Любопытство

Никто не запрещал Лави покидать Черный Орден. Он — будущий Книгочей. Никто и никогда не смог бы заподозрить, что он уходит вовсе не на одиночное задание или поиск новых книг, а к Ноям.  Не ко всей шизанутой семейке, конечно.  А к одному, довольно симпатичному темноволосому португальцу.  Это для истории, уверял он себя каждый раз, когда Тики, словно чувствуя его присутствие, появлялся рядом.  Они не оговаривали время и место встречи: место всегда было одно, время выбиралось спонтанно.  Старик бы явно не оценил этих порывов к Истории.  В этой войне они — Книгочеи, выступающие от Черного Ордена, и историю должны писать с того места, где остановились. Ученик не должен был создавать отдельную тетрадь, где писал историю войны с иной стороны.  Вообще-то, для него нет никаких иных сторон.  Сколько раз он себя в этом убеждал?  Они почти ничего и никогда не обсуждали. Лави спрашивал то, что его интересует, а Тики отвечал, взамен получая самого Историка.  Отличная сделка, ничего не скажешь.  Младший не помнил, как согласился на такое. Просто поддался страсти, а после утонул в ней. Спонтанный первый раз в будущем перешёл в обыденные случайности.  В Ордене Лави не объяснял своего отсутствия — никто почти не интересовался, всё можно было списать на дела Историка.  Выгодно, что сказать.  Рыжий даже как-то успел выпросить у Аллена врата Ковчега, ссылаясь на то, что ему нужно именно в то место, именно сейчас.  На самом деле думал, что так будет легче добираться к Тики.  В итоге он не прогадал, потому что на последующие Врата, которые потом открывал Уолкер, нужно было разрешение.  Никто не запрещал Лави иметь собственные привычки, особенности, фетиши.  Пусть будут, лишь бы не мешали твоим способностям Книгочея, говорил Панда.  Они и не мешали — распространялись лишь на того самого симпатичного португальца, который очень и очень редко позволял вести.  Фетиш на шрамы Лави заметил за собой во вторую случайную встречу с Тики, когда он смог на пробу — из любопытства — провести языком по давно зажившим ранам, напоминающие о себе рубцами шрамов, понял — это произойдёт снова. И их встречи стали необходимостью, а не спонтанностью.  Сегодняшняя встреча не стала случайностью: Лави воспользовался Вратами Ковчега, Тики был поблизости.  Лави не запоминал сколько уже было таких встреч, хотя должен был. Но точно помнил, что они встречались четыре дня назад.  — Неужели в Ордене нечем заняться? — насмешливо тянет Тики, пусть и разговаривать совсем не хочется. Он рад, что рыжий снова появился здесь, потому что хотелось отдохнуть сегодня от семейных разборок. — Тебе ли не знать, — отстранёно отвечает Лави, смотря в сторону.  Сегодня он вряд ли хочет знать что-то для истории. Сегодня ему просто понадобилось сбежать из Ордена, потому что там и вправду нечего делать. Разве что разбирать кучу свитков с Пандой в библиотеке. Но это может подождать, хотя бы сегодня. Они направляются к отелю, ничего не обсуждая.  Тики со своей «светлой» стороной одет совсем как обычный человек. На Лави нет формы экзорциста, а лишь спортивные штаны, да кофта — на улице, не смотря на вечер, довольно тепло, а ещё любимая бандана на голове.  Микк курит сигареты, явно какие-то дешёвые — Лави четко помнит запах от дорогих, когда тот держит статус аристократа, и от тех, что сейчас.  — У меня совсем нет вестей для тебя, — Тики затягивается в очередной раз. — У Графа едва ли не кризис с идеями. Даже на миссии не отправляет после потери Завода по созданию Акум — вы здорово ему насолили. Наша встреча бесполезна.  