When you say "NO!"

*** - Хей, Стилински. Поговорим? - Дерек в своем черном "camaro" ждет возле входа. Рядом сидит Эрика в самой короткой из своих юбок. В последнее время она, как нарочно, вьется вокруг Хейла, и Стайлз не может, просто не имеет права, ее в этом винить. Кто вообще в здравом уме станет осуждать влюбленность в сурового брутального Дерека? Любая из сущностей: человеческая, волчья - все они тянулись к загадочному, темному Дереку. Пускай Стайлз и не чувствует всё в сто раз острее, но он не дурак и, уж точно, не слепой. И если Эрику тянет к сильному самцу, к лидеру, то вот самого Хейла, который постоянно за ней хвостом ходит, Стилински понять не может. И это вовсе не потому, что Стайлз уверен в своей неотразимости - он совсем неуверен, он, даже более того, знает, каким непривлекательным выглядит на фоне других ребят из его школы. Но почему-то его всё это больно цепляет: так скребет изнутри, как будто это у него зверь и человек соседствуют в одном теле, и зверь просится наружу, чтобы сбежать куда-нибудь в горы и сорваться там на тоскливый одинокий вой. Хотя, если вдуматься, то почему бы Хейлу не тянуться к Эрике? Все правильно, все рационально - они подходят друг другу, они сильная пара, они... разного пола. Она ему нравится, просто так, просто потому что не нравится Стайлз - это ведь ясно, как дважды два. С чего он вообще должен нравиться хоть кому-то? Стайлз шумно вздыхает, оборачивается к джипу и не хочет, не может видеть. Почти месяц "после" Стайлз потихоньку приучает себя к тому, что должен быть доволен тем, что остался жив, что они с Хейлом не зашли настолько далеко, что не было точки невозврата, а значит, он сможет вернуться к нормальной жизни "до". Просто забудет прошлое, как страшный сон. Психолог поможет - это ведь ее работа. И потом, когда всё закончится, он обязательно станет счастливым! Он будет прежним собой, будет помогать Скотту, ребятам, если появится необходимость или желание... И никто не догадается, Стайлз ведь умеет притворяться. Он всю жизнь только и делал, что играл по чужим правилам. Не страшно, если он немного побудет эгоистом и сделает что-то в угоду себе. И черта с два он вообще кому-либо признается! Разве что только МакКолу. И все из-за того, что Стайлзу страшно лишиться того немногого, что у него уже есть: внимания, уважения… да просто возможности быть рядом с... На самом деле это очень много, это самое ценное. Поэтому он будет молчать и никогда никому не расскажет. - Эй, недомерок! - Дерек хлопает дверцей “camaro”. Он сердит, и, как обычно, на его песьей морде нет ни капли дружелюбия. Стайлз торопливо заводит двигатель и малодушно сбегает, выпустив из-под колес облако пыли и нацепив на курносую физиономию самое равнодушное из его ста двадцати равнодушных выражений. У него в груди холодеет, и кажется, что что-то определенно идет не так - совсем неправильно между ними двумя, но Стайлзу ведь всего шестнадцать с большим хвостом - какого черта?! Он не сердцеед, у него никого никогда не было, он просто не умеет, не знает, как говорить о таком, и поэтому побег - это единственное, что он может сделать, чтобы ненароком не показать свою боль тому, кто этого явно не достоин. Каждое утро Стайлз обещает себе заговорить, спросить, наконец, какого черта творится, и что вообще происходит между ними?! Но слова застревают где-то в глубине, словно бы он проглотил морского ежа - больно колют изнутри, ранят и заставляют молчать, отравляя мысли ядом. Поговорить не просто НАДО - жизненно необходимо, однако чем дольше он тянет, тем сложнее становится начать. В некоторых вещах они с Дереком, к сожалению, похожи до безобразия. И если уж Стилински умеет открещиваться от щекотливых тем, обходя их с маневренностью моторки в открытой воде, то Хейлу подавно не хватает среднестатистической человеческой общительности, и он отмалчивается - надежды на него еще меньше. Да, Стилински почти семнадцать, но это не значит, что он не умеет чувствовать: Дерек Хейл явно не самое лучшее, что могло с ним случиться, а может и наоборот - вот только от этого ничуть не легче. И всю дорогу он думает: ну как же так, ведь с первого класса была только Лидия, прекрасная и недоступная Лидия. Но стоило лишь раз столкнуться в лесу с Хейлом и всё... От счастья аж дух захватило! Как там говорилось в саге о вампирах? "Запечатление?" Да какая разница, он и так сохранил бы на подкорке кадр растерянного одиночки в лесу. И потом, когда судьба будет сталкивать их вновь и вновь, Стайлз совершенно точно будет радоваться как сумасшедший, а Дерек только вздохнет горестно, и во взгляде будет открыто читаться презрительное: «Навязался на мою голову». - Ты никогда не пожалеешь о том, что я в твоей стае. Я буду стараться изо всех сил, чтобы стать полезным и нужным твоей стае и тебе, чтобы ты оценил меня. Эту мантру Стилински тараторит про себя всякий раз, когда видит Хейла издали, и ведь это работает. Стайлз даже спасает ему жизнь, выслушав обидное: "Ты мне доверяешь, но я не доверяю тебе". Уже возле дома Стайлз глушит мотор и утыкается лбом в руль. - Подумать только, - Стайлз истерично ржет, сжимая пальцы до побелевших костяшек. Ничего кардинально в его жизни не изменилось: как был неудачником, так и остался. Только кошмары по ночам стали мучить чаще да пришлось увеличить дозу адеролла. Можно сколько угодно из кожи вон лезть, рисковать по сотне раз на дню - всё без толку. Не Эрика, не бета - никто. Стайлз вряд ли сможет объяснить, но в ту проклятую ночь в подвале Аржентов он понял, что, увы, не Скотт, не Бэтмен ему нужен. И что мистер Уэйн и его верный помощник Блейк уже совершили достаточно подвигов, но… Робину, как оказалось, нужен Бейн - жестокий, сильный, такой, который мог бы поставить на колени весь этот чертов городишко. Но, черт подери, они никогда не станут парой, не будут вместе по-настоящему. То есть, Стайлз у Дерека будет всегда, а вот Хейл… Не интересно ему, наверное, то, что и так его. А может дело в чем-то другом, может, нужна такая, как Эрика, - сильная, непокорная... Он помнит ту подворотню рядом с автомойкой, помнит, что Дерек делал, и как он, Стайлз, ликовал, урвав тайком желанное. И как потом ему было муторно и тошно от такого вероломного предательства. Он ведь обещал! Стайлзу совсем не хочется разговаривать с Хейлом, ничего не хочется, и повторения не хочется тоже. Не только потому, что так он совсем себя потеряет, главное, что всё будет фальшивкой. Несколько минут удовольствия, полученные по чистой случайности, не пойми где и не пойми зачем - это не то, что, как оказалось, нужно Стайлзу. Ни радости в этом, ни счастья… *** От поля для лакросса поднимается пар - теплая влажная земля остывает после дождя. Бэкон Хиллс сейчас напоминает ему Сайлент Хилл - жуткое, неприветливое сырое место, задерживаться в котором не хочется. Плевать, что он тут родился и вырос - сейчас Стилински понимает - он совсем не доверяет этому городишке. Стайлз сглатывает вязкую слюну и неловко вертит в одеревеневших пальцах клюшку для лакросса - снова не лучший. Его маленький триумф на прошлой игре закончился полным же поражением. Правда, проявилось это немного иначе: воистину, смешная штука - судьба. Вот сейчас ты царь горы, а часом спустя... Стайлз трясёт головой, отгоняя неприятные мысли. Ему очень хочется сказать, что все, что было, то прошло. То есть, он говорит всё это: он смеется, и однажды даже встречается со Скоттом, чтобы покидать мяч и поесть пирога мисс Маккол. Но, на самом деле, это три адовые недели затворничества, три недели, когда Стайлз всерьез думает обожраться адеролла и забыться навсегда, чтобы прекратить все это, потому что ему порядком осточертело просыпаться посреди ночи с воплями в мокрой кровати. - Это почки, сын. Всё пройдет, - успокаивает его отец, помогая менять простыни или расстилать на кушетке. Стайлз мучительно краснеет, кусает губы, и очень старается быть сильным. У него нет выбора: шериф возит его в госпиталь на процедуры, после которых Стайлз неизменно впадает в истеричное и плаксивое состояние. Врачи жалеют: "Хороший мальчик, такой славный, но как же…зачем с ним так, зачем столько жестокости"? При врачах Стайлз пытается сдерживаться, но дома... Он срывается, психует, капризничает, отказывается от еды, швыряется ампулами с успокоительным и болеутоляющим в стену, раскидывает вещи из шкафа и лежит на полу, в позе морской звезды… Как ни странно, от этого ему становится чуточку легче. - Мне нечего стыдиться. Но он стыдится. Стыдится, что не герой; стыдится, что Лидия сто лет назад предпочла Джексона, а он надеялся до последнего, как последний болван; стыдится, что обманулся глупыми лживыми надеждами, уповая на того, кому не нужны были слабаки и влюбленные рохли... и крови в моче стыдится... и обоссаных простыней. - Конечно, - кивает отец и садится рядом, трогает его горячий вспотевший лоб, и они могут долго так общаться в полной тишине неясными вздохами и взглядами. И Стайлз готов поклясться, что шериф стал молиться чаще - от этого гаже всего. - Я в порядке. Иди. - Ты же мне... - Я скажу, если вспомню, правда, - Стайлз жмётся щекой к ладони, закрывает глаза и делает вид, что уснул, а отец делает вид, что верит - такая вот негласная игра. Главное, чтобы Стайлзу, наконец, стало легче. И теперь, сидя на трибунах, Стайлз думает - как же так получилось? В какой момент его умная голова дала сбой? - Как он мог? - Скотт шумно сопит, неготовый к такому разговору. Он действительно старается морально настроить себя на то, что однажды его лучший друг спросит - почему? Почему, блядь, я сдыхал в том вонючем подвале, пока вы разрешали ваши наиважнейшие оборотневские штучки? Маккол ждал, что Стайлза прорвет через пару дней, через неделю, через две... А Стилински все молчал, полыхая нездоровым жаром - Скотт чувствовал болезнь, даже стоя на противоположной стороне улицы. - Он... - Как же, блядь, он смог бросить меня там? - Стайлз опускает глаза и рассматривает потрепанные мыски кроссовок. - Он думал о стае, - Скотт гасит зарождающееся желание набрать Эллисон короткое "помогите" по смс. - Но в конечном итоге, я ведь всех спас. Всё ведь в порядке? - Ты идиот. Боже, какой ты идиот, - Стайлз смеется страшно и хрипло, словно каркает – и веселья в этом смехе нуль. - Честный дуралей. Но ты все еще мой лучший друг. Всегда им будешь, - Стайлз оглядывает поле тоскливым взглядом, думает, что сейчас, вот конкретно в данную долбанную секунду, ему бы пожевать пилюлек, да только если Финсток увидит, его же никогда больше на поле не выпустят. И зачем ему вообще нужен этот лакросс, если он ходить на носочках перестал дней пять назад, а до этого все скрипел зубами, когда нужно было в очередной раз сойти с дивана и проделать путь в десяток шагов до туалета, казавшийся ему дорогой смерти, потому что отбитые почки смещались, казалось, к горлу - и это было дохрена как больно, - Но знаешь, ничего ведь не в порядке. Ничего. Не. В. Порядке, Скотт. - Честность - не самое дурное наше качество, - пытается оправдаться МакКол. - Прости, Стайлз. Ты ведь знаешь, что я пытался. - У нас ведь было с ним кое-что, - перебивает его Стайлз, по-прежнему гипнотизируя ворота на противоположном конце поля. - Мы вроде как...