Родила царица в ночь...

"Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь; Не мышонка, не лягушку, А неведому зверюшку". (с) А.С.Пушкин Бімба в вагіні! (с) Азіров

– А-А-А-А-А! ЧТО ЭТО?! А-А-А! Реджина вздрогнула и села на постели, лихорадочно оглядываясь по сторонам и чувствуя, как бешено колотится сердце. Сон все еще витал над ней, не желая отпускать, ведь она спала... глаза «нащупали» циферблат часов на прикроватной тумбочке: «02.27»... оказывается, она спала всего каких-то два с половиной часа, и сейчас была еще глубокая ночь. Так что же, во имя пресвятых пассатижей Коры, ее разбудило в такую беспросветную срань?! – А-А-А-А-А-А-А-А! – вопль, громче и отчаяннее прежнего, раздался вновь. И он, что характерно, был мужским. Басистым. И знакомым... «Значит, не показалось...» – обреченно подумала бывшая Злая Королева и, вздохнув, заставила себя вылезти из уютного кокона одеяла. Похоже, пора снова натягивать трусы поверх трико... то есть халат поверх тонкого шелкового пеньюара и спасать мир. Точнее, замкнутый мирок Сторибрука. Или отдельно взятых его жителей. Или наоборот кого-то из них убивать. Как уж получится. Добраться до двери оказалось не так просто – в голове все еще блуждал белесый туман. Крики к тому времени стихли, сменившись зловещей тишиной, как в плохих фильмах ужасов. Коридор встретил ее полумраком, так что пробиралась женщина ощупью, следуя за странными всхлипывающими звуками, доносившимися... как позже выяснилось, из ванной комнаты. Постучав костяшками пальцев по дереву, Реджина хриплым со сна, но мягким голосом позвала: – Робин? Милый, ты там? Когда ответа не последовало, Миллс начала немного волноваться. В конце концов, что еще могло произойти за те несчастных два часа, пока она спала? Ну, не очередное же Проклятие, в самом-то деле! Хотя... – Дорогой, ты в порядке? Опять молчание. Нет, теперь уже сопение. Отчетливое сопение и сморкающиеся звуки. Всхлип. «Так, это уже серьезно», – решительно отойдя на пару шагов назад, колдунья сконцентрировалась, направляя поток магии на дверь, и, презрев личное пространство своего трулава во имя благой цели, отперла нехитрый замок. – Милый...? – она замолчала на полуслове, столкнувшись взглядом с совершенно круглыми и полными слез глазами Робина Гуда, глядевшими на нее с таким непередаваемым ужасом и отчаянием с посеревшего, осунувшегося лица, что Реджина невольно приложила ладонь к животу, как она инстинктивно делала всякий раз, когда чего-то пугалась. Гуд выглядел так, словно, как минимум, только что узнал, что кто-то из близких умирает. Или уже умер. «Генри!» – вспыхнула совершенно нерациональная, но при этом удивительно логичная (для Реджины «мамы-медведицы» Миллс, разумеется) мысль. Второй мыслью было вполне ожидаемое: «Роланд!» И только третьей, с сомнением, но все же на всякий случай: «Робин?» К счастью, рациональная ее часть возобладала над эмоциональной, грубо приказав той заткнуться и прекратить гадание на кофейной гуще. Всегда ведь проще спросить. – Робин, что случилось? – получилось немного резче, чем хотелось, но ее можно понять, ведь кто-угодно будет на взводе, разбуди его посреди ночи отчаянный вопль. Вместо ответа мужчина как-то весь сжался, что при его росте и мускулатуре смотрелось диковато, и пробормотал что-то, больше всего похожее на «Уходи, оставь меня». – Милый... – начала она, но тут Гуд внезапно разрыдался, чем совершенно сбил ее с толку. Нет, она не впервые сталкивалась с мужскими слезами... ладно, с мальчишечьими слезами. Со слезами Генри, если точнее. Но то был ее сын, а Гуд был... ну, он был ее «хэппи эндом», «надежным плечом», «опорой» и так далее. Короче, по всем законам жанра и если верить НЛП Снежки об истинной любви и предназначении судьбой, Робин точно НЕ должен был рыдать и пускать сопли в ванной Миллс. Скорее, это она должна была, овив руками его могучую шею, вздыхать о своих горестях и нежиться в лучах его заботы. Правда, до сих пор почему-то все выходило с точностью, да наоборот. Но Реджина была терпелива, она верила, что скоро это изменится. Она умела ждать. Машинально потерев начавший ныть левый висок, Миллс вздохнула и присела на корточки посреди ванной, неуверенно гладя захлебывающегося в рыданиях Гуда по вихрам, как маленького. – Ну-ну... все хорошо, дорогой... – забормотала она, чувствуя легкое раздражение от необходимости снова быть «мамочкой». Спустя почти сорок минут непрерывных слез, три десятка использованных бумажных салфеток и нескончаемую мантру «Все будет хорошо» в исполнение Миллс, всхлипывания Гуда постепенно сошли на нет. Наконец, в последний раз шмыгнув красным и распухшим, как слива, носом, он откашлялся в кулак и, подтянув ноги к подбородку, обнял их, угрюмо уставившись в противоположную стену. – Итак, ты готов рассказать, что все-таки произошло? – терпение вновь начало сдавать позиции, и бывшая Злая Королева в очередной раз напомнила себе, что она теперь таки просто Королева, а значит, стоит пока повременить с силовыми методами воздействия. Получалось не очень. – Нет, – гнусаво и немного грубо буркнул трулав. – Почему? – Потому что... Нет и все. – Милый... «И почему я не могу придумать ему иных эпитетов, кроме «милый» и «дорогой»? – некстати пришла странная мысль. – Так, сосредоточься! Твой мужчина в опасности!» – Дорогой... – УМЕНЯТАМТЕПЕРЬДЫРА! – заорал вдруг Гуд так, что, будь на потолке в ванной Миллс штукатурка, та непременно отвалилась бы целым пластом. Но, поскольку там был европейский натяжной потолок, Реджина лишь почувствовала, как у нее теперь уже совершенно точно начинается мигрень. – Что? – У меня там теперь... ДЫРА-А-А-А-А-А-А! – и он снова зарыдал. На этот раз еще более безутешно. «Что?» Реджина нахмурилась, явно не понимая, в чем дело. – Милый, о чем ты говоришь? Дыра? Где дыра? Ты ранен? «Крови, вроде бы, нет. Или он прячет рану? Почему он так странно сидит? Как будто зажимает...» – Ы-ы-ы-ы-ы! – Дорогой... – А-а-а-а-а-а-а! – Милый... – Лучше бы я у-у-у-у-умер! И тут он просто поднялся. И снял пижамные штаны, а вместе с ними и боксеры. И остался стоять так. А Реджина почувствовала, как челюсть медленно, но верно отъезжает вниз и куда-то чуть-чуть в сторону, почти до щелчка. Совсем не по-королевски, да. Но зато весьма ярко иллюстрируя ее шок от открывшегося зрелища. Что ж, Робин действительно довольно четко охарактеризовал свое состояние: ДЫРА. – А где твой...? – А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! Миллс в замешательстве глядела на то место, где раньше у Робина Гуда располагался мужской детородный орган, а ныне была... – Вагина! – не сумев справиться с эмоциями, выпалила Реджина. Трулав снова взвыл. «Что? Как? Почему?» – вопросы заметались в голове, подобно бешеным файерболам. Однако отчего-то все они довольно быстро испарились, и остались лишь два сакраментальных: «Кто виноват?» и «Что делать?» – Голд! – воскликнула бывшая Злая Королева. Это, по сути, тоже была вполне логичная мысль. Если в Сторибруке творилась какая-то непонятная ересь, то, к гадалке не ходи, руку к этому приложил Румпельштильцхен. Нет, все-таки когда-нибудь она его в самом деле убьет. Честное слово. Обязательно. – Робин, доро... агрх! Робин, сиди тут, никуда не ходи, я скоро вернусь! – рявкнув это, Миллс резко взмахнула руками и, как и была, в халате и с босыми ногами, гневно сверкая очами и обнаженными бедрами, то и дело появляющимися в разрезах халата, перенеслась прямо в лавку ростовщика. Несмотря на поздний (или ранний, кому как) час, Румпельштильцхен был на ногах, одет, обут и даже вполне свеж лицом (особенно если сравнивать с его прежней крокодильей образиной), как будто и вовсе не нуждался во сне, как все простые смертные. Хотя кто его знает. Может, и не нуждался. «Так, не отвлекайся! Твой мужчина все еще в опасности!» – напомнила себе Миллс. – ГОЛД! Я ТРЕБУЮ ОБЪЯСНЕНИЙ! – без предисловий и с места в карьер зарычала она, скрестив руки на груди и требовательно стуча ногой по полу. Эффект был сильно смазан приоткрывшимися полушариями груди и шлепающим звуком, с которым голая ступня ударялась о паркет. Это заметил и Голд, потому как насмешливо ухмыльнулся: – Чем обязан? – Не прикидывайся идиотом! Ты всегда в курсе всего, что происходит в этом проклятом городишке! Что на этот раз, Голд? Очередное Проклятие? И почему... почему именно Робин? – под конец фразы она споткнулась, едва не произнеся с отчаянием «Почему именно я?!» Вот вечно так, Румпель снова что-то задумал, а отдуваться приходится ей. А ведь у нее истинная любовь! Счастливый, черт бы его побрал, конец! Так пыльца сказала, чтоб вас всех! Видимо, было в ее лице что-то, заставившее черствое сердце Румпельштильцхена слегка смягчиться, потому как он не стал разыгрывать на сей раз комедию и как-то даже подозрительно быстро выложил карты на стол. Жаль только, что не все. Разговор длился почти час. Из лавки Реджина вышла совершенно разбитая, чувствуя, как единовременно разрывается от желания вернуться и немедленно придушить Голда собственными руками и такого же сильного стремления пойти в родовой склеп, предварительно прихватив пару бутылок самого крепкого сидра, а лучше – виски, и напиться вусмерть. Исключительно в целях забыться, наконец, в царстве Морфея. Разумеется, она не сделала ни того, ни другого, а просто перенеслась обратно в свою спальню. К Робину она подойдет чуть позже. Сначала нужно успокоиться самой. Потому что новое Проклятие было чем-то, ну, уж слишком экстравагантным. Даже по ее меркам. Суть его была в том, что... – Нет, Голд действительно психически нездоров, это очевидно, – пробормотала Миллс себе под нос, садясь на кровати и подавляя желание расхохотаться. ...