Он должен был умереть…
Леденящее дыхание смерти уже давно сопровождало его, готовое напомнить о себе в любой день, в любую минуту. И волосы шевелились на затылке в такт этому дыханию далеко не с Афганистана, нет, еще с тех самых пор, когда он в последний момент передумал провожать родителей в аэропорт в той злополучной машине. В тот самый момент, когда он узнал о трагедии, Тони впервые ощутил это чувство. Отвратительное, липкое и холодное, ведомое всем, кто хоть раз стоял на краю и смотрел вниз. Оно стало для него вечным толчком, тем самым голосом, что шепчет: «Давай, оторвись, сделай это сейчас ведь завтра тебя уже может не быть…» И он делал все: пил до потери опоры под ногами и пробуждения где-то немного дальше, чем "хер пойми где", пробовал курить все, что возможно достать за его деньги (а это буквально все), имел столько баб, что даже всезнающий Джарвис едва ли ответит, сколько их было. Он не стеснялся и не боялся, а зачем? Жизнь, казалось, и так дала ему больше, чем было отмерено. Тони всегда был одаренным малым, и долгое время он думал, что жизнь дает ему отсрочки за его гениальность, а потому он продолжал творить, собирать и узнавать, поглощать знания в немыслимых объемах и в совершенно различных областях. Он так полюбил "оплачивать" жизнь таким способом, что это едва ли хоть раз казалось ему наказанием, да и мысль об этом вскоре растворилась в его голове, оставляя за собой лишь вечный зуд что-нибудь собрать или починить. Он делал оружие, чувствуя холод, крадущийся по спине, который стал его вечным спутником. И казалось, всех все устраивало, до того самого дня, когда его же снаряд разорвался в метре от него самого. И случился Афганистан. Мир перевернулся, и пошел ко дну, пытаясь утянуть его за собой. Он на всю жизнь запомнил холодную руку, которая почти вырвала его сердце. А в ту самую секунду взрыва, он действительно поверил, что это конец. Но мир вновь не оправдал его худших ожиданий, он вновь дал ему шанс, и теперь дыхания за спиной уже не было, была рука, холодная, металлическая рука, держащаяся за его судорожно бьющееся сердце. Жизнь дала понять, что он зашел слишком далеко в своем слепом желании творить, она открыла ему глаза и показала, чего она видеть больше не хочет. И на первых порах Тони подумал, что это все не остановить, что зря старуха с косой повременила с тем, чтобы его забрать. Ведь осталось действительно немного. До первого желания ослушаться, до первой попытки сбежать. А жизнь продолжала строить свои планы, прокладывая его руками дорогу из огня, песка, металла и крови… И он вновь изменил свою жизнь. Он создал оружие, но не зная доверия людям дальше тех, что стояли в шаге от него, он не нашел выхода лучше, чем пользоваться им самому. Пользоваться молча, не подвергая больше никого опасности. Он не смог бы потерять еще кого-нибудь. По крайней мере он думал так, но Оби решил иначе, вырывая реактор, старый друг сжимал мертвую руку на его сердце. А жизнь упрямо пыталась вырвать Старка из этих лап, руками Пеппер и клешней дубины, дружеской помощью Роудса, она сделала это, на время разжав ледяную ладонь.Однажды рука все же сожмется навсегда…
