Cell

Высокое окно в стене, что помогает мне определять время должно было быть знаком доброты, но я-то знаю, что это самая настоящая жестокость. Он хочет, чтобы я помнила, сколько дней чертового хаоса прошло, пока я сижу здесь и не могу ничего сделать. Никого не защитить, никого не спасти. Осколок тёмного неба в маленьком оконце — сейчас глубокая ночь. Перед моими глазами одна единственная звезда, и я наблюдаю за ней с замёршего пола. Тишина обеспечена идеально, каменные стены позаботились об этом. Я лежу на спине, прижимаясь к полу, колени прижаты к груди. Неудобно: золотой ошейник кусает кожу, а холодный пол леденит кости. Я так слаба, отказавшись от пищи и воды вот уже два дня. Я пытаюсь голодать. Решение не заняло много времени, — это единственный способ, как я могу угробить свою жизнь. Я делаю это потому, что часть меня понимает, что он не отпустит меня и не даст увидеть мир за пределами чертовой клетки. Я смотрю на звёзды и думаю о пламени Кола. Я думаю о том, как его огонь был огромный, неостановимый. Но прежде всего я думаю о пожаре в его глазах, когда самолёт упал и его молчаливое «прощай». Всхлип вырывается из горла. Он нужен мне интуитивно, болезненно. Драгоценный, светлый образ Кола меняется в моей голове на страшный лик Мейвена. Его лицо в тени, разъярённое, когда он смотрит на меня сверху вниз, а я на коленях. Видел ли это Кол? Я уверена, Мейвен транслировал этот момент на все экраны страны. Он победил меня. Я — его новый символ могущества, ярости, бесполезности сопротивления. Я долго сплю, но моё тело настолько онемело от дрожи, но я просыпаюсь, и я вспоминаю, где же всё-таки нахожусь. Разозлённая, сильнее прижимаю ноги к себе, а мозолистые руки обнимают колени. Я долго чувствую электричество, его равномерный гул, но сил нет, только холод и безмолвие. Возможно, я схожу с ума. Уверенна, Мейвен позволит мне это. Ничто не может заставить его чувствовать себя сильнее, чем мой полный крах. До этого, от будет всегда боятся меня. Я знаю это, я видела это в его глазах. Сейчас я хочу, чтобы он это понял. Ослабленная, я вдруг остро осознаю, что кто-то за мной наблюдает. Стражник, должно быть. Я знаю, что они есть тут, в моей новой тюрьме, но я не видела их и думала, что тут я в одиночестве. Вдох-выдох. Это моё дыхание или его? Я не обращаю на это внимание. Хочется верить, что это моё упрямство, сила, а не боль от ран. Скоро рассветёт, и я могу проснуться где-нибудь в другом месте, на допросе или пытках. Я не уверена, что вытерплю новую боль. Но этого не случается. Я жду, желчь подступает к горлу. Я сама согласилась на это. Жизнь Килорна, жизнь Кола — справедливый обмен. Вдох-выдох. Возможно, он уйдёт. И, наконец, звучит голос. — Мара. Мейвен. Я замираю. Его голос мягок, чуть выше шёпота. Я едва могу дышать. Может быть, я сплю. Я не хочу поворачиваться. Все мои чувства заходятся в крике. — Мара, пожалуйста. Пожалуйста? Слова эхом звучат в моей голове. Я не понимаю. -Посмотри на меня. Должно быть, это галлюцинация. Другого объяснения у меня нет. Но всё равно, я чувствую холод и камни вокруг меня. Я вижу звезду. Я поворачиваюсь. Моё тело двигается, но разум кричит прекратить. Как могу, но я сажусь на пол. Тело податливое, и я легко контролирую его. Его вид шокирует меня. Короны нет, волнистые, черные волосы взъерошены. В тусклом свете я замечаю впалые щёки. Он одет в спальную одежду, черные широкие брюки, но торс оголённый, хотя тут холодно. Он гибок и бледен. Светящийся. Моё сердце замирает, и мне хочется реветь на такую реакцию моего тела. Что это? Что-то совершенно неправильное. Он стоит в одиночестве. И в этот момент я понимаю, что не хочу сломаться. Мейвен подбрасывает маленький огонёк пламени в своей руке. Он далеко, но я чувствую тепло. Я смотрю ему прямо в глаза и замечаю, что его щёки мокрые от слёз. Капли пота блестят на его лбу. -Это уловка, — шепчу. Его ярко-голубое пламя угасает, а дыхание становится тяжёлым. Замираю. В моей голове было тысячи ужасных сценариев, что может произойти…но такого, такого не было. Медленно, я слежу как его руки сжимаются в