в том, что оно видоизменяло гениталии каждого жителя Сторибрука на те, что больше всего подходили ему или ей... скажем так, по типу натуры. – ЧТО? Вы в своем уме?! ЗАЧЕМ?! – именно это заорала она Голду, едва выслушав его пояснения. – Зачем – то уж не ваша печаль, Ваше Величество. Скажу лишь, что так надо, – Голд был само ехидство и коварство. И явно не собирался поделиться очередным ехидным и коварным планом, лишь намекнул. Все как всегда. «Вот спасибо, пояснил так пояснил. Чтоб тебе в аду гореть, Румпельштильцхен! Хотя ты даже там сумеешь заставить дьявола подписать выгодную для тебя сделку! А может, ты и есть сам Сатана...» – мысли начали путаться. Усталость и перманентный недосып давали о себе знать, и Реджина сама не заметила, как сперва просто скрутилась калачиком поверх одеяла, затем прикрыла глаза "на пять минуточек", а после провалилась в крепкий сон. Что удивительно, без сновидений. Впрочем, выспаться ей было не суждено. Едва часы показали семь утра, как дверной звонок буквально взбесился. «Боже... Почему я? Почему? За что ты меня так не любишь?» – она не была верующей, но сейчас готова была поверить если не в бога, то в демонов точно. По крайней мере, двое из них уже ждали ее на пороге собственного дома. – Разочаровательные... Мне стоило догадаться, – кисло протянула она, встретившись взглядом со Снежкой и ее муженьком. Те были едва ли румянее вчерашнего Гуда, и Реджине тут же пришла в голову мысль, что и с их гениталиями случилось... «Нет! Стоп! Я точно НЕ буду это представлять!» – Чем обязана? – она невольно повторила фразу Голда, а затем так же автоматически скопировала его позу и выражение лица а-ля «я уже знаю, зачем вы пришли, но мне доставляет удовольствие помучить вас морально еще чуть-чуть». – Реджина, я... я не знаю, как сказать... – пролепетала Мэри-Маргарет и замолчала, глядя на Миллс с отчаянием и толикой... жалости? Плохое начало. Очень плохое. В сердце мадам мэр закралось очень нехорошее предчувствие. И оно, увы, оправдалось, когда падчерица вновь открыла рот: – Сегодня утром Генри... он... – Что? Что с ним? Отвечай! – колдунья едва удержалась от того, чтоб не начать трясти тупоумную принцессу. «Генри! Как я могла о нем забыть?! Что я за мать?!» – Дело в том, что мы не знаем, что в точности произошло, но сегодня утром Генри... пошел в уборную и... – Бланшар мучительно покраснела отчего-то, хотя в ее-то возрасте уже пора бы перестать краснеть по поводу... по любому поводу, если уж на то пошло. – Он закричал и... я, Дэвид... – Снежка, если ты немедленно не прекратишь лепетать и не объяснишь, что с моим сыном, клянусь, я вырву твое сердце и сотру в порошок! – Реджина прошипела это на грани слышимости, но оба незваных гостя покрылись гусиной кожей. – У него ВАГИНА! – брякнула Мэри-Маргарет и замолчала. Наступила абсолютная тишина. Оттопыренные уши падчерицы алели, как маки. – Вагина? – Вагина, – с совершенно каменным выражением лица подтвердил Прекрасный. – Так... – мигрень усилилась. Реджина вновь титаническим порывом воли заставила себя мыслить рационально. – Где он сейчас? – У нас дома. – И вы оставили его одного?! Чем вы думали?! А, впрочем, я и так знаю… Не тратя больше времени, Миллс сделала несколько пассов руками – одеваться с помощью магии было не слишком приятно, зато быстро. Если она хочет успокоить Генри, то сама должна быть собранной и уверенной. Или хотя бы выглядеть таковой. Нечего пугать сына еще сильнее, он и так напуган. Вспомнить хотя бы рыдающего Гуда... Хотя вспоминать отчего-то вовсе не хотелось. Равно как и видеть его сейчас. Вчерашняя сцена еще была свежа в памяти, и Реджина испытывала по ее поводу двоякие чувства: с одной стороны, Робина было жалко, а с другой... она ощущала раздражение от его неспособности собраться в столь странной, но все же не смертельной ситуации. Честное слово, вырасти у нее член, она бы точно не рвала на себе волосы! Так или иначе, мысли о мужчине были полностью вытеснены мыслями о Генри. «Твой сын в опасности! Соберись!» Хотя даже странно, что ее гениталии остались в полном порядке. Учитывая ее обычное поведение «бабы с яйцами» и привычку держать удар самой, не полагаясь ни на кого. Стерев с лица нервную усмешку, Реджина взмахнула руками и перенеслась в квартиру Прекрасных. – Генри, сынок?.. Это мама... – Мам! – темноволосый вихрь, уже сравнявшийся с ней в росте и явно превосходящий по силе, врезался в женщину, обнимая так крепко, что на несколько секунд Миллс даже забыла о причине всего этого – давно сын делился с ней объятиями столь искренне. Она растаяла от нежности к своему «малышу», гладя его по голове, как если бы ему и впрямь было пять лет. Волшебство момента нарушил сам Генри. Смущенно отстранившись, он растерянно посмотрел на мать и, запинаясь, выдал: – Т-ты ведь... уже знаешь, да? – он судорожно сглотнул. – Да, мой хороший, – стараясь не напугать его ни одним резким словом или движением, Реджина повела подростка к дивану и, усадив, села рядом. Дети такие чувствительные. – Но я тебе обещаю, мы найдем способ все исправить. – Это какое-то новое Проклятие? – на удивление, Генри мыслил рационально, несмотря на обстоятельства. Он как будто почти полностью успокоился, стоило Миллс появиться рядом. Все-таки, что бы мальчишка не говорил и даже не думал, Реджина всегда была и будет его матерью, которой он безоговорочно доверяет. Эта мысль согрела сердце бывшей Злой Королевы, и она, не удержавшись, вновь потрепала сына по мягким локонам. – К сожалению, так и есть. – Мистер Голд? – и снова в яблочко. – Откуда ты знаешь? – Мам, это ведь довольно-таки очевидно, – парень скрестил руки на груди с типично Реджининым выражением, закатывая глаза. Они улыбнулись друг другу понимающей улыбкой. И снова это чувство родства, которого они были лишены так давно... «Похоже, мне начинает нравиться это Проклятие». Они еще какое-то время обсуждали возникшую ситуацию. Ужасно смущаясь, Генри выслушал краткую лекцию о строении женского организма, покивал с умным видом, после чего вдруг поинтересовался: – Мама, а ты не видела сегодня Эмму? – Нет, родной. А почему ты спрашиваешь? – Ну, просто она обещала вчера, что зайдет с утра и отвезет меня в школу. Ты можешь заехать к ней и проверить, все ли в порядке? – Конечно, – после этих слов она и сама уже начала испытывать пока смутное беспокойство по поводу шерифа. Не в привычках той было засиживаться дома в такое время, обычно она уже была у Прекрасных или в участке. Стало быть, что-то не так. Пусть Свон и раздражала ее до сих пор, между ними уже не было той утробной ненависти, как раньше. Можно сказать, они даже стали подругами. Наверное. По крайней мере, Миллс приходилось характеризовать их странные отношения именно так за неимением лучшего эпитета. – Я заеду к ней, как только улажу пару дел, идет? – Хорошо. Позвони потом... или приходи опять, – попросил подросток, вновь неосознанно прижимаясь к матери. Как бы он не храбрился перед ней, ему в самом деле было не по себе от всего этого. Какой это, должно быть, стресс для мальчика его возраста... Реджина с гордостью посмотрела на сына, который, хоть и жался к ней, как котенок, чего не делал уже давно, но все же вел себя стойко и по-взрослому – ни слез, ни жалоб. Весь в нее! Ее маленький рыцарь. Покинув дом Прекрасных, она сперва все же проведала Робина (оказалось, что вчера, так и не