целовались... Он обещал мне. Обещал. Ты понимаешь, да? Сказал, что защитит. Неважно как, но... - Скотт рядом шумно дышит, и Стайлз наконец-то находит в себе силы, чтобы обернуться и поглядеть в лицо друга тоскливыми печальными глазами. И да, конечно, он мог бы сказать ему правду об их отношениях с Дереком. Ведь это было бы гораздо проще, потому что Скотт со всеми его штучками-суперспособностями всё равно сразу понимает, что Стайлз конкретно приврал на поцелуях. Но Маккол молчит, и Стайлз благодарен... *** В действительности все было куда как хуже, намного-намного хуже. Это правда - они ведь с Дереком не целовались ни разу, не встречались - как будто животное и человек вообще способны на чувства друг к другу. То есть...Сначала Стайлз и думать об этом не думал, потом долго обмусоливал саму мысль, допуская малюсенькую, с атом, вероятность, что, может быть, "я влюбился в Дерека Хейла", а затем накручивал себя уже по полной программе, день за днем, по сто раз в час, меняя решение с "кажется, люблю" на "о, Господи, что я творю". В конечном итоге, он твердо уверился в том, что крепко попал, имея, всё же, неосторожность поддаться самовнушению и втрескаться по уши. Тосковал ли он? Очень сильно, до идиотски вспотевших ладоней хотел признаться Дереку и впиться уже, наконец, ему в губы "тем самым" поцелуем, от которого у девчонок подгибаются колени, или там "взлетает нога", или творится еще какая-нибудь романтическая чушь, про которую он начитался в интернете. Он действительно хотел сделать все это, до недавнего момента. А вот Дерек Хейл... Да и к тому же, это ведь реальность, а не ремейк "Красной шапочки", ну и, конечно же, он не тянет на Аманду, как её там, хх-ха. И их отношения – это не отношения вовсе. Так - было кое-что, пару раз. То есть один, на самом деле, - целая персональная вечность Стайлза Стилински. И тогда он даже испугаться не успел - просто Дерек схватил его возле мойки и вжал носом в стену в ближайшей подворотне, пока его джип, его голубая малышка Лисби, проходила чистку салона, полировку капота - ну всякие там женские марафетные штучки. - Прекрати шляться около моего дома, - Дерек как обычно держал его за ворот футболки, и Стайлзу как обычно нечем было дышать. - Я...яяяяяяяяяянехожу?! - Там воняет тобой. Везде твои метки, ты все лапаешь там. Что ты ищешь? - Дерек принюхался и наморщил нос. О да, Стайлз привык и к такому. Он когда-то отказался от щедрого предложения дядюшки Хейла, и теперь его частенько швыряли на пол, обтирали им стены и запугивали все, кто только мог, вроде Айзеков, которые учились контролировать волка в себе. Или его домогались, как Эрика, которая не могла подавить свой гормональный фон. Или как Дерек... который постоянно делал ему больно с таким видом, будто все "ок", и он, Стайлз, все свои шестнадцать лет, десять месяцев и сколько-то-там-дней, мечтал о том, чтобы его прикладывали носом об руль его любимой крошки. - Я ничего не ищу. Мне просто любопытно, чувак. Мне шестнадцать. Твой дом - идеальное место для бунтарского духа пубертата, и все такое прочее, а тебя там нет всё равно. И я подумал - тебе ведь не важно, если ты живешь в школьном автобусе. Ну и тем более, я решил, ты возвращаться туда не захочешь, особенно после того, как там еще и Питер воскрес, ну знаешь... был Альфа и сплыл. Был еще один - тоже сместили. Уязвленное самол... - Заглохни, - Дерек зарычал раздраженно и глухо и, по привычке, устрашения ради, обнажил клыки. Не то чтобы действительно страшно - привычно, но волнующе - адреналиновая эйфория накрыла с головой. - Да, чувак, ты совершенно прав. Самое время, - у Стайлза гулко забилось сердце где-то в глотке, мешая дышать. Да еще и эти руки... Эти отвратительные ужасные лапы, лапищи, кошмарного Дерека, от которого у него тряслись поджилки и где-то внизу живота зарождалось сладкое чувство. "Не иначе аппендикс", - уговаривал себя Стайлз и изо всех сил старался не думать, как ему хочется, чтобы Дерек сделал, наконец, уже что-то такое, темное, запретное, неправильное, что-то, от чего Стайлзу стало бы легко и звонко во всем теле. Препозорное, отвратительное чувство, когда собственное "я" предает. Он хотел попросить Дерека, чтобы тот отпустил, но он ведь сказал ему молчать? Стайлз подумал, что ему хватит силы духа, чтобы сбросить с себя чужие руки - в конце концов, ну не убьет же его Хейл, если он просто ненавязчиво возьмет его за горячую, боже-боже-боже, ладонь и отцепит сильные пальцы от растянутой горловины своей многострадальной футболки. Лидия. Лидия. Лидия. - Хватит трястись, - Дерек уже собирался выпустить его, но Стайлз как раз ухватился за его пальцы. И это все вдруг стало так дико, и неловко, и очень смущающе: вот они стоят хрен пойми где, держатся за руки и никаких "Лидия-Лидия", а только "О, Господи, что происходит". Дерек глядит хмуро - ну точь-в-точь, как "grumpy cat", а Стайлз отчего-то никак не может сосредоточиться на его лице - смотрит то на губы, то на глаза, то на подрагивающие крылья носа и нахмуренные брови, словом - то еще мельтешение и смута. - Я чувствую, как мерзко и сладко ты пахнешь, - по слогам процедил Хейл брезгливо. - Садись в машину и уезжай, - Стайлз закивал, как китайский болванчик, потом затряс головой, как пес, которому в уши залилась вода. - Я просто хочу понять... Что происходит у нас с тобой? Это, блин, морально давит, - собственно, он совсем не хотел, чтобы прозвучало именно это, и он надеялся, что не выглядит жалко из-за своих отвратительных, совсем не брутальных, оленьих глаз. - А ты думаешь, что у тебя со мной что-то? - Дерек такой самоуверенный - выдернул пальцы, посмотрел с насмешливым интересом - словно букашку рассматривал. - Я вовсе не... я не думаю о том, как с тобой... - Врешь, - Дерек злой. То есть он не был зол конкретно тогда, просто он всегда суровый, а в тот момент он нахмурился, рассердился, и Стайлз готов был побиться об заклад, поставив на кон голову Скотта, что он тоже растерян. - А что если и да? Он пожалел об этом вопросе: уже через секунду Дерек вжал его носом в стену, стискивая пребольно шею сильной рукой. - Не шути со мной, - зло шипел Хейл ему в затылок - это было щекотно и опасно. Он не делал ничего такого, с чего большинство людей обычно ловит кайф, но Стайлзу и страшно, и приятно стало - он весь покрылся мурашками. Так неловко. - Окей, окей. Я понял. Пусти, - он задышал часто, поверхностно, срывая легкие в ноль, стоило только Хейлу прижаться ближе. - Специально, да? Доводишь меня, бесишь. Ты нарочно? - Дерек намеренно провоцировал, проверял, водил носом возле уха, и Стайлз замер, как опоссум. Даже задеревенел, словно сухая пихта, потому что - ну как так? Ну это же такой кошмар! Увидит кто, не дай Бог - отец его пристрелит к чертям. Ну и Хейла тоже. По крайне мере попытается. Это страшно. - Я правда понял. Не ходить возле дома, не соваться, молчать и тебя не доводить, - затарахтел он, захлебываясь в словах. - Я очень, очень извиняюсь. П-п-ппусти пожалуйста, - его секрет, его страшная тайна о влюбленности в сурового альфу могла вот-вот вылезти наружу. По сути, там и прятать-то нечего было - только дурак не видел, как Стайлза вело от близости Хейла, а Дерек ведь далеко не дурак. Так вот, все что угодно, хоть головой в школьный унитаз, но только не это! А потом уже не до разговоров стало, потому что Стайлз действительно испугался, что Дерек может поиметь его в этой самой, ужасной, подворотне. Страшно и томительно. Он попытался выбраться из-под горячего Хейла, который вдруг прижался грудью к его спине, все еще сжимал его шею, но уже как-то совсем иначе, как будто он просто доказывал превосходство, а не старался в очередной раз сделать ему больно. Пальцы, крепкие и горячие, противные такие пальцы Дерека Хейла, уверенно лезли ему за пояс джинсов и сразу начали трогать так, как даже сам Стайлз трогать себя себе самому не разрешал. Парадоксальная тавтология, но так и есть: Стайлзу было страшно посмотреть вниз, поэтому он пялился широко раскрытыми глазами в стену чуть выше себя, потому что... Ну ведь он хорошо себя знал, всё-таки шестнадцать лет неразлучен со своим телом. Отвратительно сознавать, что относишься к такому типу людей, которым сносит голову от вида ладони в трусах, не говоря уже о том, чья именно в тот момент ладонь находилась у него в джинсах. И как Дерек специально трогал его, сначала через боксеры, долго, наверное, целых тридцать или даже сорок секунд - Стайлз сбился со счета после двадцати двух. Дерек больше не держал его шею: он царапал живот вполне человеческими ногтями, но так, что бедного Стилински аж передёрнуло сладким спазмом от такой незатейливой садистской ласки. Дыхание Хейла жгло шею, от него исходила зловещая аура похоти и опасности. Перед глазами Стайлза на миг стало темно: расползлись от какофонии эмоций зрачки во всю радужку, словно нефтяные лужицы. Дерек сжал зубы, разозлился ещё больше и обхватил Стайлза сильно, бесцеремонно, почти больно, оставляя горящие следы от пальцев. Любой нормальный парень бы въебал, или, если трус, стал звать на помощь. Но Стайлз был ненормальный. НЕ, мать его, нормальный...