Боже, как я тебя люблю

      Озлобленный, как черт, Мо вышел из комнаты Мегги, быстрыми шагами направляясь в сторону библиотеки. Его глаза метались в бешенстве, а скулы, казалось, свело от злости. — Но Мо! — выскочила за ним дочь и побежала следом, ее глаза блестели так, будто еще секунда из из них градом польются слезы. — Я прикончу его! — голос Мортимера срывался, он почти кричал. — Нет, Мо, пожалуйста… Я люблю его! — Тебе шестнадцать!!! — Ну, Мо…       Мужчина ворвался в библиотеку, где нарушил покой Сажерука и Фарида, которые читали книги в разных уголках комнаты. — Какого черта, Пыльнорук? — произнес он и врезал кулаком в челюсть недоумевающего персонажа книги. Тот тряхнул головой и вопросительно посмотрел на Мортимера. — За что? — Как ты посмел? Она же совсем ребенок! У тебя дочь того же возраста! — Я ничего не делал! — Сажерук смотрел на отца Мегги виновато, но уверенно. — Да?! Фарид рассказал мне, что видел, как вчера вечером вы заперлись в кладовой.       Сажерук осуждающе посмотрел на Фарида, а потом вновь устремил свой взгляд на Мо. — Ничего, — сделав акцент на этом слове, добавил, — не было. — Это правда, Мо! — громко подтвердила Мегги, а потом шепотом добавила, — мы просто разговаривали. Я спрашивала его про Роксану и детей. Мы просто общались. — Это так. Вообще ничего не было. Я ведь понимаю все, я не тупой! И я не причиню ей зла, потому что люблю ее. — Что? — мысли в голове Мо блуждали в хаотичном порядке и он стал плохо понимать, что именно происходит, — А твоя жена? — Думаешь, если бы я любил Роксану, то вернулся бы в ваш мир? Между нами уже ничего нет. Время, которое я провел в этом мире, рассеяло нашу любовь. Я не говорил тебе о том, почему вернулся, но Роксана… Она встретила другого мужчину, а я понял, что мне все равно на это. Мой дом теперь тут.       У Мортимера не было слов, он и не мог об этом подумать, ведь за то время, как он был Перепелом, за то время, которое он провел в Чернильном мире, он думал, что все хорошо, и что Сажерук счастлив быть дома с женой и детьми, со своими феями и стеклянными человечками. А вот, как оно вышло… — Я не знаю что сказать… Бред какой-то… Но она моя дочь. Мегги, а ты… старше ее на много лет и я просто не знаю, как реагировать. Это неправильно! — Вот и я так же думаю! Я провел в раздумьях несколько недель, я плохо спал и почти не ел, меня разъедало изнутри это чувство… чувство неправильности. Я ненавижу себя за это, ведь это действительно неправильно. Ты прав! Я представлял, как бы поступил сам, если бы Брианна начала встречаться со взрослым мужчиной. Я, наверное, был бы в бешенстве, может быть даже убил его. Но, Волшебный язык, я люблю Мегги, понимаешь? Люблю! Если бы я мог, если бы я только мог заставить себя не любить ее, но я не могу, — голос Сажерука срывался, он говорил так искренне, что нельзя было даже поверить, что это говорит он. Его отчаянье и в действительности истинная любовь, святились пламенем из него. Он будто весь пылал, — если ты только скажешь, я ни на дюйм не подойду к Мегги… — Сажерук! — выкрикнула девочка, но Огненный Танцор продолжил, будто и не слышал ее. — … Я не желаю ей зла, я не буду с ней груб и жесток. Она прекрасна, она восхитительна. В ней таится какая-то магия, она будто состоит из множества мелких частиц волшебства. Она прекраснее любых фей, и я готов говорить это целую вечность. Я люблю ее, Боже, как сильно я ее люблю. Будто все во мне замирает, будто и нет меня, когда она рядом. Мою темную и глухую, как Темный Лес, душу никто и никогда не видел, а она из сотни глупых