Дождь.

Огромный концертный зал, сцена, публика, овации и две напарницы рядом. Всё это ей до боли знакомо. До боли — главной составляющей всего происходящего. Сегодня. Здесь и сейчас. Вот уже звучат финальные аккорды песни, и она шепчет последние слова. Они сходятся, словно становясь одним целым. А ей хотелось бы. Третьей солистки она будто не замечает и лишь кладёт голову на плечо голубоглазой блондинки, в которую уже давно была влюблена. Которую давно любила. Любила, но не смела сказать. Одно лишь прикосновение, и вокруг всё исчезало, становясь неважным и отдалённым, но вместе с тем сердце сразу же пронзала острая боль. Ведь этого никогда не будет. И останется лишь в её мечтах. Но вот звучат аплодисменты, и приходится вернуться в реальность. Попрощавшись с публикой, она быстро уходит за кулисы, надеясь перекинуться с ней хотя бы парой слов. Безусловно, они ладили, но в этот вечер Ева как будто специально избегала её. Вот и сейчас, едва уйдя со сцены, она скрылась в коридорах. Нет, только не так. Последние дни эта боль словно перестала грызть её изнутри, и она осмелилась надеялся, что давняя любовь стала отпускать её, хоть в глубине души и знала, что это не так. Быстро попрощавшись с Надей, она зашла в душевую, желая укрыться от посторонних глаз. Она знала, что до гримёрки бы просто не дошла. Хоть и казалось, что отступила, но сейчас от этой боли она еле стояла на ногах, она захлёстывала её с головой, с каждым ударом сердца словно изнутри нанося незримым ножом глубокие, незаживающие раны. Пустив из крана воду и набрав немного в ладони, она поймала в ней своё отражение, но тут же пустила её струи по лицу и шее, желая то ли освежиться, то ли смыть с себя хотя бы часть того, что она сейчас чувствовала. Скорее второе, однако она прекрасно знала, что это не поможет. Безысходность. Безысходность, которая сейчас раздирала изнутри, вперемешку с невыносимой болью. Выключив воду, шум которой вдруг начал раздражать, она провела мокрой рукой по волосам, делая их чуточку влажными. Но что это давало? Ничего. И, опираясь на раковину, она просто плакала, желая кричать. Но сил не было даже на это. Из груди вырвался лишь сдавленный хрип. Из душа капала вода. Да. К чёрту макияж, причёску, новые туфли и всё, что только можно. Встав под холодную воду, она до крови закусила губу и сразу же закашлялась. И то, что она простужена уже которую неделю, тоже к чёрту. Ноги уже не хотели держать. Сползая по стенке, она ударила кулаком о белый кафель, после чего около костяшки мизинца образовалась мелкая ранка, из которой тут же засочилась кровь. Но, кажется, она её даже не заметила. И лишь сидя под струями ледяной воды, стиснув зубы, молча терпела. Терпела то, что приходилось терпеть и раньше, но теперь её же чувства медленно убивали её. Рвали душу, заставляя задыхаться и в кровь царапать спину. Струи, которые стекали по всему телу, заставляли вымокнуть насквозь. Они стекали по волосам, просачивались сквозь пышные ресницы, капая с них мелким чёрным дождиком, сочились по шее, плечам, ключицам и беспорядочно вздымающейся и опадавшей груди. А внутри всё кричало, рвалось, раздирая душу, терзая сердце и моля разум принять какое-то решение. И она приняла. Единственным выходом было всё сказать и навсегда покончить со всем этим. Даже если Ева возненавидит её после этого. Хуже уже не будет. Просидев так ещё какое-то время, она чуть ли не окоченевшей рукой потянулась к маленькому кранчику, заставляя ледяной водопад перестать литься. Пребывая в каком-то непонятном оцепенении, она поднялась на ноги и, выжав юбку платья и копну русых волос, подошла к зеркалу. Всё ещё трясущимися руками она вытерла с щёк чёрные подтёки. Но, сев на корточки, закрыла глаза, будто приходя в себя. Неведомо, сколько времени она так просидела, но, видимо, достаточно долго, так как успела обсохнуть. Поднявшись и щёлкнув замком, она вышла в коридор, незамедлительно направившись в гримёрку Евы. Тело раздирала усталость, которая, как ни странно, тут же переливалась в непонятную уверенность. В коридорах уже никого не было, но даже если бы кто-то и увидел её в таком состоянии, её бы это ни капельки не смутило. Сейчас ей было всё равно. Дойдя до заветной комнаты, она помедлила, но потом заметила, что дверь слегка приоткрыта, а из помещения веяло морозцем, который тут же заставил её вздрогнуть. Она всё ещё не согрелась. Набравшись смелости, она открыла дверь. Ева сидела на широком подоконнике открытого окна, устремив взгляд на улицу, даже не переодевшись и, казалось, совершенно не замечая её. За окном шёл мокрый снег, в комнате было довольно-таки холодно. До последнего не слыша ударов каблуков о пол, Ева сидела, устремив взгляд куда-то в даль и обернулась лишь тогда, когда Альбина остановилась. Растерянно оглядев стоящую рядом Джанабаеву, присутствия которой она до сих пор не замечала, она взглянула в полные боли, усталости и вместе с тем какой-то непонятной мольбы глаза русоволосой красавицы. — Альбина?.. Что с тобой?.. — Ева, мне нужно тебе… кое-что… сказать… Но и без слов в один миг стало ясно всё. То, что она так долго таила в себе, в один момент вырвалось наружу. И она это видела. Взяв её ледяную руку, Ева лишь, опустив взгляд, покачала головой. В отличии от Альбины, она, хоть и находилась на холоде столько времени, не потеряла ни капли своего тепла. Не в силах что-либо говорить, она встала с подоконника и со слезами на глазах, обняла её. Её, ту самую, нежные чувства к которой поселились в ней ещё очень давно. Ещё не высохшую до конца и дрожащую всем телом, прижала её к себе, желая согреть. Простояв так какое-то время, они обе почувствовали, что дрожь действительно начала отступать и теперь, наконец то решившись, Ева заглянула в голубые глаза, ещё когда-то давно ставшие любимыми. С невероятным трепетом проведя рукой по влажным волосам, которые теперь естественными волнами спадали на плечи, она прильнула к холодным губам, обладательница которых вдруг начала чувствовать в себе силы. Покрепче прижав к себе любимую в ответ, она продолжала желанно, но вместе с тем нежно целовать её, когда та отстранилась. Она чувствовала, что холод начал отступать, ноги держать, а раны затягиваться.