***
В полумраке царской опочивальни горела одна единственная свеча, нещадно чадив и разливаясь воском. Веяло чем-то жженым и приторно-сладким ароматом благовоний. Кравчий мирно устроился на груди Иоанна, приняв на себя тяжкую думу. Соболиные меха и парчовые одеяния, осыпанные жемчугом и драгоценными камнями, лежали подле их ног. Сафьяновые красные сапоги стояли при царской кровати. В эту ночь Басманов не поднимал глаза на государя, скрывая их под угольно-черными локонами. Грозный недовольно взглянул на своего опричника, словно пытаясь понять, что у того на уме. - Гляжу, кручинишься ты всю седмицу напролет, Фёдор, - голос царя был тяжел и глух, оседая в воздухе, словно сбитые комья пыли, - молви, что тебя гложет. - Ах, царь-батюшка, уморился лишь немного на твоей службе, - уклончиво ответил Басманов и провел по животу Иоанна по-женски сложенной рукой. - Востягнись от раболепия, когда царь спрашивает. Вижу, неладные думы тебя тревожат, - нахмурился Грозный, перехватывая пальцы опричника своими и пресекая попытки того подольститься. - Стянул мне шею осил любви княжеской, - с печальным вздохом молвил тот, переплетя свои пальцы, усыпанные кольцами, с рукой царя. - Житья мне он не дает. - Княжеской? Уж не обадить ли меня норовишь? Князья на твои подьхибы не падки, сдался им твой бабий летник, - расслабленно хмыкнул Грозный, прикрыв глаза. Значит, не заговор. Ну, пусть Федька еще потешит его перед сном - Стало быть, кравчему уже любовные притязания в народе чудятся, а разве мог кто в действительности положить на опричника глаз? - Грешно, сокол мой, - обиженно отозвался Басманов. Послышалось бряцанье жемчужных серег: от негодования опричник встряхнул кудрями. - Мне ли, смрадному рабу, дурить моего государя? Никита Романыч все ходит за мной, очей не сводит, молит его быть. - Вздор, - мрачно отрезал царь, начиная терять терпение, - покамест не дано моим очам зрети хаяния сего князя, нет веры тебе. Князь Серебряный - славный молодец, по одному толку твоему в поруб не упеку. И в говор твой не поверю. Федор лишь фыркнул, соскочив с царя, будто обожженный. Отвернувшись от Иоанна, опричник натянул на себя обшитое золотом одеяло, которое казалось в несколько раз тяжелее самого молодого человека: - Мне ли, Федьке Басманову, милости твоей зубы заговаривать. Уж чем я заслужил такую опалу? По сердцу режут твои речи. Грозный сдвинул брови, порядочно пресытившись картинным страданием опричника. Басманов отличался не только невероятно женственной внешностью, но и театральностью поведения, свойственной скорее молодым боярыням, нежели царскому приближенному. - Речи твои ум царский калечат, словно булат заморский. Прогони прочь из дум браз князя Серебряного, да почивай, а то самолично сошлю в тюрьму казенную.Мы еще повоюем
19 февраля 2017 г. в 21:51
Царские пиры всегда напоминали Никите Романовичу зверские побоища, за исключением наличия еды и питья. Ни малейшего намека на нравственность или благочестие, за столом Грозного всегда царила атмосфера полного морального разложения. Люди, стремящиеся вдоволь насытиться своим положением, высшие сословия, опричники, не знающие закона и порядка. Каждый из них претил князю, в особенности - сам Иоанн, допускавший всё происходящее в стране.
Избранная тысяча, защитники царя.
Воры, лгуны и разбойники. Лицемеры.
В сущности, они были серой массой, лукавой и нечестивой, но один из них всегда выделялся из толпы. Басманов. Веко князя дрогнуло при одном упоминании его имени.
Серебряный не вступал в разговор, всячески стараясь избегать любых контактов с отвратительным кравчим. От него несло едкими цветочными духами, запах которых смущал и одновременно отталкивал князя. Интересно, правда ли то, что болтают слуги за спинами этой сладкой парочки – царя да Федоры Басманова.
- Вижу, тебе не по сердцу царские угощенья, - нарочито громко обратился к князю Федор, сверкнув черными очами.
- Болтовня мне не по сердцу, опричник. Не к застольям я привычный - к битвам, - мрачно отозвался Серебряный, отпивая из едва тронутого кубка.
- Али чураешься нашего опричного брата? - губы Басманова скривились в усмешке.
- Ежели тот в юбках пред царем рассекает - не жалую, и зело противно мне о сем помыслить. Правы ли оные, судачащие про тебя сей стыд? Дескать, на деле ты Федора Басманова, что в платье женское наряжаешься, да мужского достоинства не имеешь, и оттого до цацок падка да мужиков ублажать научена? - процедил князь с презрительным интересом, наблюдая за реакцией опричника.
- А что ж, если в самом деле пляшу? - хмыкнул Федор, скрестив руки на груди. - Да разве ж постыдно царя радовать?
- В такое обличье обряжаться стыдно, не то, что бедрами вилять, будто захмелевшая баба у сеновала, - ответил Серебряный, почувствовав легкую тошноту, - и сдаётся мне, не только виляешь ты ими, но и подставить всегда не прочь. Вскую тебе до баб приударять, ежели всё равно ублажить не удастся. Вот и тешишь царя ему на радость.
- Ах ты пес, - Басманов сжал скатерть, перетягивая ее на себя и поднимаясь. - Тебе ли упрекать меня? Молви подобный смрад моей жене, Варваре, да Петру с Иваном. То-то моим отрокам будет любо послушать, что их отец мол-де мужика девице предпочтет.
- А твои ли это отроки? Грустно Варваре, стало быть, с муженьком в бабьем летнике проживать. Могла и отайно с полюбовником отроков заиметь, чтоб не так тяжко на душе женской было, - произнес Никита Романович, пожимая плечами, - настоящего-то мужика с тобой не верстати, Федора Басманова.
- Полно вам, - громогласно рявкнул царь, поднимаясь с седалища. Огромный зал мгновенно притих; лишь пара столовых приборов жалобно бряцнула в руках замерших опричников. - будто зверье за моим столом сцепились. Свару учинить вздумали? На пиру, мною созванном? Потеряли уважение к царю?
- Нет, царь-батюшка, - тихо отозвался Серебряный, проклиная Басманова и чрезмерную вспыльчивость.
Опричник все еще кипел от злости, прожигая взглядом посла и сжимая золотую бахрому скатерти. "Мы еще повоюем", - мрачно пронеслось в его голове. Федор поправил мех на своей шубе и опустил ресницы, демонстрируя царю свою услужливость и полное послушание.
- То-то. Яко благосклонен я сегодня, добром уйдешь, Никита Романович. За языком следи, дабы не сгнил до поры... или слуги мои верные его не выкорчевали, - тихо, но ясно произнес Грозный, жестом выпроваживая Серебряного. Князь покинул помещение с каменным лицом, ощутив лютую несправедливость от того, что укоры по большей части получил лично. Но ведь Басманов начал первым! Чертова царская змея.
Вдыхая свежий воздух, Серебряный в очередной раз подумал, как осточертели ему пиры. И опричнина.