Is it scary for you?

Шуга прижимался к Зейну всем своим телом, ласково касаясь подушечками пальцев его острых скул и целуя губами впалые щеки. Малик был прекрасен. Серьезно, в его понимании он был просто сплошным совершенством. И то, как настойчиво он прижимал его к себе, впиваясь своими бёдрами в его, сводило юношу с ума. Он хотел его. Хотел, чтобы у них случился заветный первый раз, но только вряд ли он будет таким, как того хотел Юнги. Он требовал нежности, а она, увы, слишком редко проскальзывала во всем, что делал Зейн. И хотя своей грубостью он и завоевал Шугу, но все же она не так уж и была ему нужна. Его детские травмы не переносили ее. — Почему ты дрожишь? — Внезапно спросил Зейн, делая это крайне тихо, чтобы ни в коем случае не спугнуть тот трепетный момент, который сейчас царил в узкой спальне. — Дрожу? — Шуга взглянул на свою руку, которая едва ли не вибрировала на лице Зейна, — и правда... Он не заметил, как даже от секундного воспоминания о прошлом его тело задрожало подобно осиновому листу. Стало стыдно за себя, за свою слабость перед тем, чтобы жить дальше. Малик же не стал задавать лишних вопросов. Он вообще был человеком неразговорчивым, потому и воспринял его ответ, как тот, который не нуждается в расспросах. Зейн молча обратно прислонился к его губам, жадно целуя их, пока возбуждение не начало давить в паху. Тогда пришлось отстраниться и перевести дыхание, прежде чем он снова коснётся его губ своими. Они заснули, чуть ли не целуясь. Не разговаривали, практически не обменивались взглядами, и в темной комнате с тусклым светом луны в окне слышно было только тихое причмокивание губ. *** Руки Джима всегда были холодными. От его прикосновений стыла кровь, и Юнги хотелось отстраниться. Он ненавидел холод, вероятно, потому, что сам был таким же. Ненавидел, потому что каждый раз вспоминал, как ледяные пальцы пробирались под его одежду и заставляли больше дрожать от страха, нежели от холода. — Твой брат дома, — тихо проговорил Шуга, вежливо отстраняясь. Они сидели на диване в гостиной, на фоне ярким светом светился экран телевизора, а все происходившее на диване было видно со второго этажа. — Плевать на него, — Бейли целовал его шею, вдавливая в диван и нависая сверху. Брюнет томно дышал, опаляя бледную кожу горячим дыханием. Юнги не хотел сопротивляться. Он боялся разозлить Джима, ведь всю жизнь у него было ощущение, что люди, получившие отказ в подобном, становились настоящими зверями. И увидеть таким своего парня не хотелось больше всего, поэтому Шуга был благодарен раздавшемуся на втором этаже шуму. Джим сказал, что это донеслось из спальни его брата. Белокурый загорелся любопытством, которое тут же пришлось подавить. Он вздохнул и развалился на диване. — Джим, мне нужно домой. — Почему? Ты можешь остаться и у меня. — Не думаю. Ты ведь сам говорил, что я не должен видеть твоего брата. Честно сказать, Шуге хотелось остаться и увидеться с Зейном. Быть может, зайти ночью в его спальню и разбудить или просто полюбоваться им во сне. Но именно из-за подобных мыслей юноша и решил уйти. Он должен был понимать, что тот всего лишь пользовался им и не заслуживал ни капли его внимания. — Ты его не увидишь. — Запрешь меня в своей спальне? Джим только улыбнулся и снова потянулся к его губам. Юнги нервно сглотнул и снова оттолкнул его. Шуге было сложно проделывать подобное с человеком, который хоть немного был ему дорог. Джим мог обидеться, а ему уж очень этого не хотелось.Но еще больше ему не хотелось флиртовать и целоваться. На губах все еще стоял вкус поцелуя Зейна, и белокурый просто не понимал, что с ним происходило. Он вспоминал его, и внутри тут же все приятно сжималось. Он едва дернулся от дрожи, пробежавшейся по спине и рукам. Юнги понимал, что хотел целовать только одного человека, и перед ним сидел не он. Но Джим, казалось, не понимал того, насколько сильно Шуга не хотел всего этого. Его губы едва коснулись губ Юнги, как со второго этажа раздался шум. Кто-то слишком громко захлопнул дверь. Будто нарочно. Белокурый сразу же отстранился, оглядываясь наверх. Это был Зейн. Он не видел его, но точно знал, что это был он. Мысль об этом уже напоминала пытку. Шуга боялся даже подумать о том, что Зейн мог подумать, будто это был настоящий поцелуй. Юнги весь