Полет бабочки

Красивая красно-оранжевая, с голубыми просветами, как небо на заре, бабочка окутывала лодышку и смотрела на меня своими черными глазами-усиками. Я привыкла видеть ее с детства и она привыкла смотреть на меня. Я знала только то, что никто кроме этой небольшой татуировки меня не понимает. И иногда создавалось ощущение, будто бы она принадлежит только мне, навсегда, потому что ни разу она не появлялась на телах тех, с кем я общалась и кого знала. Но в ответ на это и мое тело не украшала больше ни одна тату, кроме моей собственной. Так мы и жили душа в душу шестнадцать лет, не обращая внимания на других и погружаясь все больше в свой мир. Так и жили, пока не пришел он. То солнечное утро меня, помню, сразу насторожило. Было как то слишком уж тепло и светло для поздней осени, или просто лето на секунду заглянуло к нам, чтобы попрощаться в последний раз и уйти на долгие четыре месяца. Вместо теплой осенней куртки я надела легкую ветровку и вышла из дома, чтобы прогуляться по парку, почитать книжку, сидя на скамеечке. Нельзя же было сидеть дома в такой прекрасный летний день посередине осени. Недалеко от места, которое я себе облюбовала для чтения и прогулок, небольшая компания из парней играла в волейбол. Очень увлеченные, они меня не замечали и даже испугались, услышав мой вскрик, из-за прилетевшего в голову мяча. Проходивший мимо парень, лет двадцати на вид, бросил мяч назад и сказал парням быть осторожнее. Тогда я просто поблагодарила его и, сказав, что со мной все в порядке, снова углубилась в книгу, наслаждаясь теплыми лучами солнца. Не помню момент, когда на моем животе, чуть правее пупка появилась тату. Небольшой белый череп в черном кругу. Ощущение, будто он был там всегда, поэтому я не придала ему особое значение. Подруга, точнее она то считала меня своей подругой, для меня же она была просто одноклассницей, заметив новую метку, радостно захлопала в ладоши и спросила, кто же этот счастливчик. Как бы я сама хотела знать, кто это. В парке я гуляла и когда листья опадали с деревьев, и когда деревья уже стали полностью голыми, и даже когда пошел крупными хлопьями первый снег. Это доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Однажды рядом на лавочку кто-то сел, но я, поглощенная книгой, не обратила на него внимания. Только когда он попросил не переворачивать страницу, потому что не успел прочитать, я подняла глаза и взглянула на него. Думаю удивление было написано на моем лице так явно, что это выглядело смешно. По крайней мере он точно усмехнулся и продолжил читать. Я его узнала: тот самый парень, что кинул тогда мяч. Мы познакомились и стали чаще встречаться. У нас оказались одинаковые вкусы в музыке и книгах, да что уж там, даже взгляд на мир во многом совпадал. А тату на животе начинало гореть... В его руках хотелось утонуть, рассыпаться, сгореть. А моя бабочка стала свободной и перелетела на его руку, обвила запястье и осталась там, бережно охраняемая. Я видела ее счастье и чувствовала свое. Ему нравилось лежать рядом со мной и водить кончиками пальцев по моему животу, обводя контур черепа. Его черепа. Но говорят, что счастье не длится вечность. Вот и мое не длилось, по крайней мере, вечность. Через год после того мяча у него обнаружили смертельную болезнь. Он сгорал на глазах, а вместе с ним тускнел и череп. Не могла принимать душ, каждый раз глаза останавливались на животе и видели все больше угасающую фигуру некогда четкого и яркого тату. Каждый раз выходила из ванной с опухшими глазами, сколько ни говорила себе не смотреть туда, сколько ни умоляла себя не плакать, ничего не работало, все повторялось вновь. Яркие огненные всполохи на его худом бледном запястье смотрелись инородно, но не исчезали, лишь с каждым днем все сильнее проявляясь. Слез уже не осталось, душа опустела. Мне казалось, и он уже не мог смотреть в мои пустые глаза, потому что сказал не приходить, раз я не могу смотреть на него, раз мне так больно. Я знала, что он этим ранит и себя, потому не слушалась. Приходила, хоть было больно, приходила, хоть сердце рвалось на мелкие части, и сидела возле него, смотря на бледное худое лицо и держа его руку в своей. Борьба длилась недолго, через месяц я смотрела на его белоснежный с черной окантовкой, прямо как его тату, гроб, опускаемый в землю. Мы снова остались одни, я и моя бабочка. Она так и не смогла улететь от меня, а единственная попытка легла в землю. А его тату так до конца и не исчезло. Да и исчезнет ли когда нибудь? На его месте остался шрам, не заживающая метка. Знак того, что любовь не умерла. И хоть прошло уже два года, шрам остался, а моя бабочка появлялась на других людях, как бы призывая меня забыть прошлое и окунуться в новую любовь, но было поздно. Меня уже не волновали и не могли заинтересовать другие люди, сердце жило лишь одним. Спасибо за твой прекрасный полет, друг мой. Единственный и неповторимый. Мы и дальше будем одни с тобой, среди целого мира, одни...