дождавшись ее, тот с горя осушил чуть ли не половину бара, так что до сих пор спал в гостиной, храпя, как ржавый пикап без глушителя), после чего вновь посетила лавку Голда (вместо него там нашлась заспанная и все еще сильно беременная Белль, которая также уже была в курсе происходящего и зла на Румпельштильцхена немногим меньше самой Реджины). Последним пунктом назначения таки стал склеп, из которого Миллс взяла несколько старинных талмудов, желая изучить их подробнее вечером. Она сильно сомневалась, что найдет в тех записях что-то о новом Проклятии, но попробовать стоило. Белль обещала поискать в библиотеке, а заодно спустить с Румпеля шкуру при случае. Если, конечно, этого прохиндея удастся теперь словить. Это было в его стиле: напакостить и сбежать, чтоб с безопасного расстояния мерзко хихикать и наблюдать за очередной встряской на «муравьиной ферме». Чертов манипулятор! Скрипнув зубами, бывшая Злая Королева со стуком приземлила тяжелые книги на стол в кабинете. Чем ближе становилась обещанная Генри встреча со Свон, тем нервознее она себя чувствовала. Со времени появления в их жизни мужчин, обе они немного отдалились. Каждая пыталась строить семью, вопреки всему и вся, и это занятие, на удивление, настолько выматывало, что ни на какие другие отношения не оставалось больше сил. Даже их с шерифом былые перепалки потеряли свою остроту, став чем-то тривиальным. Видеть рядом с Эммой пирата 24/7… это раздражало. Тем более, похоже, сама Свон, судя по всему, также не горела желанием сталкиваться с Реджиной, когда та была в компании Гуда. Уж черт знает, почему. Они обе избегали друг друга с некоторых пор, и потому прямо сейчас Миллс испытывала довольно противоречивые чувства. Хотя больше всего на свете ей хотелось просто побыть одной. Поняв это, она нахмурилась, а затем, вопреки собственному желанию остаться дома и никуда не ходить, решительно взмахнула кистью, и ее фигуру окутал привычный фиолетовый туман. Не в ее стиле отступать перед трудностями. В отличие от утреннего вторжения в логово Прекрасных, здесь она предпочла действовать чуть более деликатно. Нет, не из-за Свон, а желая пощадить собственные нервы. Не так давно к шерифу переселился ее любимый крюкорукий пират, и Миллс нисколько не улыбалось ворваться в это любовное гнездышко в самый пикантный момент: лицезреть голые волосатые телеса Джонса точно не в ходило в ее планы. Мысль о том, что там же ей могли повстречаться и голые телеса Эммы, по какой-то причине, Реджину не возмущала. Может, потому что та была женщиной. Так или иначе, мадам мэр вежливо постучала и принялась терпеливо ждать. Изнутри не раздавалось ни звука, и это самым подозрительным образом напомнило события минувшей ночи. – Мисс Свон? Нет ответа. – Мисс Свон, вы там? Опять ничего. – Эмма... ты в порядке? На этот раз она услышала тихие и почему-то шаркающие шаги. Прошло еще несколько утомительно долгих секунд прежде, чем с той стороны зазвенела цепочка, и дверь, наконец, открылась. В узкую щель на Реджину хмуро уставилась физиономия Спасителя. – Да? – Мисс Свон, Генри просил меня заехать к вам и узнать, все ли у вас хорошо, – прохладно отрапортовала женщина, тем не менее, с интересом разглядывая шерифа. Даже в узкую щель дверного проема удалось заметить, что Эмма была чересчур бледной и выглядела болезненной. Впрочем, это было ее обычное состояние в последнее время. – Можешь передать пацану, что у меня все хорошо, – фраза прозвучала совершенно неправдоподобно. Реджине не нужно было обладать "даром" Спасителя, чтоб понять это. – В самом деле? – она скептически подняла бровь. – По вам не скажешь. – Тебе какое дело? – грубо выплюнула Эмма. На ее лице читалось раздражение, за которым она неумело пыталась скрыть что-то еще. – Шериф, вы забываетесь, – теперь лед в голосе Миллс можно было услышать отчетливо. – Реджина, что ты хочешь? – устало протянула молодая женщина, опираясь лбом о косяк и прикрывая глаза. Она на самом деле выглядела так, словно не спала, по меньшей мере, всю ночь, а то и дольше. Это враз остудило Реджину, уже готовую разразиться колкостями в ее адрес. – Может, впустите меня, для начала? Из вежливости. – Господи... Порой мне кажется, что хуже уже быть не может, а не тут-то было... – едва слышно пробормотала Спаситель, так что Миллс ее едва расслышала. – Ладно. Входи. Из вежливости, – она хмыкнула, отступая назад и пропуская гостью. – Располагайся. Чай, кофе, чего покрепче? – теперь она уже откровенно издевалась. Все той же странной шаркающей походкой добравшись до кресла, она рухнула в него, неловко раскинув ноги, и только тут мадам мэр заметила одну странность... – Пересмотрели «Горца», мисс Свон? Или внезапно нашли у себя шотландские корни? – шпилька получилась какая-то слишком детская для Реджины, однако и этот конкретный момент, и вся ситуация, в целом, выбивали ее из колеи. На Эмме Свон, вместо привычных джинсов или брюк, красовалась широкая клетчатая черно-красная юбка, определенно точно напоминающая шотландский килт. В ее гардеробе было и такое непотребство? – Ха-ха, – горько откликнулась шериф. – Ну, давай, глумись. Ты же за этим сюда пришла? – Что, простите? – Ой, вот только не надо делать вид, что не в курсе. Если в этом городе случается какая-то очередная задница, то сто процентов в этом есть и твоя заслуга, – Эмма выпалила это на одном дыхании и замолчала, стиснув зубы так, что желваки заходили под воскового цвета кожей. – Вы опять забываетесь, мисс Свон, – зло прищурившись, с угрозой ответила Реджина, однако вновь быстро успокоилась. Это же Свон, что с нее возьмешь. Ни такта, ни воспитания. Гены пальцем не задушишь. – Но, вопреки вашему мнению, я пришла не для того, чтоб издеваться и уж точно не для того, чтоб выслушивать ваши незрелые, детские претензии. Генри действительно беспокоится о вас и хотел бы знать, почему вы не зашли утром, как обещали. Вот тут Эмма отчего-то стушевалась и опустила взгляд. Ее ладони сжали подлокотники кресла с такой силой, что обивка слегка затрещала. – Я... – она запнулась, слегка покраснев. Прямо как Снежка. Но затем, собрав мужество в кулак, четко договорила: – Мне ходить трудно. – В каком смысле? – В прямом. – Объяснитесь. – А что объяснять? Они огромные, твою мать! – гаркнула шериф почти с ненавистью, на сей раз впиваясь взглядом в глаза Реджины. – О чем вы? Искреннее недоумение на лице Миллс заставило Эмму стушеваться и, в свою очередь, тоже посмотреть на нее с удивлением. – Так ты не знаешь? Я думала, это очередное Проклятие... То есть... – она вновь начала запинаться. – То есть это поразило... только меня? – ее голос окончательно сел, сорвавшись на писк. Какое-то время она молча хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Реджина, вновь чувствовавшая замешательство и растерянность (в который уже раз за сутки), также молчала. Наконец, Эмма просто обхватила голову руками и простонала, в точности озвучивая недавние мысли мадам мэр: – Боже... Почему я? Почему? За что ты меня так не любишь? И тут до Реджины, наконец, начало доходить. В самом-то деле, могла и раньше догадаться, учитывая общую тенденцию этого совершенно безумного дня. – Мисс Свон... – позвала она и, дождавшись более-менее осмысленного взгляда, продолжила: – Мисс Свон, полагаю, я все же немного представляю вашу нынешнюю... проблему. К сожалению, ваша первоначальная догадка все же оказалась верна. Это действительно Проклятие, и коснулось оно каждого в Сторибруке. Эмме понадобилось ровно пять секунд, чтоб выйти из ступора и выпалить: – Голд?! «Кажется, это семейное», – мысленно улыбнувшись, констатировала мадам мэр. – Да. – Я убью его. – Встаньте в очередь. – И что же нам теперь делать? – Для начала, вам нужно посетить дом ваших родителей и повидаться с Генри. Он весь извелся, не зная, что с вами. – Я же сказала, что не могу, – раздраженно откликнулась Свон, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки. – Не понимаю... – Реджина, они действительно огромные. – Что? – похоже, Миллс успела слегка выпасть из реальности, мысленно она уже перебирала названия оставшихся в родовом склепе книг и прикидывала, не стоило ли поискать решение проблемы еще и в них, потому смысл слов шерифа доходил до нее с трудом. – О, Господи... Наверное, проще и впрямь один раз показать, – обреченно протянула Эмма и поднялась из кресла. И тут на Реджину вновь накатило дежа вю. Потому что Эмма сбросила юбку. И боксеры. И осталась стоять так. Челюсть мадам мэр открылась столь широко, что грозилась и вовсе