«Помирать, так с музыкой», — кричал голос в его голове, и Тони снова пошел в отрыв. Теперь иначе, теперь только новый полет, и он чертовски полюбил это дерьмо. О, кто бы знал насколько! Настолько, что отказаться, даже перед лицом медленной смерти, казалось чем-то невозможным. Умирать, так помогая. Становится Железным Человеком? Да, но только так, чтоб им и умереть, с металлом вместо крови и проводами вместо вен. Палладий жесток, и, видит кто-бы-там-ни-был, он старался с ним бороться. И кажется, конец снова близок, рука уже выжимала из него сплав, а русский хлыст был готов дожать наверняка. В этот раз все выглядело иначе: «Так должно было случиться сразу», — твердили в голове. Друзья уходили, забирая его призвание, Пеппер больше не слышала, разгребая проблемы, который он сам на нее скинул. «Так и должно быть, наверное…», — бормотал Тони, но снова жизнь творила невозможное. «Не хочешь, чтоб тебя доставали живые», — твердила она, — «тебя ко мне вернут мертвые», — и мертвые действительно его достали. Отец смотрел на него этим взглядом, говорил вещи, за которые в детстве Тони готов был расшибиться в лепешку, и, черт бы его побрал, спас Старка младшего. И холод снова перестал давить на сердце, не отпуская, но уходя достаточно далеко, чтобы он мог уверено сказать Пеппер, что больше не умирает. Мир обрел покой, выставка получила эпичное завершение, а Тони посадил старых врагов за решётку, вернул друзей и даже нашел новых в лице недо-пирата и его супер секретной команды. Ну ладно, с секретностью он переборщил и понял это, когда Джарвис за пару минут открыл все двери хеликарьера. Там Тони было интересно, при чем под "там" подразумевалось не только раскопанное дерьмо ЩИТа, но и сам хеликарьер. Кучка фриков, местами неуравновешенных добряков с суперсилами — ну разве не идеальный бойз-бенд для спасения планеты? Оказалось, что не совсем. Были пара "но", например, тот факт, что большинство из них — одиночки. И Тони — один из таких. Конечно, кэп был не прав, когда сказал, что тот не ляжет на колючую проволку ради ближнего. Он лег бы, пусть и не признавая пока… Да, никогда бы он не признал! Но сделал бы все, ведь близкие всегда спасали его, а вот он многих — не сумел, и поэтому, зачастую, лишний раз был готов рискнуть своим нитевидным, но чертовски упрямым пульсом. Так что кэп был не прав, точнее не совсем прав. «Выкрутился», — так он сказал тогда. Это слово очень понравилось Тони. Ведь оно, как ни странно, отчего-то ни разу не приходившее ему в голову, кристально ясно описало всю его гребаную жизнь. Он всегда выкручивался. Выкручивался какими-то невообразимыми способами. И он продолжил это делать: выкрутился из двигателя, выкрутился из разговоров с богом (и попыток один-из-семи порабощения разума) и даже при падении с лохматцатого этажа он, сукин сын, выкрутился (Джарвис его упаси). И все было на своем месте, любимое занятие, опасность, казалось, просто масштабом чутка побольше его обычных дел. И врагов чуть-чуть побольше, но где наша не пропадала. Вот только, когда пустили ядерку, шутки почему-то перестали казаться смешными. «Ну что, кэп, выкрутимся?», — непроизнесенная фраза застыла в голове. Безответный звонок Поттс, как последняя надежда на то, что и в этот раз его будет кому вытащить. Но, как ни странно, отсутствие ответа не так уж и сильно напугало, а вот умирающий голос Джарвиса стал настоящим ударом под дых. И те несколько секунд в сознании были страшнее всего, что с ним случалось.Пустота вокруг, обволакивающий тело холод, яркий цветок смерти вдали и идеальное в своей полноте одиночество. Истинно смертельная тишина… Разорванная ревом зверя.
