И если когда-то, спустя десять зим, Ты встретишь меня в толпе, Найдешь меня серым, безликим, Пустым, ушедшим в чужую тень, Схвати меня крепко, сожми воротник, Встряхни меня за плечо, Скажи, что я трус, неудачник и псих, Брани меня горячо. Заставь меня вспомнить ночной океан, Рассветы, ромашки, джаз. Прижми свои губы к холодным губам, Заставь меня Вспомнить Нас. Джио Россо
***
Что может быть лучше смены обстановки и семейного отдыха? Красивое поместье, вереницы виноградников — детище принца Идриси, который устроил гостям экскурсию, провел с ними день, а потом уехал, сославшись на дела. Уиллоу догадывалась, что это был лишь предлог, чтобы дать Хенстриджам пару деньков насладиться отдыхом в кругу близких, — она сама, правда, в этот круг не вписывалась, и оттого испытывала неловкость. Но поделившись с Робертом своими опасениями, которые он тут же развеял, успокоилась и пообещала себе наслаждаться каждым мгновением такого, к сожалению, короткого отдыха, не думая ни о чьих предостережениях. Королева Хелена к сыновьям не присоединилась (неудобно было бы в этом признаться, но Уиллоу испытала облегчение), осталась в Лондоне. Лен была несказанно рада видеть братьев, и не только их: взгляды, которыми принцесса обменивалась с Джаспером, не заметил бы только слепой. Второй день тоже прошел хорошо. Элеонор заражала позитивом всех, сияя от счастья, и увлекала Морено в танцы у бассейна, в виноградниках или прямо посреди кухни, и Уиллоу танцевала. Танцевала, ощущая полную свободу, и никто не мог сказать ей: «Ты ведешь себя непозволительно, нескромно». Такой она нравилась Роберту еще больше, а главное — самой себе. Но к вечеру солнце сменилось сгустившимися тучами. Перед ужином у Роберта состоялся долгий диалог с премьер-министром, после которого он был скуп на разговоры, не притронулся к вину и почти — к еде. Короля что-то беспокоило после общения с премьером, но делиться с Уиллоу он не собирался. На все ее распросы только уходил от ответа и говорил, что ей кажется. Уиллоу чувствовала: что-то не так, но кроме собственных ощущений ничего не было. Тучи совсем заволокли небо, когда Джаспер показал Морено распечатанные кадры с камеры видеонаблюдения в доме Офелии, и причин для беспокойства стало еще больше: камеры зафиксировали уходящего мужчину. На его затылке виднелся уже знакомый символ — три стрелки вниз. А потом, когда гости Идриси разошлись по своим делам или спальням, неожиданно грянул гром. Уиллоу собиралась ко сну и ждала Роберта, когда дверь в их комнату распахнулась и Лиам буквально влетел внутрь. — Ты должна была рассказать мне про Офелию, про разгром ее квартиры! — Принц был в ярости. — Какого черта ты действуешь за моей спиной? Уиллоу! И Джаспер хорош! Вы что, сговорились? — Лиам, успокойся. — В отличие от кричавшего Хенстриджа, Уиллоу не повышала голоса. — Я поступаю так, как считаю нужным, и так, как будет лучше… — Для всех? — Лиам перебил ее с яростной издевкой. — Ты говоришь, совсем как Роберт. И поступаешь так же. — А что тебя заботит больше всего? Неведение? Офелия? Какое тебе дело до нее? Еще недавно ты ненавидел брата за то, что Кэтрин Дэвис выбрала не тебя. Офелия была права в своем нежелании видеть тебя… — Не думай, что понимаешь все! — Лиам приблизился к Уиллоу практически вплотную. — Ты ничего не понимаешь! Тебе никто не давал права решать за меня! Ты должна была рассказать мне! — Лиам… — «Она любит тебя…» — хотела произнести Уиллоу, но не успела. Снова