Это ещё не конец

      Кровь струйками капает на пол, пачкая одежду. Рана саднит и отдает глухой болью, одурманивающей рассудок, заставляя кривиться, теряться в пространстве и времени. А душу гложут отвратительные чувства. По крайней мере, еще живую ее часть. Да, душа Брамса была соткана из насилия, боли и детской робости, сознание искривлено жутким прошлым и одиноким настоящим. Только он вновь начал надеяться на лучшее, что эта милая и красивая няня останется с ним навсегда, как она резко и без лишних колебаний вонзила в него ржавую отвертку, холодно смотря в глаза, которые до сих пор не понимали: почему она сделала это?       Она ушла, оставив после себя горький осадок, рану на уже похолодевшем мужском теле, коралловое платье, подготовленное для свидания, и нескончаемый поток теплых воспоминаний, обещаний всегда быть вместе, которыми грезил полуживой двадцативосьмилетний парень. Он был одинок, был скрыт от всеобщих взоров в этом дворце, а его лицо навеки спрятано под немного жуткой кукольной маской. Он был обречен, как узник, носить эту «дрянь», пряча изуродованное ожогами лицо, а вместо обычных дверей использовать потайные проходы, чтобы перемещаться по собственному дому, что стал для него тюрьмой, из которой он никогда не выберется.       Ему было абсолютно плевать на то, что родители оставили его, покончив с собой, наплевать на трупы ненавистников в доме, наплевать на всё вокруг. Но не на неё. Гретта стала солнышком в непроглядной тьме, что окутала его ослабевший разум, она дарила ему душевное тепло и сердечную заботу, пускай даже, если всё это получал кукольный Брамс, к которому молодой человек ещё не раз ревновал свою «Милую Гретту». Но разве это не пресловутая любовь, о которой так часто читали ему родители, а затем и сама няня? Разве им не суждено быть вечно вместе? Разве обещания можно вот так просто нарушать, не гнушаясь ранить прямо в самое сердце? Брамс не понимал этого, хотя безумно желал получить ответы.       Столько вопросов, столько боли и уныния. Столько бескрайней тьмы, что, кажется, с каждым мгновением её становится ещё больше, а сил сопротивляться совершенно нет. Как и надежды стать счастливым. У него больше ничего нет, кроме расколотой фарфоровой маски, которая могла скрыть теперь только половину всех его шрамов. У него нет даже «Милой Гретты».

но это не конец