и веселых мальчишек, тех, что еще не видали страха и боли, тех, кому едва знакомо слово «смерть» из всех них, он выбрала меня — старого, повидавшего жизнь бродягу. Я не прошу тебя о многом, Волшебный Язык, но пойми, попробуй понять нас… Если тебе плевать на меня, то подумай о ней, ведь малышка влюбилась… — Я разрешу вам видеться, и даже ходить за руку, может даже обниматься, но только при одном условии, — Мо говорил не жестко, а как-то с сочувствием даже и с долей понимания, но, все же, в его голосе чувствовались тревога и страх, — Пусть Мегги сама скажет, любит ли она тебя, и тогда я отступлюсь.       В библиотеке воцарила тишина и все устремились на девушку. — Глупости, глупости, все это глупости! Конечно же я люблю его, Мо. Он один из тех, в чьей душе нет мрака. Он сильный и вовсе не трус, я знаю, многие из вас так думают. Но он отдал свою жизнь за Фарида, он держался и был стойким. Посмотри на него, отец, от него добротой просто пылает. А его огонь, он не кусается, он теплый и яркий и в нем, можно увидеть всего Сажерука: одинокого странника, который уже несколько лет не может найти себе пристанище; всю его надежду тогда, когда он жил любовью к Роксане и мыслью о том, чтобы вернуться туда, где ему хорошо, а его обреченность, ты видишь, Мо, видишь? Он вернулся в Чернильный Мир, но не нашел того, что так давно жаждал: заботы, семьи, теплоты. Ведь то тепло, тепло любви… Его нет в его пламени! Оно не может его согреть, исцелить от несчастья. Я люблю Сажерука, Мо, очень сильно люблю. И я знаю, ты заботишься обо мне, волнуешься, у тебя есть на это полное право. Возможно, ты даже ревнуешь, ведь я была всегда только твоей, милая дочурка Мегги… Но я ей и останусь! Обещаю! Вот тебе мое обещание… Только пожалуйста, разреши нам находиться вместе, держаться за руку или даже, совсем немного, обниматься.       Все то время, пока Мегги говорила, Сажерук слушал затаив дыхание, Мо не мог оторвать взгляда от своей дочери, казалось, он впервые видел ее такой. Она действительно любила Огненного Танцора и это разрывало душу Мортимера. Он хотел, он так хотел разрешить Мегги и Пыльноруку быть вместе, но отцовская забота не позволяла. Его будто разрывало на части, будто два ангела сидели на левом и правом плече и шептали, два ангела, не ангел и чертик, а оба белых пернатых человечка, один говорил: «Разреши — разреши» — будто песню пел, а второй говорил, с заботой какой-то: «Не спеши — не спеши, обернется все плохо». Но согнав со своих плеч воображаемых ангелов Мортимер заговорил: — Я ужасный отец, наверное, но я очень тебя люблю и боюсь потерять. Ничего личного Сажерук, — в этот момент Волшебный Язык повернулся в сторону Огненного Танцора, — но я боюсь что однажды, ты сделаешь ей больно, и она не сможет этого пережить. Но так как, я ужасный отец, то разрешу пожалуй вам находиться рядом ближе, чем на один дюйм, вы можете держаться за руки и немного обниматься. И не дай Бог, — тут Мо подошел к Сажеруку, — ты ее обидишь. Я с тебя три шкуры спущу.       Мортимер театрально развернулся и вышел прочь из библиотеки, за ним же, сорвавшись с места, выбежал Фарид, оставляя несчастных влюбленных наедине. Мегги, не скрывая своей радости, заключила Пыльнорука в объятья и тот улыбнувшись обнял ее в ответ. А потом девочка заплакала, но от счастья, и прижалась к Огненному Танцору еще ближе. — Я так люблю тебя, Мегги, Боже, как я тебя люблю, — шептал тихо Сажерук, а на улице заморосил дождь, как будто небеса тоже плакали, но дождь был таким легким, что казалось, небеса плакали тоже от радости.