Он плавился, пачкал смазкой трусы, тек от ужаса перед тем, что делает, и, похоже, оказался в шаге от того, чтобы кончить только от этого. А Хейл прижался близко и снова шумно задышал ему в затылок. Ну зачем, зачем он делал все это? На этот вопрос Стайлз ответа не знал тогда, не знает и теперь. - Хватит, пожалуйста, - заистерил он. Стайлзу плевать, что он выглядел жалко, растрепано и очень похабно с чужой рукой в плотно застегнутых джинсах. Это было слишком уж невыносимо. Дерек держал его поперек груди, чтобы он, наверное, не рухнул, и все еще гладил его очень осторожно и неприлично прямо там, где больше всего хотелось прикосновений. Он уже делал это не через трусы, как прежде: его пальцы плотным кольцом обхватывали член. И Хейл тёрся о задницу Стайлза, прижимался тесно, давил чем-то большим прямо между ягодиц - слава Богу, между ними куча одежды. Стайлз догадывался что это, обмер от ужаса и сладкой судороги, потому что, о Господи, член у Дерека такой обалденный и крепкий... Стилински чувствует себя жуком, которого пригвоздили булавкой, или выпускницей, которую зажимает в раздевалке взрослый опытный физрук. И все это так хорошо, что Стайлз принялся часто моргать, стараясь унять сухую резь в глазах – он ведь не девчонка, не расплачется от насыщенности момента, но черт, как же это классно. Стайлз сжал губы, толкаясь на пробу в кулак Дерека. А потом еще, и еще... и снова до тех пор, пока они не нашли для себя общий ритм. Эти ужасные движения сделали его таким отвратительным, а Хейл был так в этом деле хорош... Хотя, на самом деле, у Стайлза не было опыта и возможности сравнивать: еще никто в жизни не трахал его через два слоя джинс, не дрочил ему член, не шептал на ухо гадости, от которых дрожали пальцы и колени - это вообще самое интимное, что делал Стайлз в своей недолгой девственной жизни. Но то, что он чувствовал было просто кошмарно. Смущающее, неправильное, страшное и отвратительно возбуждающее: член Стайлза был с этим полностью согласен. С тем, что это возбуждающе до неприличия: внизу мокро и скользко, и сладко тянуло, когда Хейл сжимал чуть сильнее, но по-прежнему аккуратно, бережно и немного больно. - Ты порочный, - подтвердил его опасения Хейл. - Гадкий. Хвастливый недомерок, которому нравится, когда им помыкают. - Нет. Все не так, - затрепетал обиженный, оскорбленный Стайлз. Он хотел развернуться и дать Хейлу по наглой песьей морде, попытаться хотя бы. Заорать в лицо, прямо в вечно недовольные губы, что его, Стайлза, уже порядком достало такое к себе отношение! И что, может быть, он и не оборотень, не обладает всякими там "супер способностями", но уж поверьте, мистер хмурый волк, он отлично умеет читать все болючие удары, тычки и гневные взгляды Дерека Хейла! Жаль, что он не обернулся – увидел бы, что глаза у Дерека были красные и совсем, как-то по-дикому, обдолбанные, словно он совсем отключился и что-то запретное вырвалось и теперь, завладев им, гладило, трогало, тискало Стилински. Но увы и ах, в Стайлзе в тот момент было слишком мало воли, особенно когда горячие пальцы Дерека делались такими, что Стайлзу хотелось ныть, - Пусти. Я не хочу! - слишком много эмоций. Всё шло прямо как по сценарию: нормальная реакция на страх и возбуждение - тебя ласкают, а ты ревешь от кайфа. Стайлз читал про такое. - Да ну? - Дерек отпустил его и сжал яйца Стилински прямо через грубую ткань джинсов, кусая чужую, взмокшую от пота шею. Стайлз и не заметил, что задержал дыхание и смог, наконец, судорожно глотнуть кислорода, только когда чужая ладонь в его трусах провела по члену, поочередно расслабляя и сжимая пальцы от основания аж до самой сверхчувствительной головки. А Хейл все продолжал, продолжал, мать его, делать эти отвратительные движения бедрами навстречу, отчего Стайлза всякий раз протаскивало несколько сантиметров по стене и приходилось вставать на цыпочки, иначе член Дерека вжимался в него так сильно и порочно... Ненормальный Хейл всё двигал своей рукой: слишком медленно, мучая, заставляя задыхаться, гладил, заводил, унижал медленным ритмом. Стайлзу казалось, что это какое-то издевательство, пытка, словно Хейл не занимался с ним почти-сексом, а проводил воспитательные работы. Стайлз бы предпочел более резкие и быстрые движения на своем изнывающем члене, но против воли изгибался, втираясь задницей в Дерека, и мучительно стонал сквозь зубы. В какой-то момент он просто не выдержал этого темпа, накрыл ладонь Хейла своей, попытался установить свои правила, но добился только того, что его сжали сильнее - он позорно взвизгнул и заскреб короткими ногтями по стене, извиваясь, словно змейка. Пришлось оставить попытки вернуть себе контроль над телом. И, если честно, ему ужасно хотелось приласкать Хейла: завести руку назад, нащупать твердый чужой член, потереть пальцами о ширинку, чувствуя грубую ткань джинсов под мозолистой ладонью. Но он стеснялся: совсем не знал как это и что нужно делать, чтобы Дереку тоже понравилось, чтобы стало так же хорошо, как и ему, чтобы он не подумал, что Стайлз какая-нибудь развязная дурочка, которая насмотрелась порно и теперь пытается неумело доставить удовольствие. Поэтому Стилински просто сосредоточился на своих ощущениях: они терлись друг о друга бесконечно, словно заведенные марионетки, словно сумасшедшие животные, хотя Стайлз готов заложить кусочек души, чтобы эти пальцы оставались в его джинсах как можно дольше. Он тихо дышал, кусал губы, хватал Дерека за запястья, не рискуя притрагиваться к члену, а позволяя себе лишь коснуться потяжелевших тугих яичек. В висках билась лишь одна мысль: "Скорее. Мне нужно это. Еще. Быстрее, Боже". Стайлз пытался думать, что спешка тут не нужна, ведь всё прекратится, если он кончит, если он... о Господи... Кончит. Но, в конце концов, это все же случилось: его начало трясти, скрутило, словно в живот ввинтили пушистый штопор, который делал внутри так приятно - телу было сладко и немного больно от такого острого удовольствия. Ему хотелось, чтобы оно скорее кончилось: так невыносимо было ждать, когда наконец-то станет легче. Стайлз кусал губы, дышал с хрипами, а потом протяжно содрогнулся и жалобно приоткрыл рот, выдыхая мучительно и сладко, закинул руку назад и схватил Дерека за отросшие патлы, заламывая брови и пытаясь толи вжаться в Хейла сильнее, толи отстраниться как можно дальше от него, потому что это оказалось адски здорово - выплескиваться в горячую ладонь, когда тебя обнимают, плевать, что может и не обнимают даже, но Дерек был повсюду. И ему нравилось тоже, потому что Хейла тоже заметно трясло. Его руки… нежные… забирались под футболку, подушечки пальцев танцевали на коже, хорошо и приятно. И когда губы Дерека касались его шеи, это было такое удовольствие: сказочное, нестерпимое. Признаться, Стайлз тогда не мог думать вообще, но если бы мог, то, наверное, удивился бы такой внезапной нежности. Но да, Стайлз не мог, потому что Дерек все еще держал в ладони его член, мягко гладил - просто ласка - это было похоже на посткоитальные нежности. Тело ушло на второй виток и его снова заломило в послеоргазменной истоме. За такое удовольствие обычно горят в аду. В общем, прав был долбанный Дерек: с ним было сладко. Неправильно. От этого обиднее всего. - Стайлз, - голос Хейла внезапно осип, будто он, полуголый, уже сто раз отжался на кулаках. - Дай мне... - "Пару минут? Собраться? Пережить это? Уйти?" - Стайлз не знал, что ему сказать лучше, поэтому через два вдоха он судорожно сглотнул и прохрипел. - Не трогай... ладно? - Не суйся близко к дому. - О.... хах. - За домом следят. - У меня есть шокер, - Стайлз утер мокрый нос и красные глаза ладонью и прижался лбом к стене, думая о том, что шокер у него был и сегодня, но он остался в джипе, и, собственно говоря, совсем ему не помог. - Тебя это тоже касается - не приближайся. Не думай, что ты еще раз... что я... - Я буду поблизости, - сказал Хейл. Но Стайлзу показалось, что он расслышал в этом: "Я смогу тебя защитить". Может быть, ему действительно только почудилось это, но за его спиной Дерек тоскливо вздохнул, и Стайлзу вдруг стало наплевать, что он со стороны - ну точь-в-точь как зарёванная потасканная девка. Ему стало жизненно необходимо увидеть: раз уж послышалось в голосе Дерека что-то такое, отчего заныло сердце, то нужно удостовериться... Он обернулся, внимательно разглядывая, словно губка боб, впитывая в себя эмоции, и не мог, отказывался верить: у Дерека зрачки во всю радужку, и бешеные глаза, и смятение на лице, и лихорадочные красные пятна на бледных щеках, и мокрое пятно на джинсах возле ширинки - Хейл стоял перед ним, будто голый. Красивее в своей жизни Стайлз ничего не видел. Ну разве что только Лидию на выпускном в прошлом году, но это совсем другое. Хотя нет, даже она ниже на ступень от такого вот грубого, шального, но уязвимого Хейла. Стайлз еле дышит, задыхаясь больше, чем когда Дерек минутой раньше выдаивал и сладко мучил его член. - Дерек, - внезапно рот заныл и заболел от поцелуя, которого не было, но который так сильно хотелось заполучить. Стайлзу