отвалиться, стукнувшись об пол. Вылезшие из орбит глаза собирались к ней присоединиться. Потому что да, черт побери, Эмма тоже была совершенно точна в своем описании: ОНИ БЫЛИ ОГРОМНЫМИ. Они – это невероятно длинный, широкий, явно увесистый даже в спокойном состоянии и, определенно, самый настоящий мужской половой член, а также шедшая к нему в комплекте таких же титанических габаритов мошонка, подходящая, скорее, шимпанзе, нежели человеку. Оставалось только поражаться, как Свон вообще умудрялась стоять… с таким-то балластом. Потому как, учитывая остальные пропорции ее, пусть и подтянутого, но все-таки вполне женственного тела, данный новоприобретенный агрегат выглядел чудовищно гигантским и нелепым. Да он и был таковым. – Навер... – Реджина откашлялась. – Наверное, вам лучше присесть. Эмма молча упаковала своего монстра обратно в боксеры (и как только сумела?!), снова натянула на талию "килт" и села обратно в кресло, после чего с совершенно непроницаемым выражением лица уставилась на собеседницу. «Мда...» – мыслей Миллс не было. По крайней мере, связных. Или цензурных. Прислушавшись к себе, женщина поняла, что, несмотря на весь комизм и поражающую воображение абсурдность ситуации, преобладающим чувством в ней сейчас было... острое сочувствие. В самом деле, она искренне жалела Эмму Свон, очутившуюся в подобном неприятном положении. Некстати и в который уже раз пришло на ум сравнение с Гудом... Этот хоть ходить вполне в состоянии, не то, что шериф. Воспоминания о Робине, заливающемся слезами по поводу утраченного достоинства, вызвали на лице Реджины улыбку. Однако Спаситель, с напряжением следившая за ее выражением, расценила это по-своему. – Прекрасно! Я очень рада, что сумела вас позабавить! – по количеству яда в голосе Эмма могла соперничать сейчас с самой Злой Королевой. – Мисс Свон... Эмма, ты меня не так поняла. Я не собираюсь смеяться над тобой, – она говорила вполне искренне, и шериф смогла это почувствовать, а потому немного успокоилась. – Просто у многих в городе сейчас та же проблема, что и у тебя. У Робина, Генри... – А что насчет тебя? – перебила Свон с каким-то непонятным выражением лица, которое мадам мэр не бралась идентифицировать. – Как ни странно, но у меня ничего не поменялось, – она усмехнулась уголком рта. – Вот уж действительно странно. Следуя логике, сейчас твое хозяйство должно быть раза в два больше моего! – воскликнула Эмма. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, а затем нервно расхохотались. Им определенно стоило хотя бы немного снять напряжение, и если это был смех, пусть даже немного глупый, то почему бы и нет? – Боюсь, у вас сложилось несколько превратное мнение о моей личности. – В самом деле? – светлые брови взлетели вверх. – Женщина, кто ты и куда дела Реджину «Чугунные Шары» Миллс? – Вы бы удивились... – пробормотала Реджина. Вновь наступила тишина, немного неловкая, но от этого не особо неприятная. Кашлянув, Эмма прервала ее первой и сказала: – Если пойдешь сейчас к моим, передай там, чтоб не волновались. И... не нужно лишний раз описывать им... нюансы, хорошо? – Так уж и быть, я умолчу о ваших... нюансах, мисс Свон, – она вновь перешла на деловое обращение, однако говорила все еще с беззлобной иронией. Уже выходя, она вдруг обернулась из-за внезапно пришедшей в голову мысли и озвучила ее прежде, чем успела себя остановить: – А где капитан Подводка? Эмма хмыкнула и вновь бросила на Реджину один из своих непонятных взглядов перед тем, как ответить: – У Крюка обнаружились проблемы, схожие с моими, так что он предпочел ретироваться на свой корабль. Зализывает раны в одиночестве. – О… понятно. Неужели его достоинство, наконец, доросло до пяти сантиметров? – не удержалась от язвительной шутки бывшая Злая Королева. Ну, раздражал ее кэп, что поделать. Сильно раздражал. К ее удивлению, Эмма не бросилась защищать бойфренда, а лишь фыркнула, после чего огорошила новостью: – Скорее, наоборот. – Что, неужели...? – Нет, он все-таки остался мужским. Только уменьшился до... ну, совсем уменьшился, короче. – Очень жаль. А я так надеялась, что ваш Пиратский Талисман теперь можно с полным правом именовать Ромовой Бабой... Остаток дня для Реджины Миллс протек на удивление позитивно. Она даже сама не была в точности уверена, откуда у нее это приподнятое настроение, ведь она совершенно не выспалась, а затем целый день вынуждена была разрываться между Прекрасными, Генри, Свон и магическими книгами. Генри захотел снова перебраться на Миффлин-стрит, в свою комнату, где явно чувствовал себя увереннее, и Реджина даже не пыталась скрыть своей радости по этому поводу. Сейчас парень уже спал, тоже умаявшись за день от нервов. Уже поздно вечером, сидя на постели в спальне и обложившись пухлыми томами в кожаных обложках, мадам мэр старательно искала в них хоть какой-то намек на то, как можно снять Проклятие, однако пока что ее труды не увенчались успехами. Она так и уснула среди раскрытых книг, и всю ночь ей снилась какая-то дикая фантасмагория, включавшая в себя рыдающего Робина Гуда, марширующих шотландских волынщиков, красные уши Снежки и просто таки космических размеров агрегат Свон – и все это крутилось и вертелось, точно карусель или калейдоскоп, пока Реджина не почувствовала, что ее голова буквально раскалывается. Проснувшись от кошмара и порядком продрогнув, она все-таки сложила все книги на полу рядом с кроватью, юркнула под одеяло и остаток ночи проспала без каких-либо происшествий. Это было неплохим отдыхом, потому как последующие несколько дней слились для нее в одну плотную кашу из бесконечных магических экспериментов, варки зелий, изучения все новых и новых книг, которые старательная Белль неустанно носила из библиотеки... И все это лишь для того, чтоб, в конце концов, просто развести руками, констатируя очевидное: – Нам нужен Румпельштильцхен. * * * Как и можно было ожидать, найти Темного мага оказалось совсем не просто. Точнее, вообще невозможно. Как будто он просто взял и испарился из этого мира. Подозрение не оставляло Реджину в покое, так что она позаимствовала у Белль расческу с парой волосков Голда и провела ритуал поиска. Пусть тот, в отличие от кровной магии, и не был в состоянии указать, где сейчас был Румпель, зато он мог с точностью сказать, где тот не был. Результат данных изысканий, озвученный бывшей Злой Королевой в конференц-зале мэрии на внеочередном заседании «военного совета» во главе с Белоснежкой, никого не обрадовал: – Голда нет в Сторибруке. – То есть как нет? – пролепетал Хоппер, бледнея. От волнения у него даже очки запотели. Он сидел за столом, чуть сгорбившись, а его руки, сжатые в кулаки и лежавшие поверх столешницы, едва заметно подрагивали. – Неужели у тебя еще и грудь появилась? – ехидно поинтересовалась у него Зелена, покачивая в руках ребенка, а затем добавила: – Впрочем, я не удивлена. Миллс подавила желание закатить глаза, иногда ее сестра была сущим ребенком. Хотя, говоря откровенно, Сверчок сам напрашивался. – Зелена, тебя сюда позвали только из уважения к Реджине, прояви уважение и ты, – осадила ее Снежка резким тоном, в котором, тем не менее, слышались те же панические нотки, что и у Арчи. – Реджина, пожалуйста, продолжай. – Нечего продолжать, – утомленно отозвалась мадам мэр. – Его нет в городе. Точнее я сказать не могу, магический ритуал, который я провела, не смог дать стопроцентный ответ… – Вот я всегда говорю, что все это колдунство гроша ломаного не стоит! – перебил Ворчун и бросил на обеих сестер Миллс взгляд, полный неприкрытой ненависти. – Тебе-то на что жаловаться? Ты, вроде, в порядке, – хмыкнул Вейл, скрещивая руки на груди. – По крайней мере, был еще позавчера, когда снова доставили в отделение с алкогольным отравлением. – Я-то да, в порядке. А ты, док? Как поживает мини-Вейл? – моментально переключился на него гном, ощериваясь, как собака. – Я бы посоветовал тебе не совать свой нос… – А то что? – Друзья, мы же все цивилизованные люди, не нужно… – слабо пискнул Хоппер, но его никто не стал слушать. – Спорим, ты и до Проклятья был не особо крут, а, некрофил ты наш? – заржал Лерой. – Что ты, что эти ведьмы – одного поля ягоды! Одно слово – маньяки! Вечно устраиваете… – Ах ты…! Испугавшись громких голосов, дочка Зелены проснулась и заплакала. – Держите себя в руках! Здесь дети! – Снежка покраснела. Прекрасный сжимал кулаки и хмурился. – Пусть сначала этот алкаш возьмет свои слова обратно! – взвился Франкенштейн. – У пидора не спросили!.. Все это начинало походить на