Закат в алюминие

Алюминиевые рельсы. Алюминиевый мост над ними. И такой же алюминиевый закат, совсем ненастоящий. В том порочном мире где мы живём уже нет настоящих закатов. Все видят свои закаты. К кому-то закат приходит в бронзе, к кому-то в платине. Чуе закат явился с алюминиевым блеском. Нет сомнений, это душа Чуи. Того самого Чуи, что сидит сейчас здесь, на этих алюминиевых рельсах запрокинув голову назад и улыбается вплетающему ему в волосы ромашки Дазаю. Дазай очень любит ромашки. А ещё он очень любит Чую. Со стороны можно подумать, что сочетание обоих благ должны сделать Дазая самым счастливым человеком в мире. Однако, его закат остаётся поржавевшим. Если закат Чуи представляет из себя до блеска отполированный алюминиевый диск, то у Дазая этот же диск покрылся слоями дешевого виски, слез и крови. А в след за всем перечисленным и ржавчинной. Чуя никак не может понять, почему Дазай не хочет взглянуть на запад хоть краем глаза, ведь там такой прекрасный алюминиевый закат. Только Чуя не может видеть глазами Дазая. Чуя не может чувствовать то, что чувствует Дазай. Чуя не может быть Дазаем. Хотя так бы хотел. Сотни раз смотрел на боль Дазая и хотел. Хоть ценой собственной жизни. Помочь Дазаю. Но все что он мог сделать- купить ещё пару бутылок дешевого виски, а потом распить с десяток стеклянных бутылей с Дазаем на брудершафт. Собственно, именно это он каждый раз и делал. Со стороны может показаться, что Чуя только больше загоняет Дазая. Но Дазаю важно лишь присутствие рыжеволосого. Чувствовать его взгляд на себе. Чувствовать его запах рядом с собой. Чувствовать его дыхание над своим плечом. Чувствовать его вкус на своих губах. Это все что нужно Дазаю. И Чуя готов обеспечивать больше чем достаточно всего этого. Ему нужно только одно взамен, видеть улыбку Дазая. Вы когда-нибудь любили? По-настоящему. До дрожи. До боли. До посинения. Чуя любил. Нет, он и сейчас любит. А для любящего человека кроме улыбки любимого ничего в мире неважно. Ни деньги, ни власть, ни собственная жизнь. И Чуя был готов лезть из шкуры, только бы легкая улыбка тронула горькие губы Дазая. Губы, в которые Чуя впивается с такой жадностью. Губы, которые так потрескались, что струйки крови никак не хотят останавливаться и все льются на белую рубашку Дазая. Губы, которые так пропитались дешёвым виски, что горчат даже с расстояния. Но для Чуи они все равно сладкие. Самые сладкие в мире. Поэтому Чуя никак не может понять, почему же Дазай так уперто отворачивается, почему направляет взгляд на восток. Чуя не хочет этого. Чуя хочет, что б взгляд Дазая был намертво прикован только к нему. И потому он шепчет сладкие слова вплетающему ему в волосы ромашки Дазаю. Потому так тянется к нему. Потому его тонкие пальцы так игриво перебираются по Дазаю: на щеки, на шею, на затылок. Потому он опрокидывает Дазая на спину и выпивается в его губы. Что бы сейчас, лёжа на рельсах, слиться в поцелуе и увидеть самый настоящий закат из всех. Багряный, с золотистыми прожилками и апельсиновыми, как волосы Чуи, бликами. Полный страсти закат. Жаркое солнце разбрасывает свои лучики по алюминиевым рельсам и такому же алюминиевому мосту. Яркие блики скачут по траве, по кустам. И конечно по лицу Дазая, которое так любит Чуя. Закат. Такого заката Дазай ещё не видел никогда. Чуя окрашивает его ржавчину в багрянец, а унылое существование в полную страсти жизнь. И Дазай непременно отплатит Чуе всей своей страстью. Да, Дазай?