Так Мстители, возможно даже не зная этого, стали частью его семьи. Семьи, за которую он будет держаться до конца, и во что бы то ни стало. Даже если его будет мучать бессонница, и все будет идти под откос. Ведь в конце концов, даже бессонница — это просто лишнее время, которое можно было потратить на что-то более важное. Например, на то, чтобы собрать пару лишних костюмов, ведь кто знает, может завтра снова откроют портал, а он опять не будет подготовлен должным образом. Нет, теперь Тони был готов ко всему: и к космосу, и к воде, и к любой тяжести на своих плечах. Казалось, он смог бы даже построить костюм, который будет самолично раздвигать объятья смерти, вот только… Количество костюмов перевалило за четвертый десяток, а сон и не думал становиться спокойней. Ведь в конечном счете Тони понимал, что дело здесь вовсе не в костюмах, а в нем самом. В том самом факте, что он, на секундочку, лишь человек в крутой броне. Слабое существо, не бог и не суперсолдат, а человек, смертник, который сдохнет даже быстрее, чем ты скажешь "гений, миллиардер…", стоит только, ну не знаю, пустить электромагнитный импульс. И словно в ответ паническим атакам и всем этим дерьмовым мыслям Тони бросил вызов террористу. Он решил, что сможет с этим справиться, раньше же справлялся. Ради члена его семьи, того самого, что чудом выкрутился, и едва живой сейчас лежал в своей палате. Ради него Тони тоже выкрутится. И отомстит. Старк младший понял, что переборщил с официозом и оглаской, когда ракеты полетели в его дом. И только кто-бы-там-ни-был знает, как он был рад своей бессоннице, которая руками сорок второго марка спасла Поттс от летящих обломков. Он был рад чертовым кошмарам, которые рукой его последнего детища достали его из глубин океана, пусть и забросили его затем к черту на куличики. Зато живого. Пусть и устроив подлянку для его и так расшатанных нервов в виде мертвого "тела" Джарвиса за спиной. И снова новые знакомства: гениальный пацан (и будь он немножечко темнее, он наверняка чертовски бы напомнил Старку отражение тридцатилетней давности, хотя, он и так напомнил), больные горячие (серьезно, он лечил ожоги неделю) ублюдки и демоны прошлого. Кто бы знал, что и у смерти есть легион по его душу? Хотя нет, он знал… Только вот попытки Киллиана его убить изначально казались неправильными. Он бил огнем, а Старк всегда знал, что его смерть будет едва ли теплее полярных ледников, и потому наверное практически не рассматривал ту битву, как последнюю в жизни. Его смерть должна была быть холодной, он знал это почти наверняка, а вот Поттс… Когда она летела вниз с высоты после-падения-с-такой-не-живут, он понимал, что это происходит лишь потому, что он ее подвел. «Как подводил очень часто», — шипя, подтверждал мерзкий голос. Как и многие люди из его семьи, она была чудом свалившимся на него из неоткуда. Она была идеальной, он знал, но никогда не понимал ее нужды разгребать его проблемы. Будь он на ее месте, давно бы врезал себе (возможно даже не один раз) и ушел стуча каблуками, может даже забирая заодно с собой половину его состояния, ведь он творил столько дерьма на ее глазах, что, кажется, уже должен ей миллиарды долларов в качестве простой моральной компенсации. Но нет, она спасала его, терпела, была рядом, и тогда, так и зависнув с протянутой рукой над горящей бездной, он продолжал не понимать это рыжее чудо. А она действительно оказалась чудом. Она не просто выжила, нет, она вновь спасла его. В тот самый момент, когда он сам был готов сдаться, пусть и неправильной для него смерти (неужели с ним хоть что-то может быть правильно?). И, казалось, вот она победа. Спасение мира от больного террориста, прекрасный салют из его старых костюмов, знаменующий победу над кошмарами и демонами, вылеченная Пеппер и наконец освобожденный от бремени ледяной руки Старк. Да, сердце уже не то, что было в девятнадцать. И впредь с ним бы поаккуратнее. Поттс же, излечившись от жара экстремиса, кажется, потеряла чуточку своего тепла. Хотя эта плата стала практически ничем для Тони. Знал ли он, что это только начало очередного конца? Наверное догадывался, но в тот момент он искренне старался насладиться тем, что смерть дала ему небольшой перерыв от своего вечного попечительства. Иллюзия счастья начала развеваться, когда он начал замечать, что они с Пеппер стали реже