балаган. – Так, – глухой голос и громкий хлопок по столу, от которого на столе едва не подпрыгнули стаканы с водой, заставили замолчать обоих мужчин и в корне пресекли зарождающуюся перебранку. Все перевели взгляд на Эмму, ладонь которой все еще оставалась припечатанной к лакированной столешнице. В наступившей тишине плач Горошинки показался еще громче. Лицо Свон было мрачнее тучи. Она обозрела всех суровым взглядом, и в глазах ее читалась усталость. Отчего-то все, кто уже готов был принять участие в общей ссоре, столкнувшись с ней глазами, потупились и почувствовали себя неловко. В самом деле, устроили тут массовую истерику. А ведь им еще повезло… Эмма поморщилась. Противно было понимать, что твой авторитет наполовину состоит из того, что все тебя считают мученицей и стоиком. С тех пор, как новое Проклятие ударило по городу, прошло чуть больше недели, но она так до сих пор и не смогла привыкнуть ко взглядам окружающих – сочувствующим, удивленным, стыдливым, иногда втайне насмешливым («Пошли к дьяволу!»), а порой уважительным («Кретины!»). Сейчас ей очень хотелось просто вскочить со своего места и свалить отсюда. Она смотрела вокруг и понимала, что никто даже не догадывается, насколько сильно ее достал Сторибрук и происходящая в нем чертовщина. Для них это было, можно сказать, привычным делом, ведь в Зачарованном Лесу случалось порой нечто и похлеще. Однако для Эммы нынешнее Проклятие стало апогеем и квинтэссенцией всего предыдущего лютого треша, который Эмме доводилось разгребать до сих пор. И на сей раз, разумеется, ей по иронии слова перепало больше, чем всем остальным вместе взятым. Тяжело быть Спасителем, ничего не скажешь. Вот только на этот раз спасать нужно было, в первую очередь, ее саму, и эта необходимость играть роль пассивного наблюдателя бесила Свон сильнее всего остального. Лишь одно слегка облегчало жизнь – на помощь неожиданно пришла Миллс. Пару дней назад мадам мэр появилась в квартире Эммы спозаранку и, вежливо постучав в дверь, а не выломав ее заклятьем, предложила шерифу зелье. – Это временное решение, мисс Свон, однако, боюсь, лучшего варианта у меня пока что для вас нет, – сказала Реджина тогда и протянула Эмме небольшую колбу, внутри которой бултыхалась серая, с неприятным зеленоватым отливом жидкость. Опыт видеоигр научил шерифа тому, что неизвестные субстанции зеленого цвета обычно являются радиоактивными отходами или ядом, так что, приняв колбу, она подозрительно сощурилась, рассматривая ее на просвет. – Принимайте по две капли два раза в день, но не чаще, иначе за последствия я не отвечаю, – предупредила тем временем Миллс, проигнорировав скептическое выражение лица Эммы. – Зелье сможет вернуть вам прежний вид ваших… ваш прежний вид, – несколько скомкано закончила она. – В смысле, это зелье снимает Проклятие? Тогда почему не дать его всем остальным? – Во-первых, оно не снимает Проклятие, а, как я уже сказала, лишь на время сможет изменить ваши гениталии на противоположные. А во-вторых, у меня его не так много, чтоб раздавать всем подряд. Нескольких флаконов хватит вам, Генри и Робину. Остальным придется потерпеть. – Гм… Мне имеет смысл интересоваться, зачем тебе вообще понадобилась такая штука? – взгляд Эммы был немного обалдевшим. – Не думаю. Просто… кое-какие старые драконьи штучки, – туманно ответила Миллс, усмехаясь и явно пытаясь скрыть за этой гримасой легкое смущение, что в совокупности смотрелось забавно. Смущающаяся мадам мэр – это нечто. – Ладно… Спасибо. Средство оказалось на самом деле эффективным: после первого же приема примерно на пять секунд шерифа пронзило острое неприятное чувство внизу, как если бы там что-то втягивалось внутрь… Отдышавшись и проверив себя в уборной, она с облегчением вздохнула: ее тело вновь было в порядке. Однако же, как выяснилось еще немного позже, и тут не обошлось без особенностей. Очевидно, Свон на роду было написано стать своего рода магической аномалией. Обнаружила эту странность она буквально через пару часов после ухода Миллс из ее квартиры. На радостях Спаситель схватила куртку, запрыгнула в «жука» и поехала на пристань… К своему разочарованию, в капитанской каюте «Веселого Роджера» она нашла совершенно пьяного Крюка. Растормошить его удалось, вот только Эмма быстро пожалела об этом… Киллиан был совершенно невменяем от рома. И все еще зол на весь мир. Если не вдаваться в подробности, вышла не слишком приятная сцена, во время которой шериф разозлилась не на шутку. И вот тогда-то она ощутила, как любимые джинсы вновь резко стали тесными настолько, что невозможно было дольше терпеть. Она ненавидела перемещаться с помощью магии, но на этот раз ничего другого не оставалось. Ужасно злая и донельзя сбитая с толку, с острой болью в паху, Эмма, сама не зная, почему, очутилась прямо на кухню Миллс и застала там саму хозяйку в компании Робина Гуда. Мужчина сидел на табурете, сжимая в руках чашку с чем-то горячим, а Реджина ворковала над ним, как наседка. По совершенно непонятным даже для самой Свон причинам эта сцена стала последней каплей, так что она не выдержала и сорвалась. Ее все достало, черт возьми! Что она орала в тот момент и кому, Эмма совершенно не помнила позже, потому как, не дослушав, бывшая Злая Королева просто вырубила ее каким-то заклятьем. Проснулась Свон на диване в собственном жилище. Низ больше не болел, хотя и был опять неправильным. Кто-то (должно быть, все-таки Реджина) потрудился переодеть ее в пижаму и прикрыть пледом, так что хотя бы это уже позволяло предположить, что мадам мэр не слишком зла на нее за истерику. Через несколько дней такой жизни шериф уловила четкую закономерность: когда она приходила в ярость, действие зелья, что дала ей Миллс, прекращалось, и «карета вновь становилась тыквой». – Он растет, когда я злюсь, – мрачно заявила Эмма, появившись на пороге семейного склепа Миллсов на пятые сутки использования чудо-зелья. Реджина проводила свои малопонятные магические эксперименты и даже не повернула голову в ее сторону. – Прямо как нос у Пиноккио, когда тот врет… – задумчиво пробормотала она и ухмыльнулась. – Ну, спасибо! – возмущению Спасителя не было предела. Она вновь начала ощущать, что медленно закипает. – Дышите глубже шериф и постарайтесь успокоиться, – посоветовала Миллс, но затем все же не удержалась от поддразнивания: – Или я решу, что вы мне слишком рады. – Р-р-реджина! В ответ на ее рык эта невыносимая женщина только рассмеялась… А теперь Эмма сидела на этом идиотском бесполезном собрании, переросшем в банальную склоку, и чувствовала, как болезненное ощущение внизу усиливается с каждой минутой, пока она с трудом пыталась контролировать гнев. Зелье Миллс вновь сдавало позиции. Она злилась с самого начала, потому как знала: они вернулись к тому, с чего начали. Решения проблемы не было, никто не знал, как снять Проклятие. Перелистав кучу пыльных томов и перебрав все доступные варианты, они не нашли ровным счетом ничего. Так что их действия вновь свелись к тому, чтоб найти эту чертову сволочь, мистера Голда, и заставить его вернуть все, как было. В связи с этим, Эмма не видела ровным счетом никакого толку в этих милых семейных посиделках в мэрии. Но разве кто-то спрашивал ее мнения? Достаточно было того, что Мэри-Маргарет, обожавшая все делать коллективно и изображать бурную деятельность вместо реальных действий, считает иначе, а Дэвид никогда не спорил с супругой, и вот, в итоге, все они сидят здесь, треплются уже почти два часа ни о чем и называют это «разработкой плана». Когда Лерой сцепился с доктором Вейлом, шериф поняла, что терпению ее пришел конец. Причинное место уже просто горело огнем – джинсы явно были слишком тесными для такого объема. И Эмма бы от души поржала над этим, если бы капли пота не стекали у нее по вискам и спине, и она не думала лишь о том, как бы побыстрее убраться отсюда и очутиться дома. С размаху треснув по столу, так что острая боль в кисти на кратким миг заглушила даже другую физическую муку, она медленно обвела всех присутствующих свирепым взглядом. Единственной, кто при этом не отвел глаза, была Миллс. Бывшая Злая Королева ровно посмотрела в ответ и едва заметно понимающе качнула головой, так что Свон со свистом втянула воздух сквозь зубы и откинулась на спинку стула. – Кхм… Полагаю, на сегодня собрание можно считать завершенным, – неловко промямлила Снежка, покосившись на дочь. Когда они начали расходиться, Реджина подошла к Эмме и молча перенесла их обеих в квартиру шерифа. – Я и сама могла бы… – вяло сказала Свон, но Королева только фыркнула. Заперев дверь взмахом руки, она, ничуть не смущаясь, парой других заклятий быстро освободила Эмму от нижней части одежды и призвала из ванной полотенце. – Спасибо, – Спаситель облегченно вздохнула, обернув бедра этим полотенцем и падая на кровать. Притянув к себе подушку для успокоения, шериф прижала ее к лицу. – Боже, я думала, они никогда не замолчат… – Ваша мать никогда не умела заткнуться вовремя, – ехидно усмехнулась Миллс, садясь в кресло напротив. Несмотря на то, что женщина казалась невозмутимой, она точно так же устала за эту неделю, и потому, поддавшись искушению хотя бы полчаса побыть в состоянии покоя, не спешила домой, где ее вновь ждали книги, зелья… и Робин. Кажется, она и не поняла, в какой именно момент начала избегать его. – О, замолчи, – глухо простонала Эмма в подушку. В квартире воцарилась благодатная тишина, только часы в кухне глухо тикали. Через какое-то время шериф почувствовала, как глаза сами слипаются. Она с усилием моргнула пару раз и села, оглядываясь по сторонам. