Младший

Бесит. Как же всё бесит. Хочется вновь со всей силы ударить в стену, оставляя на ней крупную вмятину, трещинами расходящуюся во все стороны. Вот только он прекрасно знает, что за этим последует. Поэтому лучше выместить гнев менее заметным образом, чтобы скрыть последствия от глаз вездесущего Рейджи. Раньше всем было плевать. Шесть братьев. Шесть человек, ни один из которых не похож на другого ни внешне, ни внутренне. Шесть одиночек, живущих под одной крышей. И каждому, в принципе, всё равно, что делает другой. Субару мог спокойно, ну относительно, выместить свою злость на несчастной стене, на что Рейджи лишь выскажет своё недовольство манерами брата. А чаще всего всем просто плевать. Но совсем недавно всё изменилось. Первым был Шу. Он просто пришёл однажды вечером к нему в комнату, что само по себе вызывало крайнее подозрение. Знал бы Субару, чем всё обернётся, попытался бы уйти, сбежать туда, где уже никто его не найдёт, вместо того, чтобы гордо вскинуть подбородок. И плевать, что он поступил бы, как трус. Ведь всё равно, каким способом терять свои достоинство и честь, а так хотя бы безболезненно. Шу не старался быть нежным. Он не говорил лишних слов, а точнее вообще почти всё время молчал. Ничего не объясняя, вампир сразу приступил к действиям. И это было отвратительно. Чувствовать себя полностью в его власти, не имея даже возможности пошевелиться. Сопротивлялся ли он? Несомненно. Но против брата, который всегда получает своё, это, конечно, не сработало. Шу был сильнее физически, и притом намного. Было омерзительно чувствовать клыки, разрывающие бледную кожу. Тогда Субару понял, насколько это болезненно и неприятно, когда твоя кровь тягуче медленно становится частью другого организма, когда кто-то, словно специально растягивая процесс, выпивает её из тебя. Когда будучи хищником ты становишься жертвой. Но и это было не омерзительнее того, что произошло после. Субару никогда бы не подумал, что кому-то из его родных братьев придёт в голову такое. Он прекрасно знал, что каждый из них — садист, любящий боль, унижения, пытки. Да что душой кривить, он был ничем не лучше них, хоть ему и был противен такой образ жизни в глубине души. Но никогда бы ему в голову не пришло, что ему самому придётся стать объектом их унижений. Шу вошёл одним резким толчком. Подготовкой послужили лишь пара движений пальцами, да и те только, чтобы облегчить себе процесс. Крики сквозь сильно сжатые зубы лежащего под ним брата тонули в несдерживаемых стонах старшего. Эти моменты были единственными, когда Субару видел эмоции на его лице. Но он бы с радостью отказался от этого удовольствия. Шу покрывал грубыми поцелуями окровавленные ключицы, грудь, вновь и вновь вонзая клыки в плечи и шею. Младший из братьев Сакамаки отдал бы всё, лишь бы быстрее закончить эту адскую муку. Ушёл Шу также внезапно, как и пришёл, оставив Субару раздавленным и униженным. Почему? Зачем? Эти вопросы посещали светлую голову следующие несколько дней, которые он провёл в своей комнате, заперев дверь на все замки и забаррикадировав её обломками мебели. Целой осталась лишь кровать, на которой он и провёл всё это время, тупо глядя в потолок. Он слаб. Тогда он понял это. Он не смог ничего сделать, он почти сразу понял, что бороться бесполезно, отдавшись во власть старшего брата. Он слишком рано прекратил попытки освободиться. И теперь он почему-то был уверен, что это был не последний раз. На этом сюрпризы не кончались. Буквально все, кто жил в особняке кроме него, знали о случившемся. И Шу не был к этому причастен. Даже не обладающий чутким вампирским слухом в ту ночь мог с первого этажа услышать крики, разрывающие извечную тишину особняка, подобно клыкам Шу, вонзающимся в тело Субару. Он понял это сразу. По устремившимся на него взглядам всех присутствующих, гаденькой ухмылке Райто, странному оскалу Аято, сдвинутым бровям Рейджи и безумной полуулыбке Канато. Шу же ни разу даже в его сторону не взглянул во время ужина. А потом пришёл Райто. Он был вторым по старшинству с конца после Субару. Но и это последнему никак не помогло. Райто