Ученик Книгочея не слушает последние слова Тики — он специально так говорит. Рыжий сам знает, что никаких вестей, кроме тех, что Граф собирается мстить, не должно быть. И всё же…  — Не припоминаю, что хотя бы одна наша встреча оказывалась бесполезной.  Микк смеётся, бросает сигарету на землю и наступает на неё.  — Тебе не надоело бегать туда-сюда каждый раз? — учтиво спрашивает Тики.  — А что ты предлагаешь? Тебе ли не знать, кем я являюсь в этой войне. Экзорцист — ни больше, ни меньше, — Лави хмыкает и стягивает с головы бандану. — Мне ничего не остается.  — Почему бы тебе не продолжать быть на войне, но на другой стороне, — Микк специально выделяет последние слова, чтобы тот понял наверняка. — Господин Тысячелетний трепетно относится к Историкам.  Лави молчит, обдумывая слова Ноя. В тишине они доходят до отеля. Парень в раздумьях пропускает момент, когда он с Тики уже поднимается в комнату.  — Как ты себе это представляешь? Старик Панда не оценит такого рвения.  — Разве не он тебе в голову вбивает, что запись войны — главное. Какая разница на чьей ты стороне?  Микк проходит внутрь комнаты и разувается. Лави следует его примеру.  — Мне кажется, он должен быть в восторге от того, что ваша История получит несколько записей от чужого лица, разве нет?  Книгочею приходит шальная мысль, от которой на губах появляется усмешка.  — Возможно, я поговорю с ним. Если, — Лави выжидает паузу, наблюдая за тем, как Тики вопросительно смотрит на него, приподняв брови. — Позволишь мне вести.  Микк усмехается, хочет потянуться за сигаретами, но Лави перехватывает его руку и тянет к кровати.  — Знаешь, Книгочей, это больше похоже на шантаж. Общение с Ноем вредит тебе.  Историк недовольно цокает языком и давит Микку на плечи, вынуждая того сесть. В следующий раз он, конечно, получит за сегодняшнее рвение, но это его не волнует.  Сегодня он нуждается в этом больше обычного, у него есть идеальный шанс испробовать то, что давно хотел.  Тики смеётся и помогает Историку избавить и себя, и его от верхней одежды — нетерпение Лави его забавляет.  Мужчина кладёт руки на бедра парня и притягивает того к себе. Рыжий садится на чужие колени, руками оглаживая плечи Микка, медленно спускаясь ниже по напряженной спине. Они полминуты смотрят друг другу в глаза, после чего Лави поддаётся и целует Тики.  Правый глаз Младшего всё ещё скрыт под повязкой, и Тики хочется стянуть её — за все встречи ему так ни разу и не удалось это сделать.  Любые попытки снять со своего глаза повязку, Лави пресекал на корню, не объясняясь перед Микком. Тот пробовал первые раза три, потом прекратил. Сегодня он решил, что раз уж позволяет Лави вести, то тот разрешит избавиться от неё.  Книгочей отрицательно качает головой, отстраняясь от чужой руки.  — Тики, нет, — парень утыкается лбом в плечо мужчины и выдыхает. — Не сегодня, пожалуйста.  И Микк соглашается. У каждого есть свои секреты, и если рыжий не хочет об этом говорить сейчас, то он узнает позже. Со временем, когда у них с Лави будет больше доверия друг к другу.  Конечно, никто из них не питал серьёзных надежд на это. Куда уж там. Фактически, они враги и этим почти всё сказано.  Лави возвращается к прерванному занятию, в нетерпении елозит на чужих ногах, трётся своей задницей о стояк Тики, скрытый тканью брюк.  Тики сжимает ягодицы Лави через штаны, с наглой усмешкой не позволяет стянуть с себя оставшуюся одежду, второй рукой давит на затылок рыжего, заставляя лечь на себя, и целует. Долго, мокро, до ненормального...  Книгочей-младший краснеет. На его бледном лице румянец выглядит ужасно пошло и возбуждающе ярко. Тики не выдерживает, растягивает губы в улыбку Чеширского Кота и слегка вскидывает бёдра, показывая Лави своё возбуждение.  