Rogue

Он отвечал ей взаимностью, что сводило с ума еще больше. Никогда не имевшая успеха среди представителей противоположного пола из-за своей замкнутости и холодности, Шаиера боялась поверить в то, что сказал ей Страж: он увлечен, всерьез увлечен ею. Но как хотелось! Блэкволл всегда первым бросался к ней, если кто-то подбирался слишком близко, и та не успевала избежать опасности; яростно осыпал недругов ударами, помогая леди Тревелиан справиться с нападающими. Что-то сильно изменилось в ней после той неудавшейся утренней охоты, и Кассандра только молча качала головой: за время их путешествий, она успела узнать Вестницу довольно хорошо, чтобы догадаться, почему последняя с нескрываемым восхищением слушала рассказы Блэкволла, с энтузиазмом расспрашивала его обо всем и всегда старалась не подставлять его под удар. Конечно, Шаиера точно так же заботилась и о ней, и о Соласе, только в случае Стража она показывала это неосознанно. Только наблюдала за ним она по-прежнему незаметно, тихо ловя каждое его движение, отражение каждой новой эмоции на его лице – как в детстве, когда приезжали бессчетные гости, а маленькой Шаиере хотелось вместо сна смотреть на прием. Родители почти все время проводили в делах, а старшие братья и сестры, из-за довольно большой разницы в возрасте, не имели особого интереса к ней. Тревелиан привыкла к незаметности, поняв одно: пока не живешь жизнью какой-то группы людей, остаешься незамеченным. Это получалось непринужденно, обыкновенно – так, будто все идет своим чередом, и после разговоров она словно куда-то исчезала, чтобы позже быть обнаруженной спящей в своей палатке. Блэкволл не умел быть скрытным совсем, потому все его взгляды были замечены, и даже боль, неплохо скрытая за маской воинственности, для леди Вестницы была слишком заметной; только спросить о ней Шаиера не решалась, равно как и проявить свои чувства более серьезно, чем просто путем самоотверженной помощи в бою и искреннего восхищения перманентно.

***

Вестница стояла на высокой крепостной стене и удивлялась, как вообще выжила в этом долгом путешествии от Убежища сюда, в Скайхолд. От одной только мысли о произошедшем становилось не по себе: хотелось спрятаться, отгородиться от всего, что находится за пределами одеяла, укрывающего ее, когда она спит… На тот момент, когда уровень адреналина в крови в несколько раз превышал всевозможные нормы, было совсем не страшно, были силы двигаться до последнего и не замерзнуть насмерть; однако, прибыв в Небесную Крепость и прожив тут несколько дней, Шаиера запоздало стала бояться того, что с нею произошло, и искренне надеялась, что больше такого никогда не повторится. Наверное, даже ледяные снежные пустыни не казались ей такими угрожающими, как то, что она прошла их одна. Совсем-совсем одна, наедине с собой, без чьей-либо помощи или поддержки. Это не ощущалось тогда, но появилось сейчас, как запоздалая реакция на обескураживающие события, страх не быть готовой к этому, страх того, что она останется одна посреди белоснежного омута без искорки огня… Блэкволл, приведший ее на стену, рассказывал что-то об особенностях фортификаций и о Корифее, но Шаиера почти не слышала его слов, унесенная воспоминаниями о пережитом, от которого до сих пор не могла отойти. Собравшись с мыслями, она вслушалась в рассказ – об осадах, о правильности построения воинов на стенах, о жаровнях для того, чтобы стрелы горели в полете… – …Если он сунется сюда, я клянусь, убью его собственными руками, даже если за это придется заплатить жизнью! – в его взгляде читалась стальная решимость, которая напугала Вестницу. Она вздрогнула и шумно выдохнула. – Ч-ч-что?!.. Нет, нет, нет, я не хочу никого отдавать ему! – запротестовала Тревелиан, размахивая руками перед собой, – Тем более – тебя. Лицо Стража потемнело, а взгляд неожиданно стал тяжелым-тяжелым, как свинец. – Я такой же солдат, как и остальные, – тихо ответил мужчина, после чего над ними не на долго нависла неуютная тишина. Блэкволл смотрел на нее в упор, не отводя холодных серых глаз, на дне которых скрывалась нестерпимая боль. Шаиера боялась даже представить, что будет день, когда он не сможет разделить с ней очередной поход, очередное сражение, что его просто больше не будет и он не придет помочь ей с теми, кто хочет отобрать ее жизнь. Первый в ее жизни мужчина, которого она так боялась потерять, сейчас пытался запретить ей ответить взаимностью на его чувства; первый, кому хотелось ответить взаимностью. За несколько месяцев совместных путешествий она привязалась к нему настолько, что… Что? – Я влюблен, это правда, но нельзя позволить этому зайти далеко. Дыхание перехватило на мгновение, но Вестница не ответила ничего – не успела, только проводила воина взглядом на другой конец стены. Он отверг ее, ушел, оставил одну, даже не объяснив причину такой резкой перемены в отношении к ней! Грудную клетку словно кто-то сжал в колючие тиски, к горлу подступил противный ком. К старым развороченным ранам добавилась одна новая – она ныла и болела, не позволяя ровно дышать. Шаиера не имела ни малейшего понятия о том, что делать с подобной пустотой внутри и чувствовала себя ужасно растерянной, разбитой. Ветер играл с ее растрепанными огненно-каштановыми волосами, собранными наскоро в высокий пучок; бросал выбившиеся прядки в лицо, в глаза; перехватывал дыхание. Время неумолимо продолжало ход, и Вестница развернулась было уйти, как все же посмотрела еще раз в ту сторону, куда ушел Страж, словно надеясь, что он сейчас вернется и снова расскажет о своих путешествиях, о боях плечом к плечу, снова защитит ее в драке. На противоположном конце было пусто, разве что на один из гребней стены сел ворон Лелианы, важно смерил Инквизитора взглядом и что-то проворчал на своем враньем языке.