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что Реджина вместо того, чтоб исчезнуть, по своему обыкновению переместившись с помощью магии, все еще сидела в ее кресле. Более того, откинув голову на подголовник, мадам мэр, судя по ровному дыханию и расслабленной позе, глубоко спала. Стараясь не создавать шума, Эмма на цыпочках прошла в ванную комнату и включила душ. Когда она, посвежевшая и уже переодевшаяся в удобную домашнюю одежду, вернулась, Миллс была на том же самом месте. Судя по тому, как она слегка морщилась во сне, в кресле ей было неудобно, но усталость пересиливала, и женщина не просыпалась. Не сообразив ничего лучшего и не доверяя своим до сих пор не слишком стабильным магическим способностям, Свон очень осторожно коснулась сперва плеча Реджины и, когда женщина так и не открыла глаза и не отчитала ее за неподобающую вольность, подняла на руки и быстро перенесла на свою кровать. Положив мадам мэр поверх одеяла, Эмма накрыла ее пледом и тихо вышла из спальни. Когда она закрывала дверь, Реджина уже успела перевернуться на другой бок и притянуть колени к груди, засыпая еще крепче. Не зная, чем себя занять, Эмма позвонила сыну. За эти дни они с мальчишкой виделись от силы раз десять, и обоим при этом было немного неловко. Генри смущался вдвойне, ведь по всему выходило, что он был не столь мужественным, как хотел казаться, а Эмма ощущала себя не в своей тарелке из-за того, что в своем нынешнем положении изображать из себя Мать Года и Героя в одном лице стало еще сложнее. И только с буфером в виде Реджины, беззлобно посмеивающейся над Свон и умеющей одним ласковым словом успокоить Генри, оба чувствовали облегчение и начинали нормально общаться. Пока она размышляла над этим, пальцы сами набрали номер пацана. Только услышав голос Генри на том конце линии, Эмма поняла, что успела соскучиться по нему. Она сама отстранялась все это время, непонятно зачем, и теперь решила исправить это. – Вечер пиццы? Круто! Только закажи побольше сыра! – радостно завопил подросток в трубку и сбросил вызов, даже не попрощавшись. Видимо, уже бежал натягивать куртку. Эмма покачала головой и улыбнулась. Кое-как доковыляв до кухонной аптечки, она достала оттуда флакон с зельем и выпила положенную меру. Это был уже второй прием за сутки, она и так слишком частила с дозами, и потому оставалось надеяться, что больше в этот день не произойдет ничего, что могло бы вызвать у нее гнев. Набрав доставку, она заказала пиццу с начинкой из всего подряд, затем отыскала в холодильнике колу для Генри и пиво для себя и принялась ждать. Буквально через десять минут мальчишка уже стучал в дверь – судя по всему, те несколько кварталов, что отделяли лофт Прекрасных от квартиры Эммы, он в буквальном смысле пробежал. – Плохой день? – с ухмылкой поинтересовалась Свон, когда он ввалился внутрь, громко топая и сопя. – Не спрашивай, – буркнул пацан, но затем скривился и все же коротко пояснил: – Мэри-Маргарет. – Понятно. Снежка была доброй и сочувствующей, но чересчур часто эти ее черты переходили все допустимые границы. Генри же был слишком Миллсом, чтоб долго это выносить, а Эмма… ну, она была просто Эммой, чрезмерная общительность никогда не была ее отличительной чертой. Пока парень возился с дисками, выбирая подходящий фильм, шериф вновь пошла к двери, чтоб забрать заказ. – Фу-у-у, паприка… – скривился мальчишка, едва раскрыв коробку с исходящей паром пиццей. Возмущению его не было предела. – Эмма, ты же знаешь, что я терпеть не могу сладкий перец! – и он надулся. Посмеиваясь над его разочарованной моськой, Свон жестом фокусника вытянула вторую руку из-за спины – на ладони у нее была еще одна большая коробка с пиццей, на этот раз без намека на паприку, зато с двойным сыром. – Ура! Я тебя люблю! – Генри схватил коробку и унесся в гостиную, где с размаху плюхнулся на диван и защелкал пультом, одновременно пытаясь оторвать от обжигающе горячего круга пиццы кусок. – Эй, давай потише, – шериф опустилась рядом с ним. – А? – обжигаясь и шипя, он, тем не менее, уже успел набить полный рот и теперь, усиленно жуя, недоуменно глядел на светловолосую женщину. – Твоя мама спит в соседней комнате. Давай не будем ее будить, окей? – Окей, – медленно проговорил Генри и как-то очень странно покосился на нее. Но затем на экране телевизора появилась заставка «Columbia Pictures», и юный Миллс полностью сосредоточился на кино. Они успели досмотреть «День сурка» почти до половины, когда дверь в спальню Эммы тихо скрипнула. Обернувшись, шериф увидела Реджину, слегка растрепанную, со следом от подушки на лице и немного сконфуженную тем, что уснула прямо в апартаментах шерифа. – Привет, мам! – Генри тоже заметил ее появление и улыбнулся. – А мы тут смотрим кино. Хочешь с нами? – Привет, малыш. Боюсь, я не могу, мне нужно проверить еще несколько книг, вдруг я что-то упустила… – Брось, Реджина, книги от тебя не убегут, – Эмма усмехнулась ей и кивком показала на свободной место между собой и Генри. – К тому же, – она лукаво прищурилась, – у нас еще осталась пицца. Казалось, Миллс всерьез задумалась. Но затем, сдавшись, она ответила с тяжелым вздохом: – Ладно. Только ради пиццы, мисс Свон. И для вашего же блага надеюсь, что там нет паприки. Генри тут же подвинулся, давая темноволосой матери больше места. Стараясь не обращать внимания на смешки шерифа, Миллс опустилась на диван с таким видом, словно согласилась не кино смотреть, а копать шахту вместе с гномами. Спина ее была прямой и напряженной. Спустя пять минут Эмма не выдержала. Наклонившись к женщине, она прошептала: – Расслабься уже, – ее дыхание коснулась щеки Реджины, и та слегка вздрогнула, но не отстранилась. В конце концов, даже мадам мэр погрузилась в общую атмосферу спокойствия. Они жевали пиццу и смотрели, как герой Билла Мюррея пытается вырваться из заколдованного круга времени, но раз за разом терпит неудачу. Каждый из них видел этот фильм, по меньшей мере, раз десять, но каждый раз было смешно, как в первый раз. В какой-то момент Эмма почувствовала, что ее и саму неудержимо тянет в дрему, так что она не стала сопротивляться и просто прикрыла веки, проваливаясь в сновидение. Там она вновь перенеслась в Сторибрук и, как несчастный Фил, постоянно просыпалась каждый день в одно и то же время, чтоб прожить один и тот же день, полный борьбы с Проклятиями и теми, кто эти Проклятия насылал, но лишь для того, чтоб на следующий день все повторилось опять с точностью до секунды. Она проснулась резко, как от толчка. Сердце все еще часто стучало после кошмара. Телевизор был давно выключен, а гостиная – погружена в полумрак. В комнате еще витал аромат пиццы… Судя по всему, Генри либо уже ушел, либо был в спальне, потому как здесь его точно не было. Но зато на своем плече Эмма с удивлением обнаружила тяжесть, которой оказалась Реджина. Очевидно, они обе попросту уснули, и подросток решил их не тревожить, при этом совершенно не подумав о том, что обе матери будут чувствовать себя неловко после пробуждения. Или, наоборот, очень даже хорошо подумав и решив, что это отличная шутка. Мелкий засранец. В полумраке Свон почти не видела лица Королевы, только чувствовала исходящее от нее тепло, да еще дыхание Реджины, умудрившейся уткнуться носом прямо ей в шею, щекотало кожу, посылая по ней мурашки. Эмма сглотнула. Она чувствовала это каждый раз, когда Миллс оказывалась слишком близко, но старалась не думать, чтоб после не чувствовать