Уступать друг другу никто не собирается, слишком остро чувствуется напряжение и возбуждение между ними.  Рыжему наконец удается оторваться от чужих губ и выпрямиться.  Микк поднимается следом, вынуждая парня пересесть на колени. Всего секунду они не прерывают зрительный контакт.  Избавляется от штанов и нижнего белья только Лави — Тики не успевает за прытким экзорцистом — тот снова валит его на кровать.  Он оставляет на губах Тики лёгкий поцелуй, улыбается и тихо хмыкает.  У Тики, наверное, впервые за долгие годы, кружится голова. Он едва ли владеет собственным телом — это похоже на пробуждение его темной стороны, но Микк точно знает, что Ной внутри него притих.  Мужчина чувствует, как Лави медленно спускается языком по его шее, к ямке между ключицами, вниз по груди. Отстранённо понимает — не видит, не смотрит, глаза закрылись сами — что Лави едва ощутимо переходит поцелуями на правую сторону. Кожей чувствует чужую усмешку в опасной близости от шрамов.  Лави уверен, что Тики уже догадался о его болезненном фетише. Ещё рыжий уверен, что он — единственный, кто может видеть и трогать их.  Тики как-то раз сказал, что они иногда болят. Всего единожды, и, наверное, тогда Лави понял, что его это привлекает. И беспокоит, но о последнем не стоит кому-то знать.  Лави горячо выдыхает, оставляет на рубце от шрама поцелуй и спрашивает — Тики снова чувствует, а не слышит вопрос:  — Болит?  — Нет.  И Тики не врёт, действительно не болит. Пока он рядом с Лави — не беспокоит ничего. И это не нормально.  Не в такой момент об этом думать, но Микк знает, что рано или поздно один из них умрёт. В бою ли, от болезни, старости — не важно. Просто однажды боль к Тики вернётся беспокоящими старыми рубцами шрамов, а к Лави — в правый глаз, скрытый повязкой.  Рыжий рассказал о боли, когда мужчина заикнулся о своей.  Глупые-глупые-глупые мысли, совершенно не такие, какие должны быть у Экзорциста Черного Ордена и Апостола семьи Ноя.  Тики перестает думать об этом, когда Книгочей-младший оставляет яркий засос у края шрамов. Ниже следующий, и ещё-ещё-ещё, словно хочет обвести-зацеловать-спрятать то, что напоминает о себе не самыми приятными чувствами. С завидным старанием проводит языком по рубцам, словно кот зализывает раны, продолжает горячо дышать и ухмыляться в перерывах.  Мальчишка нависает над Тики, где-то внизу, на уровне паха, опирается руками по обе стороны от бёдер Ноя, а тот лишь усмехается, позволяет наконец стянуть с себя лишнюю одежду, и довольно выдыхает, когда возбуждённая плоть освобождается от жёстких оков.  Лави мельком поднимает взгляд на Тики и слабо улыбается. Улыбается слишком соблазнительно, вызывая у Микка восхищённый вздох, и склоняется над пахом ещё ниже. Касается горячим дыханием головки члена, от чего мужчина приподнимается, опираясь одной рукой на кровать.  Книгочей, кажется, вспоминает свою игру, ради чего всё это сначала затеял, потому что снова начинает делать непозволительно медленно, дразняще, едва касаясь.  Тики рычит, запускает руку в рыжие волосы, убирая мешающие прядки со лба, и ненавязчиво давит на затылок Лави.  Парень сопротивляется, продолжает делать как хочется, от того сильнее возбуждающе.  Ведёт языком от основания члена до головки, обхватывает губами и двигает головой вниз. Всё ещё непозволительно медленно и издевательски.  И Тики совсем не хочется подталкивать его к более активным действиям.  Рыжий тоже долго не тянет, плотнее обхватывает губами член и двигается чуть резче, чем раньше.  