Потом разберёмся.
Ичимару кивает:
– Ладно, – поднимается легко и коротко дёргает головой, указывая за окно: – Пошли.
Разворачивается, будто в танце, и в шунпо вылетает наружу, краем глаза заметив, как от изумления расширяются глаза Киры.
Лисы – это, безусловно, хорошо. Сегодня он будет добрый мудрый белый лис.
Лейтенант догоняет его уже возле самого полигона. Красиво приземляется – строго за капитанским плечом, – и замирает, готовый ко всему.
Ичимару поворачивается к нему лицом. Улыбаясь, делает несколько шагов, отходя чуть подальше.
– Атакуй.
Брови Изуру вздрагивают, затем сходятся на переносице. Рука замирает над рукоятью. Лейтенант пожирает его глазами – Ичимару с отстранённым удовлетворением отмечает, что взгляд правильно рассредоточен; Изуру готовится поймать ответный удар, – неуловимый бросок, и… Ичимару держит свой короткий клинок у его шеи; Кира дышит судорожно, и на коже тут же появляется надрез – тоненький, гораздо тоньше волоса, однако достаточный, чтоб пустить каплю крови. Изуру втягивает воздух, делает шаг назад, кланяется.
– Ещё раз, – сухо произносит Гин, морщась и стряхивая Шинсо. Изуру вскидывает благодарный взгляд. Гин отскакивает на пару метров и так же сухо командует:
– Атакуй.
В этот раз Изуру успевает активировать шикай, чем бесконечно удивляет Гина. Впрочем, тот только иронично задирает брови и кивает: продолжай же.
На третий раз Изуру, наконец, понимает; он не ждёт команды, он активирует шикай тихо и быстро, так, что тот проявляется в момент атаки; он почти успевает, – вот только почему-то Шинсо оставляет ещё одну отметину на его горле. Ичимару морщится, раздражённо взмахивает клинком, проводит обратным движением лезвием по своему рукаву, прежде чем спрятать Шинсо в ножны. У Изуру глаза ребёнка, умоляющего о чуде.
– Потом, – раздражённо машет рукою Гин, отворачиваясь, – довольно.
Пол… нет – четверть секунды он ждёт, что Изуру сейчас нападёт. Но увы: лейтенант на такое решиться не может.
Изуру смотрит на него с отчаянием человека, утратившего предпоследнюю надежду. Гин ухмыляется себе под нос недобро и своеобычным своим жестом машет длиннопалой кистью:
– Идём.
Изуру кланяется и прячет в ножны меч, одаривая свой клинок смертельно выразительным взглядом. Гин ухмыляется ещё гаже и неторопливо возвращается в отряд. Обычным ходом. Спустя секунду лейтенант занимает место за его плечом. По нервному дыханию ясно, что его переполняют чувства. Ичимару молчит, идёт себе спокойно, и шагу на десятом Кира понимает, что капитанская рейацу мягко, почти незаметно обхватывает его, что-то делает с его собственной рейацу.
– Тайчо? – позволяет себе вопрос Кира.
– Молчи, – отзывается Гин неприязненно, будто осаживает невовремя взбрыкнувшую лошадь.
Кира задерживает дыхание и так и идёт, едва позволяя себе дышать, почти ослепший и оглохший от волнения, – чем, кажется, ещё сильнее раздражает Гина.
Впрочем, на подходе к расположению отряда он уже в состоянии анализировать и вовсю трудится над воспоминаниями о бое, деликатно пытаясь не замечать манипуляций Гина. Ичимару шипит сквозь зубы, Изуру испуганно отдёргивает собственные внимание и рейацу – и на этом всё и заканчивается: потому что вот уже от ворот к ним бежит мальчишка-госеки, машет руками и вопит, а на плечо Ичимару садится бабочка – видать, опять в Готэе приключилось что-то. Так думает с досадой Гин; а Кира решителен и готов наводить порядки. Жаль, мелькает у Ичимару мысль, жаль, нет времени побыть, э-э, как положено, лисом, очень белым и очень мудрым лисом… а это неправильно; это придётся исправлять.
А потом начинается рутина и суета, и сказки о лисах заворачивают свои волшебные носы в свои божественные хвосты и засыпают до лучших времён. До следующих встреч с Кирой. До следующей вспышки настроения. До следующих чудес.