разочарования и недовольства всякий раз, когда Королева появлялась под руку с Разбойником. В конце концов, Робин был «истинной любовью» Реджины, которая, судя по ее поведению, была буквально помешана на всей этой волшебной фигне, равно как и прочие жители Зачарованного Леса. Эмму подобная жизненная философия совершенно не устраивала, но, опять же, кто ее спрашивал? В конце концов, у нее самой тоже был Киллиан. Но прямо сейчас рядом не было ни Крюка, ни Гуда. Только они вдвоем – Эмма и Реджина. И сонный полумрак гостиной. Миллс что-то пробормотала во сне, чуть сдвинулась, устраиваясь на шерифе поудобнее и обнимая ее рукой. Слушая ее тихое, размеренное дыхание, Свон вновь начала засыпать, пока, наконец, не отключилась. Когда наутро она открыла глаза, то все еще лежала на диване, ноги ее укрывал плед, а пустые коробки и бутылки из-под колы отсутствовали. Реджины не было. Да и слава всем богам, потому как «агрегат» между ног у Эммы вновь был на месте – истекло время действия чудо-зелья. И, более того, он был первым, на что наткнулся взгляд шерифа при пробуждении. После ночи, проведенной в обнимку с Миллс, Эмму настигло то, что обычно преследует по утрам всех обладателей пенисов – эрекция. Нет, не так... ГИГАНТСКАЯ эрекция. Каким-то мистическим образом высвободившись из плена широкого белья и не менее широких домашних штанов, мега-член встал по стойке смирно, краснея на конце и чуть колыхаясь, похожий на неизвестный науке гриб-переросток. Едва разлепив глаза и увидев ЭТО почти перед самым лицом, Свон инстинктивно попыталась отпрянуть от «опасного предмета», однако, поскольку сзади была спинка дивана, Спаситель лишь ударилась о нее и, перелетев, неловко рухнула на пол, чуть не вывихнув запястье. Выматерившись от души, она попыталась встать, случайно при этом задев своей наиболее выступающей в данный момент частью поверхность пола. От этого по телу пробежал электрический разряд, заставивший глухо застонать... Ну, уж нет! Только не это! В ванную, срочно! Приняв «противоядие» и запив его водой из-под крана, Эмма посмотрела на себя в зеркало: бледное лицо, запавшие глаза с черными кругами. Она скривилась и показала средний палец собственному кислому отражению. Разумеется, часть ее чувствовала невероятное облегчение оттого, что Миллс ушла раньше того, как случилась эта «утренняя неожиданность». Однако же одновременно Эмма ощутила что-то, очень похожее на разочарование. Хотя чего она ожидала? Завтрака и кофе в постель? Точнее, на диван? В конце концов, они с Миллс даже не были друзьями в полном смысле слова. У них просто… был общий сын. И несколько общих совершенно сумасшедших родственников. И общая магия. И общий крест – до скончания века разгребать каждое новое дерьмо, что сваливалось на головы сторибрукцев с поразительной частотой и плотностью. Если так подумать, у них действительно много общего. Вот только друзьями они все равно не были. А кем тогда? Эта мысль впервые пришла в голову Эмме с подобной кристальной ясностью, четко сформировавшись в вопрос. В самом деле, кто они друг для друга? Они не семья, не друзья, не пара… Но у них есть все предпосылки для того, чтоб быть всем перечисленным. Разве не странно, что они до сих пор не сделали ни единого шага навстречу друг другу? На этот вопрос у нее не было ответа. Быстро ополоснувшись в душе, шериф решила навестить родителей. Снежка названивала ей по пять раз на дню, приглашая к себе, но Эмма все отнекивалась. Ей претили все эти взгляды Мэри-Маргарет, в которых жалость была настолько же откровенной, насколько и ненатуральной. В своем стремлении «наверстать упущенное» и быть «хорошей матерью» Снежка порой напрочь забывала о том, что было нужно самой Свон. И уж чего-чего, а отношения, как к инвалиду или уроду, ей точно не требовалось. С Миллс в этом плане в самом деле было проще: Реджина откровенно подкалывала Эмму практически постоянно, и потому происходящее уже не так давило на психику. Ну, подумаешь, вырос член до колен, как у коня, и яйца размером с кокосы… По крайней мере, это действительно было смешным. Это дурацкое Проклятие неожиданно сблизило их с Реджиной. Может, все дело было в том, что оба их мужчины предпочли зациклиться на себе и страдать в одиночестве, так что у шерифа и мэра попросту не осталось никого, кроме друг друга, как это обычно и бывало в подобных ситуациях… Иногда у Эммы закрадывалось смутное подозрение, что поток Проклятий закончится только тогда, когда они с Миллс, наконец, перестанут бегать друг от друга, как идиотки, сядут и, как минимум, поговорят по-человечески. И попытаются, черт побери, уже разобраться, что между ними происходит все это время. Задумавшись, Свон машинально преодолела расстояние до дома, в котором жила Мэри-Маргарет, и поднялась наверх. – Снежка, это я, – она постучала несколько раз, но ответа не было, хотя изнутри отчетливо доносился какой-то глухой грохот. Это, по меньшей мере, настораживало. Их всех так часто пытались убить, похищали, пытали, держали в заложниках и разлучали, что фантазия рисовала Свон картины – одна живописнее другой. – Снежка? – ключ не желал вставляться в замочную скважину, должно быть, с той стороны был вставлен другой ключ. Эмма начала тихо паниковать. – Мэри-Маргарет, я захожу! Разогнавшись, шериф со всей силы ударила в дверь плечом – хрупкие доски не выдержали и с треском слетели с косяка, дверь с грохотом стукнулась о стену, и спустя секунду Эмма уже вбежала в квартиру Прекрасных, держа пистолет перед собой. – Эмма! – Эмма! – Вашу мать! Еще быстрее, чем попала внутрь, она вылетела обратно в коридор, не забыв, впрочем, захлопнуть дверь. Пулей спустилась по лестничному пролету вниз и только там замерла, чувствуя, как начинает трястись. Сначала она решила, что это нервная дрожь – психика только что получила такой силы удар, что не было бы удивительно, если бы она разрыдалась, как полная дура. Но слез не было. Напротив, Свон почувствовала, как хохот буквально рвется наружу. Всхлипывая и давясь воздухом, она сползла по стенке. Увиденное ею зрелище, кажется, навечно отпечаталось на обратной стороне черепа: Снежка и Дэвид… голые… прямо на кухонном столе… Дэвид пристроился сзади по-собачьи, а у его жены между ног колом торчит ее маленький, красный, небольшой по размеру, но совершенно точно не женский орган… И у обоих такое блаженство на лицах, что просто… Эмма взвыла от нового приступа неудержимого ржача, сотрясшего все тело и стиснувшего легкие. Досмеявшись до колик в боку и першения в горле, держась за готовые треснуть ребра, шериф кое-как сумела разогнуться и, решив, что на сегодня с нее достаточно приключений, направила стопы в библиотеку. Возможно, Белль и Реджина все же что-то упустили, и именно Эмме повезет наткнуться на разгадку. К тому же, после только что полученной дозы адреналина ей совершенно точно необходим покой. Все еще посмеиваясь, шериф перешагнула порог библиотеки и тут же настороженно прислушалась. До ее ушей донесся стон. «Да вы, блин, издеваетесь! Опять?!» – Белль? – негромко позвала Эмма, не спеша идти дальше. Судя по всему, их скромная библиотекарша занималась кое-чем интересным за стеллажами. Вот только с кем она это делала, если Голда, как утверждала Реджина, и в помине не было в Сторибруке? Любовника что ли завела? Это на девятом-то месяце? Или сама с собой? Ну, Белль… Стон повторился, прозвучав отчетливее, и в этот в нем ясно слышалась какая-то болезненность. – Белль, это Эмма! Ты в порядке? – Ох… А-а-а-а-а!.. «Нет, ну, что за день такой дурацкий?» – мысленно чертыхаясь, Эмма уже бежала к источнику звука, потому как стонала Белль совершенно точно не от удовольствия, а от сильной боли. Молодая женщина обнаружилась на полу. Вцепившись правой рукой в стеллаж, она пыталась подняться, но ей это никак не удавалось. Лицо было перекошено от муки, она чуть не плакала, левой рукой держась за огромный подрагивающий в спазмах живот, под ее ногами растекалась прозрачная лужа. – Все хорошо, я здесь, – мгновенно оценив обстановку, Свон оказалась рядом и приобняла подругу. – Белль, тебе надо в больницу. Идти можешь? – Кажется, могу… – Сейчас... вот так, потихоньку... – Эмма бормотала, пока они крошечными шагами продвигались к выходу из библиотеки. Едва приподнявшись на ногах, Белль вцепилась в шею и плечи шерифа и повисла на ней мертвым грузом, так что Свон оставалось лишь сцепить зубы и терпеть. – Ничего, сейчас сядем в машину и... – О, господи! Ты, что, не можешь просто перенести нас в больницу?! – прорычала жена