Вечером в августе

/POV: Лева/

Тонкая струйка дыма тянется из едва тлеющего кончика моей сигареты. Почти незаметной полоской она слегка подрагивает от сквозняка, тая в воздухе, наполняя кухню мрачной светлой грустью, разрывающей сердце. Если я буду сидеть и так дальше, вертя в пальцах зажженную сигарету, она непременно обожжет их. Пожалуй, я был бы рад такому раскладу, лишь бы почувствовать нечто большее, чем пустоту внутри себя и редкие всполохи боли, вытекающей откуда-то из центра грудной клетки; топящей организм и мысли в своей беспощадной сути. Умирающие искорки догорающей сигареты – вот все, что осталось от света сегодняшнего дня: за окном – густые сумерки и непроглядная пелена дождя, окутавшая мир своей вязкой меланхолией. Монотонный шум прерывают разве что отдельные капли, попадающие на мой подоконник. Три дня я слушаю лишь эту неповторимую музыку, которая успокаивает меня, убивает меня и дает простор мыслям, к которым в дни обычные я стараюсь не обращаться. Здравствуй, Август, ты вновь принес с собой промозглые дни, полные вечерних ливней и жестоких бурь. Принес минорные ноты в мои песни, холодные оттенки в бунт природных красок: словно сбавив их контрасты, ты обрек мир на становление на путь серых будней и звездных слез, когда мы запираемся ото всех, уходим в себя, замыкая свои мысли прочно в обруче собственной головы, не давая им шанса выбраться наружу. Здравствуй, сезонная депрессия. Три дня, как моя душа заперта на ключ, так же, как и дверь в квартиру. Я не выходил, ко мне не входили. Я молчал, а внутри все кричало. Кричало настолько оглушительно, что сейчас под тонкой оболочкой – мертвый штиль, прерываемый лишь всполохами сжимающегося время от времени болью сердца, что словно напоминает моей душе о том, что она все еще сосуществует с телом, и я жив. К сожалению, к счастью ли, но я уже начинаю в этом сомневаться. Я хотел бы уйти на рассвете… Но сейчас – вечер. И не сейчас, не сейчас. Потом? Когда-нибудь обязательно. Но не сейчас… Сижу в темной кухне, а босые ноги давным-давно стали одной температуры с кафелем, усыпанным пеплом десятков сигарет. Совсем рядом стоит чашка, а кофе внутри нее дымится, переплетаясь с дымом из моих легких, создавая тонкую картину смеси депрессии с воспоминаниями о былом. И вновь сердце словно колется на частички, сдавливая горло в стальных тисках. Я жалею себя? Возможно. Но что остается делать, когда ты в буквальном смысле болен, ты – одинок, и покинутый всеми выкидываешь куда-то за спину очередную опустевшую пачку «Мальборо»? Разве ты хотел этого? Неужели, ты – доброволец? Лев, не неси бред. Не неси, но знай, знай, мудак: тебе это доставляет удовольствие. Ты упиваешься своим страданием. И делаешь глубокую затяжку. Настолько, что сигарета прогорает до основания и обжигает губы. В свободной руке – телефон, нагретый последним оставшимся теплом моего тела. Зажигается экран и гаснет. «Разблокировать» - «Заблокировать». И так по кругу, щелчок за щелчком. В сотый раз перечитываю свое единственное послание внешнему миру, отправленное тебе пару часов назад: «Я готов послать к чертям всю свою гордость и взять слова назад. Поступай, как считаешь нужным, но знай, что я жду тебя ежеминутно. Скучаю» - и в сотый раз жалею о своей откровенности. Да, то, что произошло – отдельная драма, которую стоит описать в каком-нибудь модном хипстерском романе: фактически безосновательная, банальная, но так больно жжется. Возможно, не будь тогда вечер, не будь сейчас август, она бы прошла по касательной, лишь слегка задев нервы. Но по чисто случайному, удивительному совпадению, тогда был вечер, и сейчас – именно август, и наша с тобой драма послужила колоссальным толчком: я вновь провалился в дебри мыслей; погребенный под толщей убивающих сценариев и самокритики, я тону. Задыхаюсь. Теряю сознание и осознанность. Веру в мир. В себя. В нас. Дождь за окном внезапно усиливается, порыв ветра срывает с крючка едва приоткрытую форточку, и рассохшееся деревянное окно с дребезжанием распахивается, впуская в кухню внешний мир, природный бунт. Наверное, у нее тоже драма, раз она так бушует. Меня обдает сладким дождливым запахом и ледяной изморосью: я ощущаю ее на лице, руках. Очередная сигарета едва слышно шипит от соприкосновения огня и воды. Затягиваюсь полной грудью, от чего голова слегка кружится. Горячий дым обдирает горло, но я не замечаю этого. Запиваю жжение терпким кофе. Вот черт, начал остывать, - проносится в голове. Вот черт, мне же плевать, - проносится следом. Возможно, ты всего лишь игнорируешь мою эсемеску, возможно, всего лишь не получил ее. Не то чтобы мне плевать – просто меня это не задевает. Уже. Сердце стучит ровно-ровно, оно сейчас на нейтральной волне белого шума. Я ничего не чувствую. Я выцвел морально, а внешняя оболочка – она лишь фикция, временное прикрытие моей давно свободной души. Совсем неожиданно для себя я замечаю, как резко учащается сердцебиение, как рука вздрагивает, а кофе переливается за край чашки, пестрея теперь на светлой скатерти. Совсем внезапно для себя я ощущаю порыв вскочить; совсем внезапно для себя я снова чувствую жизнь: в безмолвии моего сомнамбулического царства, баррикады из моих мыслей неожиданно прорывается нечто из внешнего мира. По квартире гуляет настойчивый звук звонка в дверь. Такой банальный, такой родной и такой забытый. Такой, способный разбудить меня. Я знаю наверняка, кого занесло в мою обитель этим мрачным вечером, и чувствую, как на лице впервые по прошествии последних дней отображается нечто, не выражающее скорбь: я улыбаюсь. И улыбка с непривычки приятно тянет в уголках рта.