хлопнула дверь, и громкий голос Роберта наполнил комнату: — Что здесь происходит? В миг оказавшись около Уиллоу и Лиама, Хенстридж-старший за плечо оттеснил брата от Морено. Повисла напряжённая пауза. Лиам молчал, потому что иначе пришлось бы рассказать об Офелии; Уиллоу молчала, потому что понимала: он не хочет этого. Такими и застала их Лен, появившаяся через пару минут после старшего брата. Но принцесса ничего не заметила. Бледная, заплаканная, она остановилась посреди комнаты, глядя только на Роберта. В руке у нее был смятый бумажный лист, и Уиллоу его мгновенно узнала: письмо Лен Фросту, которое он так и не получил. Но как оно оказалось у Элеонор, как вообще оказалось в Венесуэле? — Робби… Как ты мог? Как ты мог так поступить? — Лен, что случилось? — Лен, я хотел все рассказать. — Голоса двух братьев зазвучали синхронно. Уиллоу взглянула на старшего, и ей стало нехорошо: лицо Роберта приобрело непроницаемое выражение. Лен смотрела на него как на предателя. — Что случилось, Лиам? — Тон принцессы не передавал никаких эмоций, и все же в нем были уловимы надрывная боль и разочарование. — Это Роберт сделал так, что Джаспер не получил мое письмо. Журналистка, узнавшая о прошлом Джаспера, — тоже твоя работа? — Я защищал тебя. — Ни один мускул не дрогнул на лице короля. — Ты понимаешь, что ты — манипулирующий ублюдок? Все произошло так быстро, что Уиллоу ничего не успела заметить. Лиам двинулся к брату, замахнулся, и вот они уже на полу, яростно вцепившиеся друг в друга. Элеонор никак не реагировала, а Уиллоу понятия не имела, как прекратить драку, и звала обоих Хенстриджей, но ее, конечно же, никто не услышал. Помог Фрост, вовремя появившийся (вопрос, зачем — в столь позднее время), оттеснил Роберта от брата. Тот мгновенно взвился на ноги. — Это он сдал тебя той журналистке! Это благодаря ему ты не получил письмо Лен! — Лиам… — Джаспер покачал головой, словно в просьбе не продолжать, и перевел взгляд на короля. — Ваше Величество. Вы должны кое-что знать. Со мной только что связался мистер Хилл. Новости из Лондона. — Говори, — кивнул Роберт, стирая кровь, сочившуюся из разбитой губы. Уиллоу хотела подойти к нему, но слова Фроста ее остановили. — В течение вечера в разных точках города прогремели семь взрывов. Несколько станций метро, театр, площадь, два торговых центра. Все это в период с восьми до десяти вечера. Один за другим. — Голос Джаспера, приглушенный, лишенный эмоционального окраса, звучал зловеще в мертвой тишине. Письмо, ссоры — все было забыто в один миг. — Распорядись срочно подготовить самолет. Я возвращаюсь. — Ты? — Лиам повернулся к брату. — Я лечу с тобой. — Я тоже, — присоединилась Лен. — В Лондоне сейчас ад. Это небезопасно, — возразил Роберт без энтузиазма, но к нему никто не прислушался. Лиам и Лен с Фростом ушли — подготовить отъезд, собрать вещи. Едва за ними закрылась дверь, Роберт устало опустился на кровать, и Уиллоу присела рядом, положив ладони на его плечи. — Все, что я могу предложить тебе, — это семейные скандалы и постоянные угрозы, Вильгельмина. Я хотел бы, чтобы ты осталась здесь, но ты ведь не послушаешь. — Ты можешь предложить мне гораздо больше. И пообещать кое-что. Когда мы вернемся в Лондон, пообещай, что не будешь рисковать. — Уиллоу… — Роберт повернулся к ней, разглядывая черты ее лица. Он понял, о чем она говорила, — недавний захват театра Альфреди. Ответа так и не последовало. Того, о чем просила Уиллоу, он не мог пообещать.