оказался куда изощрённее. Многочисленные укусы Шу сменились поцелуями, которыми старший брат словно бы старался покрыть всё тело Сакамаки. А ещё в отличие от Шу он тщательнее подошёл к делу, подготовив Субару. Медленно, не спеша. Поначалу, привязанный за руки непонятно откуда взявшейся верёвкой светловолосый рассудил, что Райто делает это исключительно ради уменьшения собственных неприязненных ощущений. Он помнил, как зашипел Шу, когда только вошёл в него. Его узость доставила ему не только наслаждение. Но когда пальцы сменились влажным юрким языком, Субару не сдержал рваного вздоха. И это не укрылось от чёртового старшего брата. Непонятно, что бесило больше. Грубость Шу или бессилие перед Райто, который своими действиями словно бы за руки вытягивал сидящих внутри демонов, оповещающих о своём пробуждении всё новыми и новыми стонами. Ушёл он также неожиданно, оставив невесомый поцелуй на искусанных губах. Тогда Субару впервые дал вырваться всем своим чувствам наружу. Речь не идёт об уничтожении материального имущества, что стало уже привычным в особняке Сакамаки, но о прозрачных каплях, невольно покатившихся из глаз. Он стал игрушкой. Третьим был Канато. Он брал своё по-своему, совершенно по-особенному, и дело не доходило до постели. Но к счастью ли? Субару помнит, когда в два ночи он возвращался домой после бессмысленных скитаний по лесу. Первым, что он увидел, был мальчик с фиолетовыми волосами, если так можно определить вампира, которому несколько сотен лет. Всё, кроме возраста, в нём было присуще ребёнку: эти избалованность и истеричность, когда Канато не получает желаемого. И, кажется, сейчас этим чем-то стал Субару. Он стоял посреди пустого коридора, обнимая своего драгоценного медведя, словно только его и ждал. Дай мне выпить твоей крови. О, этот приторно-сладкий голос, который потом будет мерещиться в давящей тишине собственной комнаты. Канато забился в настоящей истерике. Самый хилый и низкий в чете Сакамаки, он бы ни за что не одолел Субару, если бы не обладал странной особенностью, рвать и метать всё вокруг в буквальном смысле, заходясь воплями и плачем, когда он получает отказ. В итоге, он повалил младшего брата на пол и неожиданно резко вонзил клыки в область сонной артерии. И какого чёрта они вообще пьют кровь другого вампира? Разве это нормально? Неужели им мало этих идиоток, что периодически методично отсылает им церковь? Подобные мысли стали последними, за что пытался ухватиться Субару, когда мир поплыл перед глазами. Руки, шея, грудь — всё было покрыто тонкими струйками крови, стекающими на идеально чистый паркет. Хотелось сдохнуть. Он проиграл слабаку, с маниакальной улыбкой наблюдающему сейчас за ним. Хуже, казалось, уже некуда. А потом мир погрузился во мрак. Неизвестно, сколько он пробыл в отключке. Он потерял и счёт последующих дней. Дней, проведённых в ожидании. Они оставили его в покое, общались, как раньше, то есть почти не общались, вели себя, как прежде, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего. А Субару злился только больше. Это жутко бесило и выводило из себя. Заговорить об этом он не мог. Всё, что ему осталось — это со всей силы ударить кулаком по оливковой стене, разбивая костяшки в кровь. Это повлекло за собой первое наказание. Субару не смог проследить тот момент, когда оказался привязанным к кровати в комнате, о существовании которой и не догадывался. Предметы, в идеальном порядке разложенные на полках, вызывали липкий страх, обволакивающий всё нутро. А после пришёл и Он. Рейджи стал четвёртым. Без единого слова, без тени хоть каких-либо эмоций на идеальном лице он нанёс первый удар, сразу же разорвав пиджак в клочья. А затем ещё и ещё. Свист плети не прекращался, а братец, похоже, неплохо натренировался в этом деле за сотни лет. Он точно знал, куда, сколько и с какой силой бить, чтобы доставить настоящую боль и не довести истязаемого до потери сознания. Какой абсурд: вчерашний хищник стал жертвой. Через какое-то время боль улетучилась. Субару был готов поспорить, что любой взглянувший на творение его брата с трудом бы отличил