казалось, что он знает о чем думает Дерек: у того на лице было выражение крайней обеспокоенности, и, вроде бы, Хейл на секунду стал таким ранимым, когда Стайлз прикрыл глаза и потянулся к нему - прямо под ребрами медом разлилось тепло. Этот жест, возможно, был самый заискивающий за всю его жизнь, но Дерек остался неподвижен. - Ты что делаешь? – Его глаза стали прозрачными и холодными, словно стылый лед. То есть, если бы Стайлз соображал нормально, то он бы понял конечно, безусловно он бы понял, что Хейла отпустило то нечто, что делало так приятно. - А? - глупый момент, неловкий, но Стайлзу так отчаянно хотелось одобрения, внимания, отклика - пускай даже оно выражалось бы вот так: по-детски, немного уродливо и наивно - через поцелуй. - Я спрашиваю... - стало стыло и жутко. Бывает такое, когда из мира выкачивают краски, или когда тебя выставляют голым перед всеми, а ты этого не ждешь совсем, или когда ты хочешь открыть человеку самое важное, когда ты пытаешься показать ему какой ты на самом деле, а он... этот человек... он такой жестокий и плохой, и ведет себя как негодяй. - Уж не думаешь ли ты... - улыбка Дерека холодная и тёмная. Стайлз вспыхнул, поджал губы и рванул прочь, отталкивая от себя Хейла, чтобы не слышать, как ему в спину летят ехидные замечания насчет ответной услуги. Какое, к чёрту, тепло между ребер? Это он, это Стайлз так подумал? Неужели это в его умной голове промелькнула такая дурацкая мысль. Слава Богу, там еще не пролетело шальное "бабочки в животе": Стайлз жутко боится этих прекрасных тварей. Никакого тепла, никакой симпатии, ничего подобного не было, нет, и не будет. Уж точно не к Хейлу. Это ведь естественно? Когда больно, то хочется, чтобы другим было так же. Ну или хоть самую маленькую капельку. "К черту, - думал он, трясясь в джипе, и наблюдая, как огромные мокрые щётки елозят по стеклу". Стайлз почувствовал себя ужасно одиноко. Это самая большая нелепость, которой мог закончиться "такой" вечер. Не боль, не стыд - отказ. Как будто он внезапно оказался в вакууме, без воздуха, без мыслей, совсем без всех, кого он знал и любил. А минутой позже затылок обожгло болью, и в глазах потемнело. *** Стайлз хрипит, скорчившись на полу, кое-как выплевывая сгустки переработанного воздуха отбитыми легкими. Что ни говори, придурочный Арджент хоть и глотает свои таблетки, знатно катает его по полу подвала. Того самого подвала, где Бойд с Эрикой несколько часов назад болтались, подвешенные к потолку за связанные запястья, дергались, сдирая руки в кровь и скрипя вывернутыми суставами. Они сбежали - Стайлзу не повезло. И теперь он расплачивается за их везение и за свои собственные долбанные слабости: много боли, колоссальное количество истязаний и целая уйма безысходности для одного, конкретно взятого Стилински. - Знаешь, в чем твоя проблема, парень? - Арджент вытирает туфли об отбитый бок Стайлза и суёт руки в карманы темных брюк. - Ты очень слабый, - он смакует фразу, катает на языке так, словно бы ему отвратительно. Наверное, ему и правда мерзко от вида шестнадцатилетнего мальчишки, который совершенно не умеет защищаться. Стайлз всегда был послушным: на него отец даже голоса никогда не поднимал без надобности, не говоря уже про побои. - Нелюбимый сын, нелюбимый друг, нелюбимый парень - никому ненужный неудачник, сидящий на наркоте, - Джерард пихает Стайлза, и тот, забулькав кровавой слюной, разваливается на спине, безвольно раскинув руки и изучая потолок стеклянным, отупевшим от боли взглядом. - Такие вообще не выживают, - полоумный Арджент принимается вновь отхаживать Стайлза ногами, совершенно не заботясь, куда приходятся болючие удары. А Стилински малодушно молится, чтобы старикан уже прикончил его скорее, потому что это все чертовски-чертовски больно. - Де...рек... - странно, что он надеется на Хейла. Это какая-то врожденная верность, что-то, чему Стайлз никогда бы не смог найти объяснения - не важно, что говорит Дерек, не важно, что он с ним делает: это все не имеет никакого смысла, потому что слепая вера Стайлза сильнее обиженного разбитого сердца. Проклятый мазохизм. Он стискивает челюсти, ведь инстинкты вопят о том, что пара выбитых зубов лучше, чем откушенный язык. Он очень старается не булькать разбитым носом и не орать, когда удары приходятся по почкам или яйцам - Джерард бьет без разбора, потому что больше некого бить, и просто потому, что может. Но Стайлз все равно позорно взвизгивает, когда боль становится такой, что в ушах звучат тонны холодной воды Ниагары, и все внутренности просятся наружу - он очень боится выблевать на холодный пол свою печенку. "Может он и прав, - с грустью думает Стайлз. - Но Дерек придет. Скоро. Осталось подождать всего ничего". Много времени спустя, когда Джерард устаёт и поднимается из сырого подвала выпить горячего чаю и поспать, Стайлз скулит, баюкая выбитое плечо и боясь лишний раз притронуться к себе, чтобы проверить всё ли на месте. Щеку, содранную о шершавые полусырые стены, жжёт, от каждой гримаски боли подсохшая сукровица лопается, и всё начинается по новой... - Ну где же ты, черт бы тебя подрал, - Стайлз неловко подтягивает колени к животу, потому что ему всё ещё больно, и сворачивается в большой горячий зародыш, стонет, прижимаясь здоровой щекой к холодному полу и умоляя себя не реветь больше, потому что солёные слёзы разъедают и щиплют ранки, и это более чем невыносимо. – Ну, пожалуйста... Стайлз совсем теряется, не ощущает себя в этой боли: то ли в груди, то ли в горле булькает что-то, и он дышит со всхлипами в грязный холодный пол. Проваливаясь в спасительную черноту, успев напоследок пожелать себе скорее подохнуть...Ведь если он очнётся в этом подвале ещё раз, то предпочтет перегрызть себе вены...Так вот он надеется и боится, что этот выдох – последний, что это и есть смерть… *** - Проклятье! - Эрика сидит на матрасе в полусгнившем школьном автобусе. - Чертова Элисон и ее придурочная семейка! Как бы не накинуться теперь в школе на эту стерву. - Не приближайтесь к Аржент, - Хейл швыряет ей мокрое полотенце. Эрика скалится, выпускает клыки и свирепеет. - Пошло все к черту! Ты нам не отец - не делай вид, что тебе есть до нас дело, - всё раздражает её…даже нет – бесит. Запахи, тишина, напряжение в воздухе... Молчаливый альфа. - Где Бойд? - мрачно цедит Дерек. - Дома. Он беспокоился о младших и о матери, - Эрика принимается яростно оттирать подсохшую кровь с рук, словно это могло бы уничтожить воспоминания о пытках в благопристойном доме Арджентов. - Вы очень глупо попались. - По крайней мере, нам удалось сбежать. А Стилински всё ещё там. - Не моя забота, - Хейл подходит ближе, мрачно рассматривает следы побоев на своей подопечной, которые совсем скоро сойдут – ничего не останется. Он читает их, как открытую книгу, поражаясь тому, что это мог сделать обычный человек, старик, называющий их животными. Эрика пахнет еще не сошедшим страхом, ожиданием, неявной, бессознательной тревогой. Это неправильные запахи: его щенки не должны так пахнуть. - Но звал он тебя, - Эрика смотрит слегка покрасневшими от усталости и слёз глазами, глотает комок, вставший в горле, когда Хейл садится рядом, аккуратно вынимает полотенце и начинает осторожно вытирать ее ладони. Молчание затягивается, становясь не неловким, а каким-то холодным и удушающим. - Он ведь насквозь тобой пропах. - Он напрашивался, - Дерек равнодушно пожимает плечом и поднимается. - И что теперь? Между вами? - Эрике кажется, что на нее упала бетонная плита: весь воздух вышибли из легких. То есть еще секунду назад её альфа полоскал в тазу окровавленное полотенце, а сейчас он вжимает ее в диван, сжав горло когтистой лапой. И страшно до ужаса, до противных совершенно ненужных идиотских слёз. Эрика думает: "Дерьмо!". Став бетой, она наконец-то разучится плакать. - Маленькая. Наивная. Дура, - Дерек шипит, выставляет напоказ весь свой набор: клыки, красные глаза, шерсть на лице - и это привычно. Но от этого не менее страшно. Он тащит её к себе, ближе, хищно, совсем по-животному трогая сильной рукой крепкое бедро, затянутое в тугие чёрные джинсы. Невыносимое отвратительное чувство. - Он нравится мне, - сейчас бы ей остановиться, разве Стайлз виноват в чём-то? Но Эрике больно, она не понимает толком отчего, и не умеет удержать в себе. Всегда плохо, когда хочется плакать, но не плачешь… - Кто угодно, только не он. От него одни проблемы, - Хейл хмыкает, как будто смеётся, но делать это в волчьем обличие не очень-то удобно: хватка слабеет. - И он не нравится тебе. Это либидо. Слишком по-человечески. - Гормоны? По-человечески?! - Эрика возмущена, она задыхается под напором всех тех обидных слов, которые готова сейчас же предъявить Хейлу. От самоубийства её спасает только древний врожденный инстинкт самосохранения, поэтому она делает два глубоких вдоха, прежде чем тихо выплюнуть Дереку злое. - А я, по-твоему, не человек уже? - Эрика рассерженно взбрыкивает, гневно, словно она не волчица, а норовистая лошадь чистокровной породы. - Поблагодаришь потом, - рычит Дерек. - Бережешь его для себя? - она растеряна, обижена, оттого и срывается на грубости. - Забываешься, - Дерек без особой жалости хватает тонкую девичью руку и давит до тех пор, пока не раздаётся мерзкий хруст выбитого сустава. - Он не нравится тебе. Ты его даже не хочешь, - Дерек принюхивается к запахам, к Эрике. - Хорошо. ХОРОШО! Пусти. - Пошла вон, - Дерек швырнул мокрое полотенце на сиденье убитого школьного автобуса. Разговор окончен. *** - ...