кулаки, как он подходит вперед, будто его толкают невидимые руки, а лоб прикасается в прутьям решётки. Что за новый, ужасающий обман передо мной? Я качаю головой, а его глаза встречаются с моими. Не ярко-голубые его матери, сейчас он смотрит на меня глазами того мальчика, которого я знала. Ложь, в которую я верила. Он выглядит так, будто пытается заговорить, но не может. Раздаётся крошечный всхлип, разгоняющий тишину. Я хочу отвернуться, но не могу. Он просовывает одну руку через решётку по направлению ко мне. Это означает, что он зависит от молчаливого камня, что он не может прорваться сквозь него. Я вне досягаемости, в эфемерной безопасности. Ужас, кошмар. Пытка, достойная Мейвена. Его мать показала ему любой уголок моего сознания, вот он и играет. В конце концов он выдыхает моё имя снова. — Мара…пожалуйста, — выглядит так, будто он борется с самим собой, с кем-то невидимым. Мейвен снова закрывает глаза, сжимает голову и падает. Его рука по-прежнему тянется к моей. Больше всего я хочу отвернуться от него, исчезнуть и не видеть его. — Помоги мне. Меня трясёт. Этого не может быть. Слёзы бегут вниз по лицу. Я напоминаю себе, что Мейвен мастер обмана. Лжец. Актёр. — Она всё ещё в моей голове, — всего лишь шёпот, — она мертва, но всё ещё… Пауза. — Пожалуйста. Крик. Его пальцы сжимаются. Словно одержимая, какой я когда-то и была, вечна утешающая, я скольжу вперёд и беру его за руку. Большая часть меня ждёт, что появится боль, удушье, огонь, но я только сжимаю сильней его руку. Я ничего не забыла, но тянусь к нему, будто бы он не одевал на меня поводок. Его глаза впиваются в меня. Страх, безумие…и теплота? Он хочет заставить меня видеть то, что хочет. Я знаю этого, определённо знаю. Моё прикосновения, кажется, сделало его яснее. — С момента моего рождения её голос звучал в моей голове. Иногда мне удавалось убежать от неё, от её контроля. Но она брала своё, мне хотелось быть тем, какого она лепила из меня. Но я хотел стать принцем, которого ты бы полюбила. Больше всего на свете. Тот, кем он был. По тому, что я скучаю каждый день. Тот, которого я люблю. Нет, любила. Она до такой степени убил меня, что я потеря контроль и всякие чувства, он загубил моё имя. Но всё так и я не хочу верить, что этот сломанный мальчик рядом со мной мог убить детей. Я не могу в это поверить. Он тяжело дышит, и каждый кусочек решимости во мне сгорает. Он снова говорит; его глаза умоляют. — Я не могу бороться с этим. И наконец-то, я отвечаю. Мой голос сильнее и устойчивое, чем я ожидала. -Можешь. Мы сидим вместе очень долго, взвешивая и измеряя друг друга широко открытыми глазами. Сердце бьётся глухими ударами в груди ради мальчика, который сидит рядом со мной, ради мальчика, который должен быть реален. Скуля, я достигаю решётки и прикасаюсь к его голой груди, чтобы почувствовать как бьётся его сердце. Сердце, которое я считаю черным. — Мара, — повторяет он снова и снова, — мне очень жаль. Он хмурится и разобщает наши руки, чтобы потом одной рукой провести по моему лицу, вниз и вниз, задевая драгоценный металл ошейника у меня на горле. Его глаза темнеют. Он сжимает мою руку сильно и больно. Сильные, поспешные слова вырываются из его горла. — Ты должна убить меня. Он уходит очень быстро. Мне за ним не угнаться. Я даже не могу встать на своих болезненных и слабых ногах. Но я хочу остановить его. — Мейвен! Лицо его снова ледяная маска, глаза холодны. Он поворачивается ко мне спиной. — Выпусти меня! Я кричу ему в спину, отползая назад. Плечи опускаются, пытаясь рвано вздыматься. Я продолжаю кричать и ударять своими холодными, сломанными пальцами о пол. Я зову его по имени, рыдая очень долго. А потом я просто лежу. Моя звезда ушла и холодный, серебристый свет заменил её. Бледно-голубую полосу я вижу в глазах Мейвена. Глазах его матери. Эта была уловка. Новые пытки. Хуже, чем раньше, ломают всё мою решимость. Он не может ничего изменить. Кровь на его руках есть, и никто её не сотрёт. Я повторяю это снова. Это была уловка. Ложь. Трюк. Снова и снова. Я засыпаю. А на следующий день моя голодовка прекращается.