Тики держит руку на чужом затылке, мягко перебирая рыжие пряди. Кончиками пальцев мужчина чувствует слегка развязавшийся узел повязки Лави.  Любопытство берёт верх, Тики, наверное, пожалеет, но желание узнать туманит разум.  Он тянет концы ленты в разные стороны и полностью стягивает её, пока Лави не чувствует и занят делом.  Он почувствовал, думает Тики, усмехаясь.  Лави не любит, когда нарушают обещания, поэтому он не доводит Тики до разрядки ртом. Мстительно выпускает член изо рта, с нарочно громким причмокиванием.  Тики шипит, но ухмыляется, цепляя подбородок рыжего пальцами и поднимая к себе.  Глаза Лави закрыты и прочитать его эмоции совершенно невозможно. Единственное, что может видеть Микк — слегка распухшие губы и слабый, но всё ещё невероятно возбуждающий румянец.  Тики смотрит сначала на лоб, потом на закрытые глаза и опускает взгляд на губы.  Экзорцист, будто чувствуя, что хотел сделать Ной, сам притягивает того за шею — совершенно вслепую — и целует. Целует горячо, не давая Тики взять верх, сладко, делясь чужим вкусом, одновременно со всем этим медленно, не давая перейти к другому.  Лави сжимает чужие руки в своих, переплетая пальцы, а Тики в свою очередь, стараясь не отрываться от губ парня, снова ложится на спину, утягивая того за собой.  Микк продолжает смотреть на лицо Историка, боясь пропустить момент, если тот всё же откроет глаза. Ресницы Книгочея трепещут, но глаза он не открывает, продолжая действовать вслепую. Лави не открывает глаза, потому что не хочет показывать Микку то, чего не видели даже друзья из Ордена. Поэтому крепко-крепко зажмуривается и скользит ладонями по телу Тики. Он наизусть помнит родинку и мелкие шрамы на бледной коже — с Лави, мужчина всегда в своей «светлой» стороне. Ной перехватывает ладони Историка и тянет на себя, заставляя того пересесть на свои бёдра. Лави ладонью чувствует ткань своей повязки и невольно усмехается. С лёгкой неловкостью целует Тики сначала в подбородок, а потом и в губы. Микк скользит от запястий рыжего к локтям, выше к плечам, шее, предварительно оставив повязку в руках её хозяина. Не прерывая поцелуй, оглаживает спину, легкой щекоткой пересчитывает позвонки. Книгочей-младший глубоко и тяжело дышит. Ресницы подрагивают — Тики думает, что ещё немного и Лави откроет глаза, но этого не происходит. Мужчина помнит, что рыжий удивительно упертый и будет стоять на своём, даже когда голос уже хрипит из-за собственных громких стонов. Парень возбуждён до предела, оставить его, чтобы достать смазку — непростительный грех. Ной продолжает скользить одной рукой по его телу, облизывая пальцы на второй. Он пропускает весьма занимательное зрелище, с ехидством думает Микк, с нарочно громким хлюпом выпуская пальцы изо рта. Лави вздрагивает и ведёт плечами, когда Тики влажными пальцами касается его прохода. — Неужели думаешь, что мне всё ещё нужна растяжка, — глухо выдыхает он. Его трясет не то от слишком сильного возбуждения, не то от лёгкого сквозняка в комнате. — Издеваешься? — И в мыслях не было, — хмыкает Тики, проникая в Лави сразу двумя пальцами. Мышцы ануса легко поддаются напору, а рыжий лишь недовольно цокает языком, когда Микк добавляет третий палец. Несмотря на все недовольство, Лави отрывисто стонет, когда Микк задевает длинными пальцами простату. Микк останавливается, засмотревшись на чужие распухшие губы — Лави начинает раздражать медленность мужчины. Не открывая глаз, он приподнимается, с тихим вздохом соскальзывая с ласкающих его пальцев, и, помогая себе рукой, насаживается на член Тики. Они стонут почти в унисон. Ной