This is not the end

«Рип?» Мне кажется или напряжение между нами действительно можно резать ножом? «Здравствуй Сара, » — Рип поворачивается ко мне. Что-то тут явно не так. Раздается оглушительный выстрел. «Прощай Сара» Я оседаю вниз, чувствую, как чьи-то крепкие руки меня подхватили. Вначале даже не понимаю, что со мной. Но спустя мгновение я чувствую боль. Острую, жгучую, такую не к месту боль. Как будто под водой слышу ругательства из уст Мика. Что бы он ни сказал, сейчас я подпишусь под каждым его словом в адрес поганого бывшего-капитана-который-опять-попал-в-неприятности Рипа. «Господи, только бы не в живот», — проносится у меня в голове. Но, видимо, сегодня все Боги отвернулись от меня. Хватает одного прикосновения, одного мимолетного взгляда, чтобы понять, куда попала пуля. Рип еще что-то говорит, гладит меня по щеке, но я ничего не слышу. В мыслях стоит лишь: «Нет, нет, нет». Очередная волна острой боли проходит по всему телу. Мика и Вашингтона увели. У меня совсем нет сил, чтобы держаться на ногах. То ли от боли, то ли от шока — сложно сказать. Да, Снарт, даже после своей смерти ты доставляешь мне немало хлопот. Я лежу на холодном снегу, смотрю в темное небо и пытаюсь понять, как это произошло. Нет, не то, как Рип перешел на темную сторону и не то, как он выстрелил в меня. Это сейчас не так важно. Я не понимаю, с какого момента меня начала так заботить чужая жизнь? Нет, не чужая, более, чем родная. Когда такая холодная Сара Лэнс растаяла? Очевидно, этому послужила встреча с не менее холодным Леонардом Снартом. Противоположности притягиваются, так, кажется, говорят. Знакомство со Снартом потянуло за собой череду непредвиденных обстоятельств, ни к одному из которых мы не были готовы: влюбленность, перерастающая в нечто большее, поцелуи тайком в углах Вейврайдера, однажды мы даже переспали, но ребенок… Он явно не был ни в одном из наших планов. Да, каких уж там «наших», Леонард ведь даже не узнал об этом. Он, черт возьми, умер! А я осталась совсем одна, опустошенная после смерти сестры, незнающая, что делать с двумя полосками на тесте, а единственный, кому я могла все рассказать, был Мик. Эта новость обрушилось на меня около трех месяцев назад. Оказывается, я долго даже не подозревала о существовании маленького Снарта, да он и сейчас был едва заметным. А в данный момент, кажется, и я умирала. Я не знала, найдут ли меня ребята из команды, смогут ли спасти, мне было неважно. Я только старалась зажать покрепче рану, надеясь, что пуля не задела плод. Удачи. И почему мои материнские чувства проснулись именно сейчас? Дальше все происходит как в тумане. Кто-то подбегает ко мне, что-то говорит. Ну почему всем кажется, что, когда ты при смерти, ты различаешь чужие слова? Они что, никогда не умирали? Вдруг становится очень легко, наверное, меня взяли на руки. Если ребенок не выживет… думаю, нужно быть реалистами, я не хочу обнадеживать себя, чтобы потом было еще больнее. Если ребенок не выживет, то это должно остаться только моим секретом. Поэтому я собираю последние силы в кулак, чтобы сказать Джексону хоть что-то. «Не бойся, я уже умирала, мне не понравилось», — да, Сара, ты настолько пропитана сарказмом, что даже пуля его из тебя не выбила. Кажется, у Джексона появилась идея. Это и правда единственная возможность включить Гидеон, а она моя последняя надежда, наша последняя надежда. Слышу разочарованный прерывистый выдох, кажется, мой. Может все-таки стоит рассказать им все и не нести секреты в могилу, раз уж велика вероятность этого? В моей душе просто нет места для еще одного. «Джекс», — срывается у меня — «Джекс… Это был Рип». В душе немного удивляюсь своим словам. Похоже, обещание, что о ребенке никто не узнает, настолько проникло в мое сознание, что я и на смертном одре не нарушу его. «Да он бы ни за что». Наверно, рука Джексона почувствовала небольшой бугорок на моем животе, как от какого-то инородного тела. Как от ребенка. Да, его лицо надо было видеть. Он оглядывает всю меня, совсем не веря своим ощущениям. Штейн, как всегда, что-то бормочет на заднем фоне. Я смотрю на парня умоляющим взглядом: «Не говори никому». И он не говорит. Чувствую, что силы уже на исходе. «Ты — за главного», — уверена, он справится. Дальше, лишь темнота. *** Честно, я не была уверена, что вообще проснусь. Электричество не работало, Гидеон невозможно было включить, а у нас в команде нет врачей, которые смогли бы провести операцию в таких условиях. У нас вообще нет врачей. Все время мы полагались только на ИИ, не думая, что случится, если она отключится. Поэтому я немного удивляюсь, когда открываю глаза. Боль уже не такая острая, кровь на сорочке засохла. Я нахожу ответ на все свои вопросы сидящим справа от меня. Штейн выглядит немного озабоченным, как если бы он узнал, что его дочь беременна. Так и слышу, как Снарт в моей голове усмехается: «Хорошая шутка, Лэнс». Моя рука вся в крови. Постепенно картина полностью вырисовывается в моей голове, я восстанавливаю в памяти все события. «Черт, ребенок», — вспоминаю я и смотрю на профессора. Конечно же, если он меня оперировал, то узнал и о нем. Штейн пытается улыбнуться, но все равно смотрит на меня с тревогой и откуда-то взявшимся отцовским пониманием. В моих глазах застывает немой вопрос. Профессор прикасается своей ладонью к моей щеке. Не как Рип, а так, что по всему телу разливается тепло. Как же я скучаю по отцу. Штейн немного улыбается и почти незаметно кивает. Я выдыхаю с облегчением. «С ним все хорошо». О чем еще может мечтать мать? И неважно, была ли она в прошлом выпускницей Лиги Убийц или же она путешественница во времени… Лишь бы ее ребенок был жив. Вот, что главное. И теперь я с уверенностью могу сказать, что я сделаю все для этого ребенка. Сделаю все, для своего маленького Ленни.