Знаешь, - в столовой шумно, а Стайлз был подозрительно тихий весь день, до этого момента. Скотт все еще хочет, чтобы Элисон вернулась, он высматривает её, ждёт, и он как-то, стыдно признаться, подзабивает на Стайлза. Эллисон сейчас держит дистанцию - Скотту в принципе не до проблем лучшего друга, потому что своих забот выше крыши, но Стайлз действительно пугает его в последнее время. Даже не используя свое супер зрение, Маккол видит, как вокруг Стилински сгущается серое. - Это ведь на самом деле важно - то, что я сейчас скажу. Ну, то есть, мы навсегда останемся друзьями, даже если я вдруг уеду или перестану... если я перестану, ну ты понимаешь? Понимаешь ведь? - Воу! Нет! Не понимаю, - Скотт растерян, испуган и внезапно раздавлен странным чувством вины. Стайлз ведь его друг!!! И что за бред он начинает нести? Скотт, хоть и тупит, но понимает, чует нутром, что это все ему не понравится. Ой как не понравится. - Мы же не Пинки и Брейн. Мы не будем вместе вечно. - То есть, как это нет? - Я спекся. Мне, кажется, нужно сменить обстановку. - Хейл, да? Господи боже, Стайлз, вы же не встречались. Ты ведь даже не.... гей! Ты ведь не гей? - он смущён этими словами, они даются ему с трудом, будто в горле не пойми что застряло. Потому что если и так, то, оказывается, он слишком хреновый друг, раз Стайлз не рассказал ему о чем-то, настолько важном. - А если и... Дэни! Он ведь постоянно с кем-то расстается! - Я не Дэни, черт тебя дери, Скотт. Я вообще... Какой теперь смысл? - Мне жаль, Стайлз мне жаль, - Скотту впервые тяжело настолько. Даже когда Элли рыдала у него на плече и говорила, что им нужно расстаться. Это было и вполовину не так больно, как все понимающий, бесцветный лучший друг. Он бы хотел схватить Стайлза за плечи, наорать, трясти до тех пор, пока того не прорвет, и он не расскажет, что с ним было в том подвале, что его так сломало. Глупо было надеяться, что упрямый Стилински выложит перед ним всё как на духу. Но ведь это, оказывается, не так уж и нужно. Потому что Скотт знает, чем пахнет насилие: полусырым подвалом, кровью, дорогой кожей новых ботинок, лекарствами, жжёной плотью, мочой и стыдом. Это так отвратительно и больно. - Я в порядке. Оставь это, ладно? - Стайлз похож на тех собак, что медленно умирают от старости или от рака в лечебнице Диттона. У них такой же мягкий, всепрощающий взгляд и полное осмысление, от которого так трудно дышать и жжёт глаза, когда Скотт пытается вытянуть из них боль тонкими нитями. Боль Стайлза словно запечатана: Скотт пробует, он и раньше пробовал пару раз - не даётся, как бы Маккол не пытался. Он чувствует, как она ворочается внутри и вьется вокруг Стайлза тяжелым серым облаком, но он не может вытянуть ни капли. - Я не могу. Ты мой лучший друг. Я не хочу оставлять это так, - Маккол смотрит упрямо, прокручивая в голове, что нужно сделать что-то, неважно что, главное, чтобы Стайлзу вернулся его запах: прохладный и с горчинкой. Но лучший друг теперь совсем другой. Скотт долго смотрит, как Стайлз аккуратно пережевывает кукурузу, вытирает рот салфеткой, а потом аккуратно отпивает глоток апельсинового сока со льдом. Никаких луковых колец, никакой болтовни за столом, никакой еды, вылетающей во всех направлениях изо рта Стайлза. И взгляд такой жуткий и обречённый: "Не трогай. Оставь. Я не хочу никого видеть. И его нет для меня. И тебя нет. Хищникам не место среди людей". - Я боюсь, Скотт, - Стайлз говорит всё то, что МакКол и так знает, а оттого не хочет слышать. Слово в слово. И это похоже на гибель Атлантиды, на то, как если бы Бейн взорвал Готэм к херам. - Я реально боюсь, что еще раз мне так не повезет. Я не отделаюсь треснувшими ребрами и отбитыми почками. Ты понимаешь? Я подохну. А мне, веришь, хочется пожить еще немного. - Я всегда смогу защитить тебя, - Скотт хватает его за руку, смотрит растеряно и обиженно, выдвинув вперед нижнюю губу, словно ему снова пять - кривая скула теперь видна еще сильнее. - Он это уже говорил. А я потом две недели ссал кровью, - Стайлз поднимается и уходит, прихватив поднос с остатками еды. Педантичный, аккуратный, осторожный Стайлз. "Джейк умерла. Теперь я Кира. Совсем другой зверь", - совсем не к месту вспоминает Маккол. *** - Ты путаешься с ним? - Бойд сидит, свесив одну ногу с плоской крыши, и смотрит, как Эрика натягивает слишком короткую юбку ниже: в глазах родителей каждой хочется остаться хорошей девочкой, потому что на самом деле Рейс не такая стерва, какой пытается казаться, и, не смотря на стаю, она по-прежнему очень привязана к родителям и дому. - Потому что он наш альфа? Эрика не дура. Она знает, почему Бойд просиживает полночи на крыше её гаража. Она чувствует, она обязана ему жизнью. И ей так страшно от осознания этого, потому что Бойд сильный, такой надежный и верный, а она отлично вжилась в роль породистой сучки. - Потому что почему бы и нет, - отрезает Эрика грубовато. - Зачем пришел? - Ты знаешь, - глаза у Бойда желтые и печальные. - Я уйду. Один раз всего... и я уйду, - он спрыгивает на землю. И сейчас Бойд похож, скорее, на огромного грациозного черного леопарда... Хах, никаких расовых предрассудков, но Бойд ведь и правда черный: по-животному красивый и по-кошачьи грациозный. Даже его глаза похожи на глаза огромной пумы... Но он волк - это такой парадокс - самый тихий, самый мягкий, самый безропотный волк. - Ищи себе другую. - Эрике почему-то обидно. Она вспоминает, как Бойд заслонял её собой от аконитовых стрел сумасшедшей Арджент, как она рычала и кричала ему, чтоб он проваливал. Что ей не нужна его помощь: она не боится умереть. А Бойд смотрел на нее и улыбался, булькая кровавой пеной. Это было страшно. И когда они были пленниками в подвале, и Бойд чуть не срезал себе кисть о крюки, на которых они висели... - Трахайся с кем-нибудь дру... - Мне не это нужно. Один раз. Скажи мне правду, - Бойд так близко, пахнет так знакомо и надежно и смотрит на Эрику, куда-то вглубь неё, за маску ярко накрашенных ресниц и губ, поверх её короткой юбки, и уж точно не в декольте. Он смотрит прямо в душу, ищет там одинокого волка и одинокую Эрику. Она знает, о чем Бойд. - Я врала. Мне было страшно умирать там одной, - Бойд поднимает руку и легонько касается ее щеки, убирает крупные локоны за аккуратное ушко и смотрит тоскливо и нежно. Шрам по его запястью как страшный браслет: немного выпуклый и чуть светлее - аконитовые раны не проходят для оборотней без следа. - А со мной? - А с тобой нет. Им нет нужды врать друг другу - это все равно не сработает. Бойд смотрит и мучительно долго размышляет, заставляя Эрику дергаться и нервничать. - Ты с ним, потому что он так хочет? Альфа тебя выбрал? - Бойд сглатывает. Он не хочет этого слышать. Не хочет знать, если это так. Лучше быть омегой, чем бетой в стае альфы, которому он будет желать смерти. Дерек Хейл хороший вожак, но Эрика, будь проклят этот город и весь поганый мир, ему важнее. Когда Эрика не была Эрикой, а все звали ее "странная Рейс". Оооо. Бойд с ума сходил уже тогда. И это ведь... Эрика его вербовала. Собственно он согласился на укус, потому что это была она, она пришла, она влекла. Глупо было бы говорить, что всё это, всё, что он чувствовал, нелепо и неважно. Глупо было бы отдавать её ЕМУ. Но против Бойд идти не смел. - Я не с ним, - фыркает Эрика. - Он не хочет. Я просто рядом, потому что он альфа, и потому что быть с ним - моя обязанность. И я не хотела бы, - говорит она тише. Бойд доволен и не может этого скрыть, когда смотрит в ночное небо своими обычными глазами и улыбается, как последний идиот. Он умеет читать между строк. - Это хорошо, - он никогда не был особенно разговорчивым, или сердцеедом. Бойд кивает, медлит, затем кивает ещё раз и, осторожно обогнув Эрику, идёт к дороге. Ночь поразительно хороша. Можно прогуляться пешком, а не скакать лесом в обличие. - И всё? - Эрика зла и растеряна. - Ты просто уйдешь? – её злит, что она глупая и дурная и совсем не опытная в таких делах. Вместо того, чтобы сказать что-то важное и нужное Эрика срывается. - Не с ним, но и не с тобой. Я не твоя... - Ты - моя, - перебивает её Бойд и оборачивается, улыбаясь. - Твоя жизнь принадлежит мне. Эрика бьет как девчонка - с размаху и пощечину, не выпуская когти и клыки. Даже её глаза не горят, но она негодует и часто дышит, потому что Бойд непроходимый, бесчувственный, совсем не умеет делать комплименты и признаваться в любви. - Катись к чертям! - Эрика! - этот рык угрожающий, но она уже не боится, выпускает клыки. - Пошел ты! Пошел ты, Бойд! - они два дурака, которым хочется тепла и ласки, но которые совершенно не знают, как получить это; еще не умеют найти нужных слов - гораздо проще перебить друг другу колени...