место под соснами

Массивные ветки, булыжники и просто всякий мусор попадают под ноги; и без того рыхлая почва размякла от недавно прошедшего дождя; резкий запах сырости ударяет в нос; где-то меж веток проскальзывают птицы, они устремляются высоко-высоко в небо, туда, где их не достанет жестокая реальность, пропитанная ядовитыми отходами и человеческой жестокостью. Полуночно-синие небо пестрит желтоватыми брызгами звезд, полная луна освещает темную, едва ли проходимую чащу леса. Сосны ютятся слишком близко друг к другу, будто даже они боятся находиться здесь в такой час. Чонгук жутко устал, осунувшееся лицо покрылось испариной, с каждым выдохом на свободу вырывались облака пара и куски его легких. Дышать становилось все тяжелее из-за морозного ночного воздуха, он буквально проникал внутрь и сдавливал в своем невидимом кулаке легкие парня. Чонгук — не тот человек, ради которого вы бы легко распрощались с жизнью, он не тот, кто бы заставил чувствовать вас в безопасности, скорее наоборот. Он — дьявол, заключенный в тонкой и нелепой оболочке, называемой человеком, в его жилах течет густая и порочная кровь, в нем нет ни капли святого, в нем есть огромная доля безумия, сдобренная каплей безутешной тоски по собственным здоровым мозгам. Больной разум — вот все его сокровище. Ким Тэхен — тот, кто попытался понять больного и дефектного Чонгука. Густая челка, наполовину скрывающая его глаза, иногда выглядела нелепо; большие уши, с множеством проколов и придурковатыми сережками на них; чертовски длинные пальцы; проникновенный голос, шепчущий на ухо разные вещи, от которых по телу разбегались табуны приятных мурашек, а в самом низу живота затягивался самый прочный узел в мире. До безобразия приятные и чрезмерно слюнявые поцелуи в темных уголках города, там никогда не бывало солнечных лучей и случайных прохожих, там был едкий запах помой и всепоглощающей страсти — их собственный мир, в мире, который не спешил принимать их с распростертыми объятьями. Тэхен смотрел на Чонгука абсолютно влюбленными и затуманенными глазами, пелена приторно-сладкой иллюзии перекрыла все здравое мышление, выбила остатки соображающих мозгов. Шепот в ночи срывался на крик, в голову ударял алкоголь, кажется, водка, кажется, не одна бутылка; маленькая столешница летит к чертовой матери, а с ней и все вещи, нагромождающие ее; осколки зеркала сыпятся на пол, дымчатый потолок отражается на полу миллион раз; звонкий шлепок пощечины; горькие слезы, льющиеся градом из глаз Тэхена; последняя капля — чаша переполнена. Темнеющие глаза Чонгука; гнев, растущий в груди; липкое и парализующее чувство страха; глухой удар тела о пол; истошный вопль; миллион извинений в минуту; потеря надежды; потухшие глаза; окровавленные осколки еще недавно цельного зеркала. Ночной лес погружен в ночную тишину, она поглощает все посторонние звуки. Чонгук наконец-то нашел подходящее место. Огромный черный мешок глухо падает на землю, хруст влажных веток отдается эхом и теряется среди мрачных сосен. Звук расстегивающийся молнии, Чонгук извлекает из этого мешка тело. Свежие и глубокие раны на шее, уже образовалась корочка и кровь запеклась; на белой футболке, в области живота, алое пятно крови; ссадины на лице; гематомы на тонких и костлявых руках. Чонгук старался запечатлеть этот момент и хранить в дальнем и самом темном уголке своей памяти. Никто не может упрекнуть его за это, ведь он правда любил Тэхена. Любил так сильно, что хотел полностью освободить от постепенно разрушающегося мира; хотел видеть, как алая кровь окрасит его кожу, въестся в кости и прочертит там самые красивые узоры; хотел видеть, как последний безнадежный вздох покидает его хрупкое тело. Холодящая душу улыбка упадет на губы Чонгука, слегка нервные смешки покинут его рот, оседая мотыльками на веках Тэхена, окровавленные по локоть руки польют бензином тело, эти же руки выкинут горящую спичку. — Покойся с миром, моя любовь.