my killer, my lover

Первая ночь, первую чёртову ночь я наблюдаю за тобой после того, как ты пригубил сердце Маркуса. и мне кажется, что это действительно наша первая ночь после знакомства. Я знаю, что ты не спишь, Натан. Ты можешь уверять себя в собственной смелости, решительности и чёрт знаешь в чём, но ты боишься. Встреча с Анной-Лизой добьёт тебя и лишит толики человечности. Я бы лично перегрыз ей горло, я ненавижу её за причинённые тебе страдания. Ненавижу эту сволочь, а ты, глупый Чёрный, её любишь. Ты её возненавидишь, я не сомневаюсь, но ты убьёшь и часть себя, которая безумно любит эту суку. Чувство доверия к Белым Ведьмам окончательно тобой потеряно, а верить тебе больше не во что. Они не святые, Натан. Белые — не значит Святые. У тебя не осталось ничего, Натан. Я не упускаю мысли, что ты знаешь о моём присутствии, но я не скрываюсь, просто тихо наблюдаю за тобой. Я вижу, как ты сидишь подле коренастого дерева ко мне спиной, упираешься затылком в кору, и силуэты лесной травы мешают созерцать полную картину. Я не хочу бегать, не хочу отступать, а жалеть уже поздно. Я вижу, как ты поворачиваешься в мою сторону, но голова низко опущена, плечи ссутулены, а походка тверда. Сердце пропускает удар, когда ты встаёшь и направляешься в мою сторону. Но я не хочу бежать, поэтому стою. Через несколько шагов ты уже окажешься напротив меня; через секунду увидишь мою тень. И ты стоишь напротив меня, но молчишь. На ходу ты тянул ко мне руки, а отсутствие Фейрборна в них облегчало нервы. И вот, ты прижимаешься ко мне, руки судорожно свалились мне на плечи, а я стою, как идиот, неподвижно. Я и не знаю, что с тобой и какого черта ты творишь, Натан. Эти вольности не для тебя. Темно, но моё укрытие позволяет видеть твою тень на фоне ночного неба и подсвета луны. Ты не смотришь на меня; ты вообще никуда не смотришь, а через удар сердца я чувствую тёплое дыхание над ухом. — Она его убила, — он судорожно усмехается, но не даёт вставить мне слово, продолжая. — А я убью её, правда, честно? Честно, Габриэль? Скажи, что да. Да! Да, да, да! Это будет честно, кровь за кровь! Я молчу, терплю табун мелкой дрожи по телу. Натан мыслит безумно, но при этом умудряется лишь входить в роль. Он вполне вменяем, но отчаяние движет им. Отчаяние выбивает эмоции, словно пробка от шампанского пробивает потолок. А он продолжает что-то судорожно шептать, биться в истеричных смешках и выдает мне на ухо вполне отчетливую фразу: — Поцелуй меня, Габриэль. Это фраза не подразумевает под собой осторожного вопроса или робкой просьбы. Это обычное предложение, сказанное сдавленным голосом мальчишки. И я смотрю на него, а затем, без лишних нудных раздумий, мягко касаюсь его губ своими. И я чувствую, как меня бьёт судорожная дрожь. Эмоции Натана захлёстывают меня, словно это я сжевал сердце собственного отца. Словно это я разочаровался в девчонке, которую любил всем сердцем. Словно это я прошу целовать себя. И Натан, спустя секунду, в течение которой я уже успел перебрать варианты сомнений, бесцеремонно углубляет поцелуй. Им движут эмоции, я знаю, но сейчас мне нужно лишь его присутствие и ощущение тепла на губах. Без дополнительной точки опоры грубо и неудобно, поэтому я обхватываю его локоть и слегка завожу назад, сжимая пальцами. Натан давит усмешку сквозь поцелуй и даже не даёт мне среагировать на этот жест, отстраняясь. — Ты делаешь это иначе, — недовольно бурчит он, но теперь я вижу, что подобие улыбки мерцает на его лице. Он играет свою роль, я — свою. — Ты делаешь это впервые, — парирую я и отталкиваю колдуна из этого тёмного, узкого и совершенно неудобного закоулка, будучи бывшим моим убежищем. Сейчас мы на равнине близ гор, и тишина здесь как нельзя кстати. — Ещё, — мямлит он и если бы не слух Чёрных, то вряд ли я разобрал его слова. И я склоняюсь снова; мне приходится наклоняться; но касаюсь уже не его губ, а шеи. — Скажи, что ты убьёшь её, — рычу я, не в силах сдержать его эмоций. Они настолько сильные, что я и сам грубею в считанные секунды. — Я... да, — запинаясь, ответ следует медлительно и где-то кроется продолжение фразы. Но это сдавленное «да» звучит и мне этого достаточно. Натан перехватывает тонкими, загрубевшими от ран, пальцами мой подбородок и смотрит мне в глаза впервые за этот вечер. И я вижу в его глазах, чёрных, самых чёрных какие только можно было увидеть во всей жизни, отблески бездонных крапинок. У него красивые глаза. Мне нравится вот так просто смотреть на него. Он осторожно целует меня, как я делал когда-то, чтобы успокоить его. Совсем легкий, невинный поцелуй, не имеющий ничего общего с предыдущим — ярким и звериным. Натан отстраняется и виновато давит со сдавленной улыбкой: —… я не смогу её убить, Габриэль.