Поэтому они дерутся, кидаются навстречу, словно звери, и это не заигрывания: они дерутся ожесточённо, до кровавых полос, до хруста костей, до перепуганных соседей, которые включают свет и выскакивают на улицу в пижамах, с воплями: "Чьи собаки сцепились?!" Но ни Бойда, ни Эрики уже нет на газоне. Если бы мистер Рейс решил спуститься в свой гараж, то был бы весьма удивлен, застав парочку оборотней, самозабвенно целующуюся на капоте его Астон Мартина. *** Стайлз подходит к дому пешком, поскольку его малышка Лисби в ремонте, а отец на дежурстве. Скотт сразу после уроков укатил на своем раздолбанном велосипеде к Диттону, а больше никого и не остается: не пойдет же он к Джексону и не скажет: "Хей! Мы вроде как в одной команде, в одном классе, почти хорошие знакомые, и ты встречаешься с девушкой, которая была моей мечтой последние лет десять - не подкинешь до дома, раз уж я видел твое триумфальное превращение из Годзиллы в Росомаху, а заодно и голый зад". Это было бы довольно глупо, да. Ну, собственно, и день неплохой - ему совсем не хочется трястись в школьном автобусе. Он вроде вышел из того возраста - было бы слишком неловко кататься с малышней. Еще он думает, что Харрис это просто какое-то инфернальное зло в теле тридцатилетнего мужика, потому что если нет, то какого черта он сегодня устроил трехчасовую лабораторную по химии? У Стайлза чуть крыша не поехала, когда он разбил банку с реагентом. Спасибо, что его не оставили после занятий вытирать эти сопли на полу - что это вообще был за реактив, слюна "Чужого"? Стайлз кидает рюкзак на высокий стул, что было бы нормально, будь у них в кухне барная стойка, которой нет, и открывает холодильник. - Томат, сыр, горчица, м, шоколадная паста... - нет, это, пожалуй лишнее, - бормочет он себе под нос. - Ветчина, о салат. Чего-то не хватает. Кетчуп, да. Кетчуп, - Стилински удовлетворительно оглядывает стол и пытается сообразить, как приготовить из всего этого сэндвич. - Точно. Нужен хлеб. Эта борьба с едой длится не так уж и долго - через несколько минут ожесточенных боев он довольно хмыкает: на тарелке, посреди усраного в хлам стола, лежит аккуратный маленький бутерброд. Стайлз хватает рюкзак в одну руку, обед в другую и поднимается наверх, в свою комнату. Послезавтра у него тест по литературе. Не то чтобы ему действительно хочется готовиться к нему, но он всю дорогу до дома читал себе нотации - нужно хотя бы вылезти в интернет и поискать вопросы. А там как пойдет: может, он просто поставит фильм и уляжется с ноутбуком поперек кровати, и плевать на все. - Твою мать! Господи... - взвизгивает Стайлз в дверях и от неожиданности опускает руки - плевать на рюкзак - там ничего ценного, но бутерброд... Стилински напрочь забывает о нем, и вряд ли обращает внимание, что сэндвич падает на пол, разваливаясь на составные части. Ковёр безбожно испорчен: пятна от кетчупа, словно капли крови. Но ему плевать, потому что на стуле сидит Дерек Хейл и смотрит внимательно, искривив губы. - Хм. Привет? - Д...Д... - у Стайлза паническая атака - первая за месяц, совершенно неожиданная: ему нечем дышать, у него потеют ладони и слабеют ноги, он разжимает пальцы, и рюкзак бухается на пол, а затем аккуратно ставит тарелку на полку с дисками, придерживая ее двумя руками, словно та из горного хрусталя - не меньше. Стилински хватает воздух ртом и смотрит так, как будто заранее знает, что сейчас ему проломят башку. - Поговорим? - Стайлз думает, что это всё - искаженное восприятие действительности. Такое бывает, очередной симптом ПА, состояние "как во сне". Хейла не может тут быть. Только не тут: это ведь его дом, его крепость, его личное пространство. Тут должно быть спокойно и надежно, и с чего бы тут находиться альфам? Ведь это означало бы, что даже у себя в комнате он не в безопасности. Ощущение ужаса, страха, неминуемой «расплаты» или близкой смерти захлестывает с головой: Стайлз дрожит всем телом и пытается сохранить контроль над собой. - Бесплатные консультации каждый второй вторник месяца, - стучит зубами Стилински. - Пиши мне в почту. - Стайлз! - собственное имя больно ударяет по ушам. - Нет-нет-нет-нет-нет. Проваливай. Поговорим в следующей жизни. Я не хочу знать, - Стилински дышит наконец, ткнув себя кулаком в бок, раздувает ноздри и пытается сохранить лицо. Раз уж Хейл читает его, как открытую книгу, нельзя, чтобы обложка подкачала - Стайлз героически пытается не хватать ртом воздух. Дерек настораживается, поворачивается к окну и замолкает. Будь ситуация иная, будь Стайлз чуть менее влюблен и чуть более стабилен, он бы обязательно сострил какую-нибудь шутку о том, что у Хейла даже уши дергаются от такой сосредоточенности... Но всё есть так как есть. И он молчит, сглатывая полный рот слюней. Через три секунды раздается аккуратный стук в дверь. - Я... да, - Стайлз несется по лестнице так, будто за ним черти гонятся. Куда угодно, только не быть рядом с Хейлом, потому что не правильно всё это, страшно и возвращает Стайлза в подвал. Будто старикашка Арджент загипнотизировал его, промыл мозги и сделал так, что каждый раз, когда Хейл оказывается рядом, у Стилински начинает болеть всё, что только может болеть. Сердце бьется так, словно весь мир рехнулся, а Стайлз очень боится сойти с ума. - Хей, Стайлз, - на пороге его дома - Махилани. Стайлз удивлен и, признаться, рад. - Дэни! Это ты! О, Дэни. Это ты. Привет. Это ты. Дэни, приятель! - Да, Дэни - это я, - Махилани немного хмурится и улыбается неловко - самым краешком губ. - А тебе чего? Не важно. Как дела Дэни? Что нового за те два часа, что мы не виделись, - Стилински тараторит скороговоркой, как попурри из музыкального автомата, бледнеет и таращится в ответ, переводя дух. - Я... - Дэни дергает бровью в своей обычной милой манере, оглядывается на свою машину и, наверное, думает, не стоят ли у него за спиной Всадники Апокалипсиса, иначе с чего бы Стайлзу так нервничать? - Финсток просил передать, что если ты в пятницу наберешь меньше шестидесяти баллов по экономике, он заставит тебя пылесосить салон его машины и не выпустит на поле. Стайлз хватает ртом воздух - явно собирается сказать что-то длинное, быстрое, понятное только ему одному, но Дэни пресекает этот маневр на корню: - И да, я звонил тебе раз семь, - трясет он телефоном у Стайлза перед носом. - Решил заехать, раз уж по пути, - Стайлз кивает, поджимает губы и дышит через раз. - Всё нормально? - Стайлз! - у Стилински снова подпрыгивает сердце к самым ушам, он смотрит на Дэни растеряно, и чувствует взмокшей спиной Дерека так, словно бы он стоит не в трех метрах от него, а дышит прямо в затылок. - Мигель, - Дэни кивает Хейлу и глядит на Стайлза. Ситуация - полный абсурд, но Стайлзу надо убраться как можно дальше от всего этого. Он не хочет, не может, боится быть там, где есть Дерек, потому что от этого огромного оборотня у Стилински одни проблемы. - Поедем? - он хватает Дэни за рукав и тянет прочь от крыльца. - Ну. В то место. В то. Место. О котором мы говорили утром. Ты помнишь? То самое. Библио... ДА! Он самый - зоопарк. Или планетрарий. Куда ты хотел? - Стайлз, - рычит за его спиной Хейл. - Пойдем, пойдем, - Стайлз шумно сглатывает и тянет за рукав более настойчиво. У него такой взгляд... - Пойдем? Дэни медлит, смотрит внимательно то на одного, то на другого, а потом жмет плечом и коротко улыбается. - Да, конечно, - он легко закидывает Стайлзу руку на плечо и они идут к его машине. Стилински очень благодарен ему за это - Махилани отличный парень. Уже когда они проезжают пару кварталов, Стайлза, наконец, отпускает. Проходят приступы жара и холодного пота, отступает тошнота, и он дышит почти свободно. - Он ведь не твой кузен, да? - Дэни уверенно ведет машину, не отрывается от дороги ни на миг. - С чего ты взял? Улыбка у Махилани широкая и беззлобная. Он тормозит на светофоре и, наконец, смотрит на Стайлза. - Если не брать в расчет, что я не идиот, и у тебя в роду нет швейцарцев с примесью арамийской крови... - Стайлз смаргивает и смотрит на Дэни как на Будду, открыв рот. - Ну знаешь, анализируемые родственные признаки: нос, форма ушей, у вас даже брови разные, не говоря уже о том, что он тебя шире в полтора раза и тяжелее килограмм на пятнадцать. Боже, не надо было тебе спать на биологии, - Дэни ухмыляется, а Стайлз начинает ржать в голос, отходит от истерики. - Ну и к тому же, от кузенов не уносятся так стремительно, поджав хвост. - Он мне не кузен никакой, - Стайлз ежится и покрывается мурашками. - Его зовут Дерек. - Я знаю. Джексон рассказал, - загорается зеленый, и Дэни снова сосредоточен на дороге. - Все рассказал? - Стайлз икает и шмыгает носом. - Нет, но достаточно, чтобы я сказал, что не хочу вмешиваться в его дела. Знаешь, я совсем не готов к возможной правде. Он мой друг, но есть вещи, о которых лучше не знать. Правда? - Куда мы едем? - Я должен был встретиться с Шоном, - Дэнни улыбается и чуть щурится. - Это... ну это мой парень. - О, - Стайлзу неловко. Не потому что это немного странный и очень откровенный разговор с одноклассником, а просто... они ведь с Дэни не так уж и близки. И как так получается, что они едут в одной машине и откровенничают? - Знаешь, приятель, я чувствую себя виноватым. - Не за что, - кивает Дэни. Он прекрасно умеет читать между строк. Стайлзово "спасибо" висит в воздухе ощутимой дымкой. - Так куда мы... - Поедем домой. Ко мне, - уточняет Махилани, когда Стайлз подпрыгивает в кресле и смотрит на него как лягушонок, которого надули через соломинку. В комнате у Дэни очень светло и сдержано: ничего лишнего, очень скромно и со вкусом. Стайлз почему-то совсем не удивлен. Он слышит, как Махилани звонит своему парню, как гремит чашками и мягко улыбается в трубку, когда просит приехать. - У моего одноклассника проблемы. Нет. Нет. Да. Он мой друг, Шон. Стайлз сидит на кровати и пялится в одну точку. - Я надеюсь, ты не против? - Дэни ставит тарелку с кексами и чай на стол и садится напротив. - Не, вовсе нет. Но от кексов откажусь - мне что-то в горло не лезет ничего. Я уверен, то есть, ты не подумай, они на вид очень даже ничего, просто я не могу, мне кажется, меня от них стошнит. Не от них - просто стошнит. Боже... - Стайлз. Не хочешь - не ешь. Я о Шоне. - Приятель, разве я могу сказать "нет"? Только скажи мне, если вы решите заняться тем самым, от чего я могу получить моральную травму. Я просто не готов и не хочу видеть и знать ничего такого! Мне хватает голых парней в душевых, и я не то чтобы против, ну ты понимаешь... - Стайлз? Помолчи, Бога ради. - Да, сэр. - И, спасибо, - Стайлзу кажется, что мир вокруг действительно ненормальный. Не бывает таких людей, как Дэни - мягких, учтивых и таких понимающих. Слишком хороших. - Дэни, почему ты расстался с Ройсом? То есть... это личное дело, но мне казалось, ты был счастлив. Вы очень хорошо выглядели вместе. И тогда, на выпускном… Это не мое дело. Ты прав. - Потому что я стал ему не нужен, - Дэни улыбается, а Стайлз думает, что ему горько наверняка, но он слишком тактичный и вежливый, чтобы сказать Стайлзу "не твоё дело". Стайлз бы, наверное, ответил именно так. - Нет смысла быть рядом, когда между вами ничего нет. - А как ты