Голда, еще сильнее впиваясь пальцами в кожу Свон, и едва не сгибаясь от очередной болезненной схватки. Спаситель нервно передернула плечами. Уж что-что, а пытаться колдовать в таком состоянии... нет уж, спасибо. От магии и так куча неприятностей. – Дыши, просто дыши, окей? Доковыляв вместе до машины, Свон помогла подруге забраться на заднее сиденье и, захлопнув за ней дверцу и быстро сев за руль, рванула с места. – А-а-а-а-а! Он идет! Он идет, я чувствую! Боже, я больше не могу! – Дыши, хорошо? И тужься! Тужься! – КУДА?! У МЕНЯ ТОЖЕ ЭТОТ ГРЕБАНЫЙ ЧЛЕН!.. Как они добрались до отделения, Эмма помнила смутно, но к тому времени Белль уже стонала, не переставая. Схватки у нее становились все сильнее, а промежутки между ними – все короче. Не теряя времени, медсестра сразу же увезла молодую женщину в родильную палату, а Свон устало упала на ближайший стул и достала мобильный. Через час в больнице собрались все друзья Белль. Как ни странно, пришла даже Миллс. Встретившись с ней взглядом, Эмма несмело улыбнулась, не зная, как женщина отреагирует на нее после утреннего пробуждения, однако та совершенно спокойно ответила на улыбку. Свон почувствовала, как внутри словно разжимается пружина. А еще через пару часов доктор Вейл вышел навстречу всей их компании, дабы объявить о рождении… Он не успел даже рта раскрыть, как прямо перед ним в клубах колдовского дыма материализавался Темный маг. Дернувшись от неожиданности, Виктор попятился на несколько шагов. – Голд! – Румпельштильцхен! Они заорали все вместе, но не решились приблизиться. – Как Белль? – это было первое, что сказал Голд. Он был невероятно бледен и явно исхудал, как если бы побывал в каком-то ужасном месте, и только сейчас ему удалось оттуда вырваться. – Я сделал ей кесарево. У нее все хорошо, – отрывисто сказал врач, недовольно и немного нервно поглядывая на новоявленного папашу. – Только вот… – он замялся, явно не зная, как сформулировать то, о чем думал. – Что с ней? Отвечай! – кажется, он был не на шутку встревожен. Глядя на всю эту сцену, Реджину снова посетило ощущение дежа вю. Как будто она уже видела это… или же смотрела на саму себя со стороны. Определенно, в последнее время все они словно очутились в какой-то дикой вариации Дня Сурка. – С вашей женой все в полном порядке, как я и сказал, – огрызнулся Вейл, проявляя недюжинную храбрость (или глупость), ведь стоящий перед ним Румпель явно был готов убивать. – Дело в ребенке. Ранее УЗИ явно показывало, что это мальчик. Так что этого просто не может быть, однако… я даже не знаю… – Доктор, если вы немедленно не прекратите мямлить и не объясните, что с моим сыном, клянусь, я вырву вам сердце и заставлю сожрать. – У него ВАГИНА! – выпалил Вейл и замолчал. – Так… – Румпель, казалось, задумался о чем-то, а потом вдруг расплылся в такой радостной улыбке, словно это было лучшее, что он мог услышать. Его следующие слова были тому подтверждением: – Это замечательно! – Что? – Я могу его увидеть? Точнее, их обоих? – Да… конечно. Пройдемте со мной, – несколько пришибленно пробормотал Франкенштейн и повел счастливого отца к палате его жены и ребенка. Все, кто видел, эту сцену, могли лишь глядеть им вслед, пытаясь понять, что только что произошло. – Так что же, разрази меня гром, только что произошло? – озвучил эту мысль Лерой. «Хотела бы я знать», – ошарашенно подумала Свон и снова переглянулась с Реджиной, надеясь, что хоть та что-либо поняла во всей этой бредовой сцене. Впрочем, лицо мэра выражало столько же недоумения, как и у остальных. Впрочем, многое прояснилось на следующий день, и для этого Голда даже не пришлось пытать. Мужчина, все еще донельзя довольный, сам позвал всю их компанию в больницу, где в присутствии жены рассказал, наконец, правду. Каждый из них покинул палату со смешанными чувствами. Лерой, однако, снова выразил их общую идею, громко выматерившись на весь коридор. – Не могу поверить, этот скользкий гад умудрился заключить сделку, поставив на кон судьбу собственного ребенка… опять! – пораженно воскликнула Эмма, стоя у дверей палаты, в которой остались только Белль и Голд. Ребенка медсестра унесла, как только запахло жареным, – на всякий случай. Свон и Миллс были единственными, кто задержался в больнице. Снежка все порывалась увести дочь следом за собой, но в этот раз Дэвид проявил настойчивость и, крепко держа жену за локоть, утянул домой. Генри ушел вместе с ними, предоставив мамам возможность поговорить. – Меня больше поражает то, что он и на этот раз сумел выкрутиться, – покачала головой Реджина. – Подумать только, ведь, если бы его Проклятие не сработало или если бы в контракте говорилось о рождении «второго ребенка», а не «второго сына», ему бы пришлось отдать мальчика бог знает кому… Они так и стояли посреди коридора, слишком ошарашенные, чтоб куда-то идти, так что недовольному медперсоналу приходилось обходить их, толкая локтями. Женщины этого не замечали, потерянно глядя перед собой. Ведь они все еще не знали, как снять Проклятие. Ну, не поцелуем же истинной любви, честное слово. Реджина так точно уже проверила этот метод с Робином – не сработало. Голд, как всегда, всех переиграл. Заключив когда-то контракт с Морским Демоном, он обязан был отдать ему своего «второго отрока, родившегося мальчиком» – именно в такой формулировке. Однако, благодаря Проклятию, малыш при своем рождении формально мальчиком не был, а, стало быть, Темный маг опять остался в выигрыше. Ну, разве что, он один и выигрывал. Что до всех прочих, Проклятие все еще отравляло им жизнь, и Румпельштильцхен явно не собирался способствовать тому, чтоб найти решение этой проблемы. – И что дальше? – сумрачно поинтересовалась шериф и, скрестив на груди руки, оперлась о стену плечом. – Честно, мисс Свон? Понятия не имею, – в тон ей ответила Реджина. – Может, попробуем поцелуй? – хмуро пошутила шериф. – Мало ли, вдруг сработает. Столкнувшись с выражением лица Миллс, полным искреннего удивления, она бросила еще более угрюмо: – Шучу, – насупившись, шериф отвернулась от Реджины и начала рассматривать детские рисунки на стенах, работы маленьких пациентов местной педиатрии. В голове было пусто, на душе – мерзко. Кажется, ее положение на сей раз было совершенно безвыходным. Что будет, когда зелье закончится? Ей так и придется ходить до конца дней с этой битой в штанах? Спустя несколько минут из оцепенения ее вырвала внезапная фраза: – А знаете, мисс Свон, возможно, нам с вами действительно стоит попробовать... – Попробовать? – она уже забыла, о чем они говорили ранее, полностью погрузившись в мрачные раздумья о том, как будет жить дальше… с вот этим вот всем. – Поцелуй, – пояснила мадам мэр. Эмме показалось, что она ослышалась. – Что? – Что? – Миллс усмехалась насмешливо, но глаза ее при этом оставались серьезными. А еще на их глубине блестело нечто, чему Эмма хотела и боялась дать точное определение… потому что поверить в это было слишком хорошо. Слишком хорошо для того, чтоб это было правдой. И все же Реджина продолжала ей улыбаться, и тогда Эмма также улыбнулась в ответ. Бывшая Злая Королева хотела сказать что-то еще, но не успела. Они обе вздрогнули от неожиданности, когда из-за закрытых дверей до них донесся разъяренный рев Белль, от которого в палате задрожали стекла: – Я ХОЧУ ЗНАТЬ! СО СКОЛЬКИМИ ЕЩЕ МОНСТРАМИ ТЫ ЗАКЛЮЧИЛ СДЕЛКУ НА НАШЕГО РЕБЕНКА?! ГОВОРИ!! Что в ответ пролепетал мистер Голд, они уже не слышали, потому как спешно ретировались с места будущего ядерного взрыва, исчезнув в клубах дыма… * * * Поздно вечером, сидя в своей квартире в компании вновь напросившегося к ней Генри и вспоминая их с Миллс разговор, Эмма размышляла о событиях дня и пыталась представить себе будущее. Еще совсем недавно то виделось ей ничуть не радостным и не внушающим доверия, но с тех пор что-то неуловимо изменилось. Шериф не была до конца уверена, в чем тут дело. Она лишь подозревала, что причина тому – Реджина. Может быть, они действительно перестанут избегать друг друга, как знать. И потому, несмотря на весь лютый трындец, происходящий вокруг, Эмма не могла отделаться от какой-то совершенно иррациональной, но весьма стойкой уверенности в том, что, как бы пафосно и по-геройски (прямо в духе Снежки, прости господи) это ни звучало, все будет хорошо. Пусть над Сторибруком до сих пор висело Проклятие, пусть зелье у Эммы, рано или поздно, все-таки закончится, им с Реджиной не впервой справляться с последствиями и устранять магические угрозы. И сделают они это, как делали всегда: вместе.