Живое прошлое

«Прошлое живо. И постоянно напоминает нам о себе. В виде видений, тревог, страхов. Прошлое засело в нас крепко и не отпускает, как крепкая детская ладошка сжимает хрупкое тельце кузнечика. Даже стремясь к искуплению, я не мог обрести покой, не мог получить прощение. Именно поэтому вся моя жизнь стала чередой страданий, которые я создал себе сам. А в иные дни – побег от этих страданий. Я веселился. Самозабвенно, безрассудно, пленяя. Но то был плен дыхания смерти. Ибо никто уже не был так давно мёртв, как я» - глаза пробежались по строчкам в дневнике и закрыли его. Давно же здесь не было новых записей. Вернув толстую записную книжку в кожаной обложке в ящик стола, юноша снова принялся протирать его. Казалось, ему до этого столика нет совершенно никакого дела, и само занятие мучит его безмерно. Ещё раз закатав посильней рукава рубашки, он принялся натирать поверхность стола – бог мой, прекрасное красное дерево. Каких только в этом доме не было редких и дорогих вещей, какой только не было красоты, редкостей и предметов роскоши. Уже темнело, окна ловили в себя грозные потоки ветра, но не дребезжали, разве что иногда оторвавшийся от дерева лист врезался в ровную стеклянную поверхность. Приближалась гроза. В такую погоду точно не хотелось никуда выходить. В дверь позвонили, и, вздохнув, юноша накинул тряпку на плечо, резво спустившись по ступенькам длинной широкой лестницы, прямо ко главному входу. Покрутив замки и задвижки, он отпёр дверь и посмотрел на незваную посетительницу. - Добрый вечер. Прошу прощения, что без предупреждения, мой отец писал сюда. – произнесла она, немного смутившись и поправив шляпку, затем протянув карточку, - моя фамилия Хорсворд. Мэри Хорсворд. Вы позволите войти? Погода совсем ужасная.. - Мэри? – словно сомневаясь в этом, повторил юноша, оглядывая гостью, - странное имя для этих земель…моего хозяина нет сейчас дома, так что проходите… - А на вас странная одежда для этих земель, - заметила девушка, проходя. - Сейчас в моде всё французское, - пояснил он. Похоже, это был лакей или дворецкий, хотя и не был похож на слугу. Пропустив леди в дом, он закрыл дверь. Поставив на пол свой саквояж, гостья огляделась. Под потолком канделябр, пол устлан ковром, на стенах гобелены. Всё выглядит немного невзрачным, но явно старинной работы. Казалось, каждой мелочи здесь не одна сотня лет. Замок выглядел как музей – страшно было даже ступить, боясь, что наступишь на какой-нибудь раритет. Стены украшали картины времён Ренессанса – Мэри даже не могла понять, подделка то или подлинник, так хороши они были. Окна утопали в мягкости складок цвета вишни и пурпура. Приглушённый свет бросал причудливые изогнутые тени, где-то в глубине гостиной слабо горело пламя в камине, подсвечивая с боков бронзовые статуэтки, фигуры из слоновой кости, фарфоровых кукол. С первого взгляда Мэри поняла, что попала в весьма любопытное место, но впиваться сейчас во всё взглядом было бы неприлично. - Меня зовут Эмиль, - представился он, склонившись и поцеловав её руку, - хозяин обычно зовёт меня так, и вы можете тоже обращаться ко мне таким образом. Прошу простить меня за полумрак, я зажгу больше света. - Благодарю вас, Эмиль, - произнесла девушка, сняв свою шляпку и держа её обеими руками, скромно стоя на пороге. Не потому, что была очень хорошо воспитана, а скорее ещё потому, что одной было сложно передвигаться по такому огромному замку. Вместе с отцом они должны были покинуть Париж, но дела его задержали, потому он и направил письмо владельцу замка. Но тот, похоже, в водовороте собственных дел забыл с ним ознакомиться, а, быть может, готовил для них какой-то сюрприз. Пока Мэри размышляла об этом, стало светлее от зажжённых свечей – слуга очень ловко с ними