видеться и чаще ругаться. Она медленно уходила, словно услышала его мысли в тот самый день, на горящем танкере, и подумала, действительно ли оно ей надо, разгребать проблемы Старка. И он не винил ее, дал ей отдых, а сам продолжил работу на благо мира, казалось не замечая, что по сути воссоздает лигу костюмов — Легион. Они спасали мир под его чутким руководством и были лучше него. Разорвешь одного — прилетят еще десять. Это казалось правильным, но была еще одна задумка, намного глобальней простых костюмов, действующих по приказу. Было задумано существо, намного могущественнее простого человека (пусть и гения), существо с единственной программой и неограниченными средствами. Круглосуточная защита земли от всех видов вторжения и внутренних распрей. Идеальная задумка, но средств не хватало, а потому Легиона и Мстителей пока было более чем достаточно. Они продолжали бомбить Гидру после глобально вскрытого "прыща" ЩИТа. И змеюка сдавала позиции, это казалось не слишком утруждающим. И в тот раз, цель была не такая сложная. Небольшой замок, где, по данным разведки, прятали "жезл судьбы". Что может быть проще? Одни отвлекают, другой заходит внутрь. "Хватай и беги" в версии Мстителей, хах. Цель оказалась даже ближе чем предполагалось, и наверное Тони стоило напрячься по этому поводу, но то ли гордыня подвела, то ли гениальность отключилась. Это стало его роковой ошибкой. Увидев искомое, он абсолютно потерял бдительность и даже не заметил тихих шагов за спиной. И он вспомнил кошмары о единении с пустотой. Только в этом кошмаре он не просто остался один по ту сторону портала, а стал свидетелем смерти своей семьи… Читаури медленно ползли в "окошко", где виднелся его дом, не было никакого благого порыва, не было ядерной ракеты и не было костюма, были лишь трупы. Бессмертные пали, а он, самый смертный среди них, отчего-то стоял почти невредимый. Можно было бы посмеяться над такой шуткой, но шуткой, увы, это не было. А страшнее всего стало то, что во всем этом виновен был именно он. «Ты мог спасти нас,» — кровь на его руках,— «Почему не пошел до конца?» — последний взгляд потухших голубых глаз, превратившихся в лед… Идеальный ледяной овал чистой энергии перед глазами и бесконечные секунды на то, чтобы понять, что ничего этого не было. Ничего этого не было для всех вокруг, но не для него. Он вновь вернулся к отправной точке. Смерть семьи. Момент, когда он должен был уйти вместе с ними, однако, как и много лет назад, просто смотрел. И все пошло бы по кругу, но он же уже не был тем ребенком, теперь он многое знал и многое мог. В том числе, он мог предотвратить все это. Он знал, жизнь дает шанс. Не повторять ошибок, "пойти до конца". И у него было решение. Альтрон. Идея целых десятилетий его жизни наконец нашла нужный спонсор. Кажется, сама жизнь помогла ему, подбросив идеальный скелет для его последнего и лучшего детища, а также подговорив Брюса (один бы он его не убедил). Но жизнь ли это была? Он засомневался, когда в разгар веселья для "избранных" в комнату вошло… нечто. Или некто очень похожий на его детище. «Он не мог стать таким» — тот же голубой свет в глазах, но только на первый взгляд. Если всмотреться, можно было увидеть ту самую синеву, что пару лет назад окутывала глаза Бартона и некоторых ученых. И он понял, что сам дал выход своим страхам. Он сам создал то, что убьет его семью. Кто. Того, кто убьет его семью. Альтрон не механизм, он нечто живое, пусть и не человек, но точно не "что". А вот то, что осталось от Джарвиса, пугало. Еще хуже становилось, когда Старк понимал, что вновь загружал семью своими проблемами, что все эти нападки с их стороны были оправданы, и самым поганым оказалось то, что он не просто подверг опасности Мстителей, он подверг опасности целый мир. Пугающая тишина костюмов испарилась, благодаря не-Джарвису. И словно в наказание себе, Тони выбрал ИскИн полностью противоположный ему. Не твердый успокаивающий голос, а женский, казалось, даже менее живой. Не часть семьи, а напоминание об одиночестве. Пятница. А дальше все закрутилось в одну огромную попытку все исправить. Исправить ошибки, исправить будущее, исправить прошлое и… исправить себя. Тони даже не успел обрадоваться тому, что Джарвис уцелел, как его снова пришлось отдать, теперь уже добровольно. Знакомый голос, живые интонации и даже лицо вроде походило на старые фотографии Эдвина*, вот только это уже был не он. Не старый дворецкий, не ИскИн, восстановленный по его образу и подобию, и даже, слава кому-бы-то-ни-было, не Альтрон. Он назвал себя видением. Вижн. Тони чертовски надеялся, что этому видению не досталось его кошмаров. И, будто в подтверждение этой мысли, он встал на их сторону и помог исправить«Ты не спас»