понял, что, ну... Ты понимаешь? - Прекрати уже меня пытать. Боже, Стайлз, ты не знаешь чувства меры. Пей свой чай, - Стилински действительно берет чашку и молчит, глядя на Дэни. - Я просто понял, - говорит Дэни после недолгой паузы. - Можно я сегодня останусь у тебя, - Стайлз не знает, зачем он просит именно об этом - ведь к Дэни должен прийти бойфренд, и это, вроде как подстава, но Дэни - единственный нормальный человек из всех его знакомых. Стайлзу кажется, что ему нужно именно это - кто-то, кто не был бы связан ни с оборотнями, ни с Арджентами: совершенно обычный парень без предрассудков и заморочек. - Можно, - Дэни пожимает плечами. - Оставайся тут. Мы с с Шоном побудем в гостиной. - Спасибо. Ночью Стайлз не может уснуть: ему страшно до дрожи под ребрами в незнакомом доме и в темноте. Он боится встать с кровати, чтобы включить лампу на столе - это иррациональный страх, детский, а он уже давно не ребенок, ему семнадцать через пару месяцев, но Стайлз боится до чертиков. Внизу работает телевизор. Родители Дэни в командировке. "В этом есть свои плюсы", - думает Стайлз. Махилани и "его Шон" смотрят матч "Техасские рейнджеры" против "Орегона", хотя может быть это просто фон, завеса, а на самом деле они там... Стайлз старается не думать об этом, потому что это невежливо, даже, пожалуй, грубо, и очень неправильно. - Я не извращенец, - но он все равно думает, хотя и признается самому себе, что не хочет видеть этого, против воли прислушиваясь, нет ли снизу тихих стонов. Вроде бы тихо. Ну то есть шум есть, но нет ничего ТАКОГО, чего боится и немного ждет Стайлз. Эти мысли смущают, а Стилински начинает потихоньку себя ненавидеть за то, что пытается представить своего одноклассника, занимающегося гейским сексом. Не возбуждения ради, только лишь из любопытства. Еще через полчаса телевизор внизу замолкает, и Стилински слышит осторожные шаги на ступеньках. - Хей, Стайлз, ты спишь? - Дэни заглядывает к нему и Стайлз так благодарен тоненькой полоске света. - Нет. Мне, блять, так страшно, Дэни. Это какой-то пиздец, - он садится на кровати, кутается в плед и смотрит жалобно. - Ты серьезно? - Стайлз кивает и смотрит как самый несчастный Бэмби из всех существующих на свете оленей. Махилани заходит в комнату и садится на кровати. - Шон, - зовет он тихонько. – Сделай, пожалуйста, чай. - Я не могу. Просто не могу, это какой-то бред, но... - Это паническая атака? Расскажи… - Когда мама умерла... я не мог спать, - Стайлз не знает, почему начинает откровенничать. - Мне, почему-то, казалось, что я слышу её шаги за дверью или внизу, на лестнице. Блять, Дэни, моя комната на втором этаже, а я видел тени людей, и это было пипец как страшно. Мне было двенадцать - кто в двенадцать лет спит с ночником? - Махилани тактично молчит. - Я не мог сказать отцу, даже Скотту не говорил. Тем более Скотту - он, когда беспокоился... ну ты ведь помнишь его эти хрипы. Я однажды полночи слушал, как он дышит в свой ингалятор - прямо как Дарт Вейдр. Брр. Ты знаешь, я рад, что его астма прошла. Он мучился, и я тоже мучился. Он ведь мой друг, а я ничем не мог ему помочь, - Стайлз раскачивается из стороны в сторону, завернувшись в одеяло. - Твои панические атаки, - напоминает Дэни и щурится. - Я накрывался с головой, когда мне было страшно. Под одеялом было душно и глухо. Однажды, блин, я ведь, правда, не знаю, как так вышло - я запутался в простыне, в одеяле, не смог вылезти, чтобы подышать, началось кислородное голодание, я заистерил, наорался.. в общем, отключился. - Это с тех пор? - Стайлз кивает и тушуется. Они с Махилани за всю жизнь общались меньше, чем за сегодняшний вечер. Дэни толкает его на кровать мягко, но настойчиво. Поправляет одеяло и смотрит так мягко и заботливо. – Спи, - говорит он, включает ночник и укладывается рядом поверх одеяла. - Мы побудем с тобой. Стайлз думает: "Это ведь ненормально, что Дэни ведет себя так. Все это странно и очень волнующе. И почему-то приятно". - Не думай, Боже. Я слышу, как твои мозги шевелятся, - смеётся Дэни. - Просто, это немного неловко, приятель. Знаешь, мы ведь всё-таки парни. А ты гей, и твой парень гей, и... - Ты тоже. - Что? - Продолжай свою мысль. - Так вот. Это ведь ничего не значит? Ничего такого, о чем нам потом стоило бы жалеть? То есть, ты понимаешь, это так по-гейски, а я ведь даже не уверен, что я действительно гей. Только ты не вздумай обижаться, потому что я всерьез обдумываю эту сторону своей сексуальности. Как ты думаешь, я ведь могу понравиться парню? То есть, да, я уже спрашивал, но, может быть, ты все же ответишь? Мне показалось, сегодня между нами установились более доверительные отношения, то есть мы вроде как друзья с одним секретом. И почему ты меня не заткнешь? Всё, что я говорю, полный идиотизм. Господи, как глупо... - Стайлз ёрзает и переживает, но ему странно тепло и уютно. - Еще как глупо, - отвечает за Дэни Шон, который ставит чашку с чаем на стол и тоже ложится рядом. - Ты, наверное, даже во сне болтаешь? - Парни, парни! - паникует Стилински. Но Дэни обнимает его, а Шон накрывает ладонь Махилани своей рукой так, словно между ними нет никого, никакого Стайлза. Как будто они вообще в комнате одни. - Боже. Просто спи. - Это ведь... - Нам уйти? - Нет, - Стайлз чувствует негу. И покой, что странно. Глупо отрицать интимность момента, но есть в этом что-то такое, что не позволяет мыслям Стайлза пойти не в том ключе, никакого сексуального подтекста. Ничего, чего стоило бы опасаться. - Однажды ты спас мне жизнь. Я просто возвращаю долг, - Дэни говорит тихо и мягко. Он рассказывает про тот самый клуб, где на них напали, рассказывает, что, наверное, свихнулся бы, если бы не нашел никого. Много чего говорит, немного монотонно - приятное дополнение к хорошей внешности в виде гавайского акцента. Шон гладит Махилани по руке, дышит Стайлзу в лицо - это отчего-то очень приятно и странно убаюкивает. Перед тем как вырубиться Стайлз успевает напоследок подумать о том, что Дэни и "его Шон" отличные ребята, что, оказывается, в семнадцать почти лет можно не жить моментами от дрочки до дрочки, испытывать глубокие чувства, быть потрясающе взрослым и ответственным. Можно быть таким, как Дэни или как Шон: нормальным, чуточку голубым, но очень хорошим парнем с нормальной жизнью, в которой не будет никаких оборотней, никаких полнолуний. - Никаких Дереков Хейлов, - бормочет он и проваливается в сон. - Знаешь... - шепчет Дэни Шону. - У него, как видно, не лучший период, видимо что-то идет не так. Я никогда не думал, что за него стоит переживать, но, как видно, стоит. - Шон понимающе улыбается, приподнимается на локте и аккуратно, почти целомудренно целует Махилани. - Засыпай уже, мать Тереза, - так же тихо шепчет он и гладит ладонь Дэни, обнимающую Стайлза - тот только горестно вздыхает и больше не дергается аж до самого утра. *** - Дерек, тебя там спрашивают! – Айзек ловко соскакивает с велосипеда едва не на ходу, в последнее мгновение вильнув колесом и затормозив прямо возле жесткого ботинка своего альфы. Лейхи, долго боровшийся со своими демонами, казалось, пробудил еще одного: он какой-то адреналиновый наркоман, ни дня без кайфа. Дерек стандартно три-четыре раза в неделю орет на него, учит уму-разуму, грозится его выгнать из стаи после особенно лихих виражей перед носом у соцработников. Питер качает головой, называя «безбашенным драйвоманом». Айзек только улыбается широко, жмет плечами и смотрит открыто и лучисто своими глазищами. - Скотт на улице. - Лейхи, давно не получал? - рычит Хейл. Он давно уже научился не жалеть Айзека: таким как Лейхи жалость доставляла только лишнюю боль. Дерек знает, что Айзек сильный - рано или поздно он справится с прошлым: рослый парень с душой ребенка, хорошо развитый, и пока нестабильный - он действительно хорошее приобретение. Айзеку нужно внимание и крепкая рука: не для побоев, но чтобы направить. Лейхи умный щенок. - Я не спросил, зачем он пришел, но... зачем он пришел? - Айзек игнорирует гневные выпады своего альфы. Всё это не потому, что он не уважает его или пренебрегает его угрозами. Просто Лейхи чувствует, когда Дерек всерьез готов оторвать ему голову, а когда ворчит по привычке. - Понимаешь ли, Айзек... В стае существует множество разных правил. Одно из них – не лезь не в свое дело, - Питер Хейл делает моську хитрого лиса и улыбается, с прищуром глядя на Хейла. - И да, я думаю, это визит насчет нашего большеглазого друга Стилински. Только, Бога ради, племянник, не выпендрежничай особо - не оценят. - Somebody told me, you had a boyfriend who looks like a girlfriend... - напевает Айзек и беззлобно улыбается. - ВАУ! Браво, Лейхи! Славный песик, - Питер хлопает в ладоши и тихонько посмеивается, глядя на взбешенного Хейла. Дерек готов убить их обоих. Всё-таки плохой день. - Маккол? - Дерек смотрит из-под бровей, скрестив руки на груди. После ТОГО случая со стариком Арджентом, когда Скотт обдурил их всех, Дерек не доверяет ему. Его волку тревожно, потому что этот мальчишка - соперник. Не понятно пока в чем, но что-то в нем есть, что заставляет Хейла сомневаться в Скотте. - Что ты сделал? - Маккол сверкает жёлтыми глазами. Можно сделать вид, что Дерек не понимает, о чем вообще идет речь. Можно притвориться, что Скотта тут нет и просто опять спуститься в своё убежище, присоединиться к жующим пиццу Питеру и Айзеку. Можно просто послать хитромордого Маккола куда подальше. Но он не делает ничего из этого, потому что.... просто потому что не делает и всё. - Твой друг - не моя забота, - грубовато отвечает Хейл. - Держитесь подальше. Вы оба. - Знаешь, я ни на долбанную секунду не жалею, что не стал частью твоей стаи, - свирепеет Маккол. - Не понимаю, почему он оправдывает и боится тебя. Хреновый ты вожак: волки своих не бросают. Дерек чувствует, как резко