Она видела Его всегда: когда смотрела на дату в календаре, на часы; когда открывала холодильник или книгу. Когда выходила на балкон на рассвете или тёмной ночью. Он был везде. По всей квартире висела Его фотография, распечатанная на сотни фотокарточек. Одна. Та, на которой Он смотрел на мир через камеру телефона. Объектив фотоаппарата увидел Его и сохранил для Неё. На заднем, размытом и неважном, фоне лежит сугробами ноябрьский снег, а для Неё есть только Он, с ярко-синими, как весеннее небо в стихах романтика, глазами.
Она всегда мурлыкает какую-то песенку. Когда варит макароны, читает странные слова в книгах, заваривает чай и причитывает старые сообщения. Вся квартира была увешена фотографиями. Она спала и видела Его. Закрывая глаза, проживала минуты жизни, наполненные счастьем и Его присутствием.
Она радовалась, приходя домой, прячась в воспоминания. А Он уехал. Однажды, в конце августа, Он уехал далеко-далеко. Не звонил, по крайней мере, Ей, не писал. В сентябре Она написала Ему: поздравила с Днём рождения. И ничего. Он не читал сообщений в соц.сетях; они копились. Поздравления с Новым Годом, Потом снова с Днём рождения… Два года ничего. Смотрела на фотографии, снова и снова вспоминала Его голос, привычки. Писала Ему письма и складывала их в пакет из кальки, потому что однажды подарила Ему печенье, завёрнутое в неё.
Стоял октябрь. Она боролась с подступающим новогодним настроением, но развесила по дому гирлянды. Дожди тогда шли так часто, что листья не успевали обсыхать, и солнце то и дело играло бликами в каплях. Асфальт был постоянно мокрым, и дули промозглые ветра. А Она никак не могла отказать себе в привычке бродить вечером под моросящим дождём. Во время этих прогулок Она говорила с Ним (исключительно мысленно, чтобы никто не назвал сумасшедшей).
Вечер был особенно дождливым. Морось быстро превратилась в ливень, и Она, выйдя без зонтика, бежала домой. Нога зацепилась за камешек, лежащий в луже, и Она с разбегу упала на мокрый асфальт. Среди дождя послышался неприятный металлический запах — рассекла бровь. Зажав кровоточащий порез рукой, Она встала и ещё быстрее, но совсем не аккуратно, побежала домой. Мокрая юбка мешала, ноги скользили, но ручку подъездной двери она всё-таки нашла.
Вбежав в квартиру, начала суетиться: промыла рану, попыталась заклеить её пластырем с ватой и много чего ещё. Потом стащила с тела мокрые вещи, и, бросив их лужицей на полу, залезла под одеяло. Она дрожала и никак не могла согреться. Попыталась выровнять дыхание, да так и уснула.
Открыла глаза уже утром. В тишине светило сквозь тюль солнце. Она кое-как встала, разобрала одежду, стала готовить завтрак. Тихая, мирная суббота.
Как-то вышло, что Она перестала напевать свою песенку. И спала отчего-то без снов. Надевая пиджак, не вспоминала, что он Ему шёл. На вечерние прогулки ходила реже. То дел много, то холодно, то дождь, то лень.
Ей захотелось повесить ещё одну книжную полку, но мешали фотографии на стене. Пришлось снять их. Она отложила стопку снимков в коробку; так и забыла. Потом надо было помыть окна, так что с их рам тоже пропали снимки. Они всё копились в коробке, и всё больше исчезали с глаз. Как-то сами собой, случайно. Так вышло. А Ей было не до того. И старые сообщения от Него перечитывать перестала.
Пришел ноябрь. Нужно было перевернуть лист календаря, стоящего на столе. И с него исчезла фотография — завалилась куда-то. Бывает.
***
В ночь из октября в ноябрь шёл снег. Не переставая, крупные хлопья падали на землю, а сквозь снежные тучи не видно было звёзд. Утром, когда спряталась последняя Его фотография, снег идти ещё не престал. Он кружился пушистыми снежинками, парил в потоках воздуха за окном. Ей захотелось сделать пирог, а яблок дома не оказалось. Укутавшись в шарф, потопала в магазин. До двери продуктового было метров 50 и крутой поворот из переулка. Не дошла. Вынырнув из-за угла, Она налетела на парня в тёмной куртке. Он был без шапки (дурак, выпендривался) и снежинки замирали в тёмно-медовых волосах. Сколько бы ни прошло лет, какие бы сны ни снились, куда бы ни были убраны фотографии, а Она всё равно узнает этот взгляд. Ему хотелось доверять, обнять и молча стоять так как можно дольше.
— О, привет! — Её охватил страх: Она почувствовала, что стала забывать этот голос. Такой же важный, как взгляд.
— П — привет. Ох! — Он Её обнял. Крепко-крепко.
— Столько не виделись. Я скучал.
— Ты торопишься? Сердце билось где-то в горле, под шарфом.
— Нет. — Он разжал объятия.
Отступая на полшага назад, Она поскользнулась и упала Ему в руки.
— А пошли ко мне? У меня чай вкусный есть. Только не смейся, что я неуклюжая.
***
Какая разница есть в доме яблоки или нет? Они сидели на диване у окна и говорила. Обложившись подушками, смотрели какую-то комедию. Пили чай. Обедали (благо у Неё было что-то в холодильнике).
— А помнишь, как мы летом гуляли все вместе, большой компанией? Можешь сходить, достать альбом? Там в шкафу, на полке. Вторая сверху, — кричала Она с кухни, моя посуду.
Он полез за альбомом, но откуда-то упала коробка. Крышка слетела, и на пол высыпались фотографии. Его. Те, на которых Он смотрит на мир сквозь камеру телефона, а объектив фотоаппарата смотрит в его глаза. Он сел возле коробки и увидел белый конверт из кальки, а в нём десятки писем.
«Когда мы были маленькими, всё было проще. Я могла бы подойти к тебе, сказать, что зовут меня так-то, а потом самое главное: „Давай дружить?“. И всё. Мы друзья. А теперь? Мы выросли, и сделать так кажется глупостью. „Ну, друзья это не просто. Это многое пережить вместе надо.“ А как пережить, если даже твои смс не читают?»
И много ещё других писем. Он понял, что Ему. Вода ещё шумела на кухне. Он кое-как собрал всё обратно в коробку, мельком просмотрев остальные письма.
В дверях появилась Она.
— Ещё чаю хочешь?
— Да. Только… скажи, а сколько ты на печать фоток денег потратила?
Она резко выдохнула, найдя глазами коробку в Его руках; открыла рот, придумывая, что сказать.
— Давай дружить? — Он подошёл и обнял. Крепко-крепко.
***
А снег всё шёл. И в этот день, и всю следующую неделю. Яблоки Она всё-таки купила. Ещё пришлось кровать новую купить — двуспальную.