Все рушится.«Ты не удержал»
Холод в груди.«Она давно ждет»
Предательство со спины. А он почти поверил, что сможет снова собрать всех по кусочкам. Что вместе они вновь выберутся из этого пробирающего до костей холода. Но запись на старом таких-больше-не-выпускают мониторе, поставила его жизнь на цикл. С этого все началось. Он ослеп и оглох. Боль в сердце была едва ли слабее того, что он испытал десятки лет назад, когда впервые узнал о смерти. Но теперь все становилось на свои места. И даже его идеи о металлической руке на сердце уже не казались такими бредовыми. Ведь эта рука действительно была железной… Этим все и закончится. Его убьет тот же, кто должен был это сделать более тридцати лет назад, а поможет ему в этом человек, которого его отец боготворил. Кто бы мог подумать? Уж точно не Тони. Редчайший случай, когда вариант развития событий на деле в корне противоречил всем вариациям в голове Старка. Сначала было страшно. Страшно за замершее на добрых пару секунд сердце. Еще страшнее посмотреть в глаза другу. И до усрачки страшно задать вопрос, ответ на который, он уже знал. Потом пришла злость. За натянутое молчание. За упрямую ложь в глаза. Заволакивающая пелена ярости за то, что знал и не говорил, пока не прижало. За эту смерть (он не был уверен, чью). И за то, что всего этого можно было избежать, окажись Стив хоть на йоту таким хорошим, как его описывал отец. Эта битва была проиграна заранее, Тони слишком устал и разочаровался в жизни, чтобы бороться в полную силу, злость лишь сжигала разум и создавала прорехи в обороне, призывая атаковать, не жалея никого. А перебоящее сердце добавляло остроты ощущениям, медленно подталкивая к точке невозврата. Град ударов, чужих, его, костюма и щита, смертельной руки и дружеского плеча. Экран, слепящий оповещениями о неисправностях, скрип и скрежет металла. Тихий, не слышимый, но ощутимый хруст снега.Гибельная симфония Тони Старка.
Запал пропадал, силы покидали вместе с желанием жить. Щит, занесенный над его головой, вдруг показался ему чудесным избавлением. Только чертово тело предало, руки сами поднялись в защищающем жесте, а щит в последний момент опустился на его грудь. Разочарование. Последняя живая эмоция, посетившая Старка. Разочарование в Стивене Гранте Роджерсе, что не просто не смог удержать образ идеала, нарисованного для ребенка отцом, но еще и не смог стать достойным злодеем в его жизни. Никакой смертельной опасности, кроме разбитого недо-сердца. Разочарование в семье, которая не просто погибла, а распалась, и словно родители в разводе, пыталась всеми способами уничтожить гения (оказавшегося в этой ситуации очень похожим на ребенка). Разочарование в жизни, проявившейся во всем своем уродстве. В разбитых мечтах, бессмысленно убитом здоровье, потерянных днях и попытках вытащить его, даже когда это стало лишним. Но самым большим оказалось разочарование в смерти. Он представлял ее по другому. Сном, затягивающим в ледяные объятия. Сибирским холодом, укрывающим теплым снегом. Железной рукой, вырывающей сердце. Даже щитом друга, отсекающим его голову, но никак не сосущей пустотой, не приносящей ни капли избавления от боли. Он не помнил, как добрался до дома. Не помнил, как пытался вспомнить и натянуть свои старые, потрескавшиеся маски благополучного, эгоистичного гения. Он никогда не вспомнит, как кричал в забытом советском бункере, срывая голос, и отпуская все, что пытался удержать так долго и безрезультатно. Не вспомнит он и откуда на его щеках, щите и костюме появились солоноватые потеки, горечью своей разъедающие краску на металле. Возможно однажды, он даст вытянуть себя с того света. Позволит себе вновь поверить в то, что семья сможет помочь ему и — что не маловажно — он сможет помочь семье. Но не сегодня, не завтра и не через год. А пока он будет оставаться пустой программой на бесконечном цикле. Жизнеспособной моделью, но не больше.Ведь это должно было случится уже давно, не так ли?
Он должен был умереть…