сжался, что-то внутри подсказывало, что следовало убираться прочь. Если они где-нибудь пересекутся сейчас, то сердце блондина точно разорвется от волнения. — Я думаю, мне лучше пойти домой. Твой брат дома, а он совершенно не вдохновляет меня на это все, — пролепетав, Шуга поспешил к выходу. Ему было все равно, что говорил Джим и звал ли он его вообще. Юнги просто хотел куда-то сбежать. И если тем вечером сбежать удалось, то в автобусе и на работе встреч избежать не удалось. Зейн смотрел на него так холодно, что от этого ледяного взгляда пробегались мурашки. Шуга не понимал, почему его терзало изнутри то, что Малик мог увидеть его поцелуй? И почему сегодня было так тяжело подойти к злосчастному столику и выдавить из себя улыбку? Несколько минут Юнги просто смотрел на хмурый вид парня. То ли ему это мерещилось, то ли сегодня он был зол как никогда прежде. И если бы не старший менеджер, который сделал ему замечание, то кто знает, сколько бы Шуга еще простоял, пялясь на Малика и не решаясь подойти к нему. — Привет, — криво улыбнувшись, Юнги тут же дрожащей рукой потянулся к ручке, чтобы записать заказ. Но Зейн молчал. Минута. Две. Казалось, прошла целая вечность. — Ч-что ты будешь? — он спросил это настолько тихо, что, вероятно, Малик даже не услышал. Но он прекрасно все слышал, поэтому поднял на него все тот же ледяной взгляд. — Я хочу, чтобы меня обслужил другой официант. — Х-хорошо, я позову другого. Одновременно с непониманием Юнги почувствовал расслабление. Еще несколько секунд под этим испепеляющим взглядом, и он сойдет с ума. Отдав этот столик одной из девушек, имя которых Юнги не удосужился еще запомнить, сразу же вышел на улицу через служебный выход. "Да кем он себя возомнил, что думает, будто может ревновать меня и портить мне настроение за какие-то поцелуи? Даже если бы это и был настоящий поцелуй, я имею право целоваться с каждым, с кем пожелаю" — в уме роптал он до тех пор, пока бархатный, но точно такой же ледяной, как и взгляд, голос Малика не отвлек его. — Думаешь, я ревную тебя? — Что? — Юнги обернулся к нему. — Ты не можешь меня ревновать. — Правильно. Я рад, что твоя самооценка дает тебе понять, что я не могу ревновать кого-то, вроде тебя. — Кого-то, вроде меня? — с негодованием уставился на него Юнги, прекрасно понимая, о чем говорил Малик, но он хотел, чтобы ему хватило смелости сказать это Шуге прямо в лицо. И ему хватило: — Да, ты же даже не достоин моего внимания. — Хочешь сказать, я не достоин общаться с таким крутым парнем, как ты? Потому что ты живешь в роскошном доме и от тебя разит уж слишком дорогим одеколоном? — Именно, придурок. — Но ты, так же как и я, ездишь на автобусе! — его голос уверенно стал громче, и Юнги уже чувствовал свою победу в этом коротком споре. — Иди к черту. — и с абсолютно безразличным выражением лица Зейн ушел. Настроение блондина было мгновенно испорчено. Он не понимал, откуда в людях бралось это желание делить всех на касты. Почему человек, которому не повезло родиться в богатой семье, не мог приблизиться к таким, как Зейн? Так много историй и фильмов было снято на эту тему, но, кажется, дальше выдумок подобное зайти не могло. — Ты скоро? — возмущенный менеджер обратился к Юнги, на что тот только утвердительно кивнул. Теперь работать здесь не казалось такой хорошей идеей. Он разносил еду, до этого момента даже не подозревая о том, что был ниже в глазах чуть ли не каждого посетителя. Они сменялись так быстро, что он даже не запоминал их лиц, только чаевые, которые все оставляли в силу своей щедрости. И сегодня их было мало. Улыбаться не хотелось никому, даже самому приятному клиенту, за что Юнги получил выговор от менеджера. Всего один короткий разговор с практически неизвестным человеком смог испортить настроение до конца дня. Разве это было нормально? Разве можно было позволять кому-то на себя так сильно влиять? Это было так неправильно и так противоестественно для самого Юнги, что к концу рабочего дня он злился на себя даже больше, чем на Малика. Домой не хотелось возвращаться, ровно как идти к Джиму или остальным друзьям. И зачем он только начал встречаться с ним? Сейчас было совершенно не до этого. Поразительно, как Шуга умудрялся на ровном месте портить самому себе жизнь лучше, чем это мог бы сделать кто-то другой.