кладёт руки на бёдра парня и делает резкое движение вверх, заставляя экзорциста полностью опуститься на свой член. Тихое шипение вперемешку с нецензурными словами переходят в гортанный стон. Микк кусает губы, сдерживая стоны, на мгновение прикрывает глаза от удовольствия и толкается глубже. Рыжий останавливается всего на мгновение и сам начинает двигаться, опираясь ладонями на грудь Микка. Он шепчет какие-то слова, мужчине кажется, что это что-то пошлое — у Лави привычка так делать. Ной хочет притянуть его за шею, чтобы поцеловать, но парень упорно отказывается останавливаться и насаживается глубже, давясь собственными стонами, на которые постояльцы обязательно снова будут жаловаться. Микк крепко удерживает парня за бёдра, заставляя того замедлить темп, на что Лави недовольно стонет, цепляясь пальцами за чужие руки. — Мы договаривались на то, — парень ерзает на бёдрах Тики, вызывая у того несдержанный стон. — Что я буду вести. Голос у рыжего хриплый, постоянно прерывающийся шумными вздохами. Мужчина смеётся, всё ещё удерживает его за бёдра и сам задает темп. — Договариваться с Ноем? — усмехается он, сильнее сжимая пальцы. Синяки останутся, недовольно думает Лави, стараясь подстроиться под непозволительно-медленный темп. Историк понимает, что его нагло обманули, заставили поверить, что согласились на его условия. Он, наверное, обиделся бы, но Тики видит его перемену настроения и начинает двигаться. Снова медленно, едва попадая членом по простате. Рыжий всхлипывает, жмурится до белых точек перед глазами и царапает грудь Микка короткими ногтями. Запрокидывает голову назад и вскрикивает. Микк любит выбивать из Лави вскрики, которые переходят в стоны, глухие и хрипящие. Он готов кончать каждый раз только из-за них. Экзорцист шепчет о том, что у Тики слишком много задатков садиста, а ещё и собственника — Микк едва слышит этот шепот из-за собственных стонов. Чувства Книгочея-младшего сейчас особенно обострены и он начинает мелко подрагивать от накатывающего новой волной возбуждения, когда мужчина обхватывает длинными пальцами его член, начиная надрачивать. Историк стонет и ругается, накрывая руку Микка своей. Дрочит резче, мечтая о скорейшей разрядке и, когда наконец чувствует, что Ной не удерживает его, начинает двигаться сильнее и на члене. У Микка темнеет перед глазами, когда он чувствует сжавшиеся вокруг его члена мышцы, и последнее, что он видит, кажется, открытые глаза Лави, когда того накрывает оргазмом. Он не успевает ничего увидеть, но это почти не расстраивает. Сейчас его волнует только тяжело дышащий парень на его груди. Ему стоит немалых сил сделать движение бёдрами, чтобы выскользнуть из экзорциста, на что последний судорожно выдыхает. Микк прижимает того к себе, утыкаясь носом в макушку и, усмехаясь, шепчет: — А я так надеялся узнать, что же под ней. Он находит повязку почти на краю кровати и отдает рыжему, но парню сейчас, кажется, совсем не до неё. Тот тяжело дышит, приходя в себя, и тихо-тихо смеётся. Он скатывается с Лави, устраиваясь у того под боком и отмечает, что неплохо было бы посетить ванную. Глаза его закрыты и парень зевает. Сжимает в руках собственную повязку — Тики видит как белеют костяшки пальцев — и еле слышно выговаривает перед тем как уснуть: — Я покажу тебе в следующий раз, когда мы встретимся тут.  Однако встреча не проходит на обычном месте.  Они встречаются в Ноевском особняке, когда его и Старика-Панду захватывают в плен.  Тики смотрит на мучения Лави и ничего не может сделать. Смотрит на чужие страдания, с отвращением думая, что боль в шрамах возвращается.