тянет под ребрами, словно где-то внутри у него ворочается тощая змейка. Вряд ли его сейчас отпустит: гнев и непонимание клокочут внутри. - Напомни-ка мне... о чей стае мы сейчас говорим? И кто из нас кого бросил... Ты нас чуть не погубил, - Хейл бушует. Он чувствует, как пружина внутри сжимается до предела. - Я все продумал. Я никогда бы не стал рисковать ничьей жизнью. - Кроме моей. Я знаешь ли тоже не на курорте был. - Трус. - Пошел вон, - рычит Хейл. - Вали нахрен. И дружку своему передай, чтобы больше не ошивался возле моего дома. Иначе я сломаю ему ноги, до своего долбанного совершеннолетия будет с тросточкой ходить. - Не трудись, - Маккола выдает челюсть: он зол и нервничает больше обычного. - Стайлз переезжает к тетке в Коннектикут. "Коннектикут? - Думает Хейл. - Это совсем другой конец страны. Дальше только Мэн и Аляска". Дерек может понять причину гнева - Скотт остается один. Без друга, без девушки, без стаи. Единственное, чему он не может найти объяснения, так это почему его собственное сердце провалилось куда-то под селезенку. - Тем лучше, - выдавливает он. - От него одни проблемы. - Ты ему дважды жизнью обязан, - Дерек скорее чувствует, чем действительно слышит, но у Маккола стучат зубы. - А он чуть не сдох из-за всего этого дерьма. - Я не просил. - И не запрещал. Ты знал. Ты всегда знал! С самого начала, как только появился. - Маккол, пошёл вон, - рычит Дерек. Годы самодисциплины не прошли даром - Хейл держит зверя под контролем, не дергается к Скотту, чтобы удавить его за то, что пришел, за то, что требует от него не понятно чего. Он даже в лице не меняется. - Я не нянька. - Я не прошу нянчиться с ним! - с нажимом произносит Маккол. Он выглядит как человек, которого облили кипятком: скулы пошли неровными некрасивыми пятнами, словно ошпаренные. Он не может произнести вслух. Ему стыдно, что он пришел просить за Стайлза. Он думает, а что если он ошибся? Что если ошибся Стайлз? Дерек не выглядит, как должен выглядеть парень, который, пусть даже на секунду, может полюбить другого парня. Дерек вообще не выглядит как человек, который может быть влюбленным. - Не просишь, - соглашается Хейл. - Точнее, не просишь нянчиться, - Хейл скалит зубы в подобии ухмылки. - Ты просишь, чтобы я полюбил его? Не пойму, чего в этом больше - унижения или смеха. - Но Стайлз... - Мне плевать. Мне это не интересно. Меня это НЕ волнует. Я даже близко не хочу касаться всего этого, - Хейл брезгует, становится агрессивнее. Но Скотт слышит во всем этом только "то, что чувствует твой лучший друг - отвратительно и, на самом-то деле, полное дерьмо. И мне, веришь ли, глубоко насрать на его так называемые чувства – идите-ка вы оба к черту". - Что ты говоришь? Что? Ты. Говоришь! – у Маккола в голове взрывается бомба, что-то звенит и лопается внутри. Он медленно надвигается, словно в пелене из густого дыма, словно он оглушен, берет когтистыми лапами Дерека за майку, вжимает в стену и держит, словно не может поверить. - Научись принимать отказ. Я сказал - нет. Уехать для него - лучший выход. Скотт думает: "Не может такого быть. Стайлзу не может не везти настолько. Сначала Лидия, теперь Хейл". Почему его лучший друг такой придурок, почему всегда выбирает не тех людей. Хотя тут они могут посоревноваться - оборотень, полюбивший дочь охотников – тоже тот ещё гений. *** - Уезжаешь? - Дерек бесцеремонно залазит через окно. Стайлза начинает вести, он боится вдохнуть. У него снова паническая атака - одна из тех, когда нечем дышать и земля уходит из-под ног. - Да. Да, приятель, - бормочет он и запихивает вещи в рюкзак как попало. Стилински внимательно следит за Хейлом краем глаза и боится подставлять - нет, не задницу, - спину. - Коннектикут... - Стайлз выпрямляется, словно его дергает кто-то за макушку. - Умхмху. Я немного переоценил себя. Мне как-то не очень есть место среди мифических тварей. Я тут погуглил - знаешь, они ведь все ненастоящие. А единороги вообще вымерли. Я решил, что мне надо дожить хотя бы до 2013, чтобы посмотреть вторых "мстителей". Так что, да, пожалуй, Коннектикут. Откуда знаешь? - Скотт приходил, - Дерек подпирает плечом дверной косяк и смотрит, как Стайлз мечется между шкафом и походной сумкой. - Это было унизительно даже для него, - у Стайлза начинают гореть уши, а лицо покрывается некрасивыми красными пятнами. - Я не просил. - Знаю. Завязывай трястись. Это раздражает. Дерек думает вдруг, что впервые за все время у них выпала возможность поговорить по-человечески. Только говорить не о чем. Стайлз кивает и, что поразительно, молчит. Он даже дышит теперь поверхностно и едва-едва. Тоже, наверное, чтобы Дерека не бесить. Хейл хмыкает, смотрит долго и внимательно, а потом, внезапно понимает, что находится в одной комнате со сломленным, преданным и, господи боже, любящим его человеком, который просто не умеет говорить ему «нет». Это пугает. - Почему я? - спрашивает он в упор. - Почему нет? - Стайлзу кажется, что у него в груди застрял ком размером с бейсбольный мяч. - Ты сумасшедший. - Возможно, - легко соглашается Стилински и таращится на него, как на "Явление Христа народу". - Надо было соглашаться на укус, - Дерек собирается уходить: Стилински больной на всю голову. Он уедет, а ему, наконец, станет легче, одной заботой меньше. - Я бы сдох. У меня плохая свертываемость, - машет рукой Стайлз. - Мне и так неплохо. К тому же, не поверишь, я не так давно научился справляться с болью, и свыкся со своей человеческой сущностью и ее возможной слабостью. Хах, и поверь, моя доля не так плоха. Хотя сначала мне казалось - хуже быть не может, - Стайлз тараторит, изредка размахивает руками и смешно заламывает брови. Дерек бы поухмылялся в другой раз. В любой другой, но не в этот. - Сначала, правда, я пытался понять замысел всевышнего: я ведь не могу навсегда оставаться таким несчастным лузером, верно? Ну там, Бог, или карма, или еще какие высшие силы. В общем, должно было со мной однажды приключиться что-то... ТАКОЕ! - Стайлз сглатывает шумно, а Хейл думает, что "такое" - это несчастье втемяшить себе в башку, что он влюблён. Беда с этим Стайлзом, горючая-горючая беда. Он стоит, опершись на подоконник, и не двигается, внимательно слушает Стайлза и себя. - К тому же, у меня всегда оставалась надежда, что по-настоящему серьезного вреда мне никто никогда не причинит. Я хочу сказать - за что? И... разве можно, просто так... ну, ты понимаешь - намерено делать больно? - Иногда это необходимо, - глухо бормочет Дерек. - И даже когда мне правда было больно, я все равно надеялся, что ты меня спасешь. Я думал, что мы вроде как... "Красавица и Чудовище", или там... "Волк и красная шапка". У меня даже худи есть... Красная... - Господи, ты что, рехнулся? - Дерек смотрит с отчаянием. - Стайлз, я прошу тебя - отвали, а?! - Я не могу. Ну, то есть, я могу. Смогу. Когда уеду. Наверное. Я думаю, что я смогу. Потому что когда я буду за хреналион миль от всего этого, то почему бы и нет...? Верно? - Да с чего ты взял... - Потому что! Откуда я знаю, почему? Потому что ты чуть не трахнул меня возле мойки, потому что никто и никогда так не... ну твою мать, почему я вообще должен оправдываться? Я не просил, чтобы ты так со мной! Зачем ты вообще это сделал?! Я бы может не ненавидел тебя так, как ненавижу сейчас. Может быть продолжил бы тихо убиваться, МОЛЧА. И однажды мне бы повезло с кем-нибудь, не таким, не таким... с-кем-то-не-таким-не-для-меня! - Стайлз устало машет рукой в сторону Дерека. - О, здорово. Я теперь виноват? - Я всегда старался делать то, что было нужно. Но ты, Дерек, все равно оставался недоволен. И ты думаешь, мне очень офигенно в твоей компании? Ты неблагодарный, дефективный социопат. Ты знаешь? Твоя жажда все контролировать... Чувак, это болезнь! - Стайлз не скрывает своих эмоций, своей боли, потому что Хейл так нравится ему даже сейчас. Тем более, сейчас, когда он молчаливый и угрюмый и смотрит строго. - Я постоянно оправдываю тебя, Скотта, твоих друзей-бет, Джексона, ДАЖЕ ДЖЕКСОНА, - возмущается Стайлз, - потому что вы, блять, те самые волшебные животные, которых надо защищать и оберегать, чтобы вы не подохли к херам, чтобы вас не истребили гребаные охотники... А что я получаю? Стайлзу можно не говорить "спасибо", его можно шваркнуть о стену, или носом об руль, или... в подворотне, чтобы только отвалил. А я говорю себе, что все ерунда, что…что я переживу, что это ничего не значит. Ни-че-го, - он яростно размахивает руками и не замечает, как давится слюной, стараясь одновременно и ухватить воздуха, и сглотнуть. Дерек дергается, отводит в сторону глаза и молчит. Потому что ему нечего сказать. Потому что он никогда не думал, что люди идут на жертвы, когда соприкасаются с волчьей стороной их жизни, что людям может быть так трудно. Потому что его вообще не волнуют люди: они ведь не его стая. Стайлз - не его человек, ему нечего делать рядом с оборотнями. Стайлзу нужно жить другой жизнью, нормальной, отличной от их собственных искалеченных судеб. А потом он просто разворачивается и уходит. Через дверь, тихо топая ботинками по деревянным лестницам. Он так ничего и не произносит, хотя чувствует всеми своими «супер-способностями», что Стайлз надеется хотя бы на насквозь фальшивое "извини". Но его нет. Внизу хлопает дверь, словно отрезает прошлое Стилински таким вот незатейливым образом - ничего, что могло быть сделать ему больно в новой жизни за пределами Бэкон Хиллс. Но все же, Стайлзу хочется затолкать все то, что он выложил перед Дереком, себе обратно в горло, задохнуться правдой, утонуть, захлебнувшись в этих словах. Что угодно, Господи, только бы не чувствовать себя так: беспомощным, выпотрошенным и преданным. - Коннектикут, - кивает себе Стайлз и продолжает собирать сумку, стиснув зубы и шмыгая покрасневшим носом. FIN