чудом уцелевшие лохмотья одежды с клочьями кожи. Какое-то время он ломал голову, закончилось всё или нет, ведь тело уже не реагировало ни на что. Разве что на дыхание брата у своей шеи. Как ни странно, последующий укус не вызвал вспышку боли, потому что было уже плевать. Не проследил он и как Рейджи закончил. Что старший уходит, как и предыдущие, просто оставляя его с новыми демонами, израненным телом и душой, Субару понял уже по его реплике, раздавшейся со стороны двери. Ты вновь попортил стену. Помни, что за подобным всегда должно следовать наказание. Очередные дни в беспамятстве. Только вот в этот раз Субару нигде не запирался. Скитался по особняку безвольной куклой, а в следующие секунды безумная злость завладевала его сердцем. Но сделать ничего он с этим не мог, ведь Рейджи умеет преподать хороший урок. Это заставляло злиться ещё больше, беситься по каждому поводу, ударить кулаком в челюсть Райто и поплатиться за это следующей ночью. Невыносимо. Он бессилен. Последним был Аято. Чёртов ублюдок, затащивший его в первую попавшую комнату и кинувший на диван. Жалкие попытки сопротивления были смяты в миг. И Субару невольно задумался над тем, что, очевидно, совершенно слаб физически. А ведь сломанная мебель ранее говорила об обратном. Или настолько сильно желание братьев обладать им? Аято был чем-то средним между Шу и Райто. Глубокие укусы сменялись собственническими поцелуями и многочисленными метками. По сравнению со всем дерьмом, которое случилось в его жизни за последние пару месяцев, Субару даже мог бы назвать первый опыт с Аято весьма приятным. Вот только пугали эти бесы глазах, плясавшие языками пламени. Старший из тройняшек позаботился и о своём партнёре, совершая резкие движения рукой вдоль его члена за минуты до разрядки. И впервые Субару тогда тоже кончил. Это был ещё один демон, который станет теперь разъедать его изнутри. Потому что ты только мой. Шепнул Аято перед тем, как впиться в глотку брата, выпивая кровь до тех пор, пока младший Сакамаки не потерял сознание. И это продолжалось снова и снова. Каждый раз. Почему они делают это? Главный вопрос, не дававший Субару покоя всё это время. А ещё пугало то, что в букете боли были едва заметны цветы удовольствия, когда Райто склонялся к его паху, когда Аято в экстазе шептал что-то о том, что он его собственность, когда клыки Канато столь больно и глубоко входили под кожу, когда он слышал свист плети в руках Рейджи и когда Шу так грубо брал его. Это и стало его судьбой. Жить так дальше, не имея возможности разобраться в собственных чувствах. Подобно игрушке в руках пятерых опаснейших монстров. Собственное бессилие, слабость, невозможность найти ответы, отвращение к самому себе — вот всё, что стало теперь таким привычным для Субару. В особенности, когда он в очередной раз держал нож, подаренный мамой, напротив своего сердца. Когда в очередной раз тот со звонким стуком падал на пол. В обычное время братья до сих пор вели себя, как раньше. Вот только жертвенных невесток что-то давно не было. Неужели они нашли им замену в его лице? Разве это не звучит, как бред, что вампир пьёт кровь сородича? Видимо, кто-то находит это весьма интересным, и этот кто-то сейчас нависает над ним, пристально изучая кровавые глаза. — Почему? — всё, что может выдавить из себя Субару. Даже в эти моменты он всегда старался до последнего держать подбородок выше и смотреть на братьев с презрением. Это было нужно ему самому, чтобы хоть как-то убедить себя, что он не сдался, просто пока они сильнее. Но сейчас и эта маска с противным хрустом надломилась, рассыпаясь десятками осколков. — Потому что ты младший, — едва слышно ответил Шу, привычным жестом склоняясь в оголённой шее, обдавая фарфоровую кожу слишком тёплым для вампира дыханием. — И всё? — Субару горько усмехнулся. Просто не повезло родиться позже других? Нелепость. — Нет. Больше Шу ничего не скажет. Субару так и не найдёт ответа. Ему так и останется лезть на стены от своей беспомощности и часами пытаться смыть с себя грязь под тёплыми струями воды, захлебываясь собственной злостью и ненавистью.