управился. - Прошу вас, не стойте на пороге, - улыбаясь, попросил он. Только скажите, чего желаете: выпить горячего чая, принять ванну? Я распоряжусь обо всём. А уж как только отдохнёте, расскажете мне цель вашего визита. Пока хозяина нет, я постараюсь чем-нибудь помочь вам. Всем, что в моих силах, - пообещал он, галантно поклонившись. - Мой отец архитектор. Он узнал, что вы продаёте замок и не смог удержаться от такого заманчивого предложения. Ещё более заманчивого, чем создавать эскизы к строениям в городе. Бухарест на самом деле маленький Париж? Я так хочу посмотреть на него! Ваш хозяин столько нам писал о нём, отец делился столькими восторгами! Да и я сама, только приехав сюда, почувствовала необыкновенный трепет. Словно уже раньше была здесь и город мне родной, - поделилась впечатлениями Мэри, проходя. - Для меня честь слышать подобное и о хозяине моём, и о городе, что мне родной. – учтиво произнёс слуга. Юный, до чего же он юный! Интересно, всё в этом замке так прекрасно? Каждая деталь, казалось, была продумана. Девушка с удовольствием ещё поговорила бы об архитектуре и об убранстве замка, но действительно чувствовала усталость после поездки. - Если позволите, я бы действительно не отказалась от ванны и от чая. Любопытство съедает меня, я хочу изучить здесь всё, но без сил не смогу этого сделать. – с досадой произнесла она. - Прекрасно вас понимаю, - отозвался он и хлопнул в ладоши, - Сюзанн, Адель! На его зов явились две служанки, юные, и будто не идущие, а плывущие – так плавны были их движения, и тоже очаровательны собой. Мэри невольно подумала, что все здесь очень хорошенькие. Хозяин дома определённо был эстет и ценил всё прекрасное, никому и ничему не позволяя портить интерьер. - Мадемуазель прибыла издалека, прошу, позаботьтесь о том, чтобы она ни в чём не нуждалась. – лакей сделал несколько распоряжений и поклонился гостье, - с вашего позволения, я удаляюсь. Не стесняйтесь просить, если вам что-то необходимо. Чувствуйте себя свободно… - Прошу вас, следуйте за мной, - попросила одна из служанок, провожая Мэри в смежную комнату. – присаживайтесь. Я принесу вам чай, - проговорила она, скользнув из комнаты. Мэри осмотрелась. Здесь было очень свободно и светлее, чем в гостиной. На столике красовалась резная ваза барокко, изгибы и цветочные мотивы украшали всю комнату, пионы и розы цвели на рамах зеркал в позолоте, у окон находился белый рояль. Наверное, хозяин замка любит играть и смотреть в своё отражение. Как он, должно быть, красив! Мэри была убеждена, что попадёт во что-то жуткое – английская литература последнее время пестрила мистическими историями, впрочем, это представлялось скорее забавой и интересным приключением. Теперь же она видела, что ей и без захватывающих дух историй предстоит нечто интересное. Служанка вернулась с подносом, на котором красовался очаровательный чайник с чашечкой и ароматными булочками. Откинувшись на спинку дивана, Мэри окончательно успокоилась. А в аромате чая было что-то словно ещё дурманящее. Остаток вечера прошёл для неё незаметно. Никто не будил её, и потому она проснулась, неторопливо потянулась и продолжила лежать в своей белой сорочке. Теперь, при свете дня, она могла ещё более детально осмотреть замок, и надеялась, что ей непременно устроит экскурсию кто-нибудь из слуг. Стоило только подумать об этом, как в комнате появился солидных лет мужчина. - Доброе утро, мадемуазель, - жизнерадостно произнёс он, раздвигая шторы, впуская в комнату лучи солнца и солнечных зайчиков по потолку. Райские птицы летали по нему, разноцветные пятна яркими деталями украшали его и стены – вместо окон здесь был витраж, на котором павлины распушили свои хвосты. - Доброе утро, - согласилась Мэри. - Как спалось? – уточнил он, поставив в вазу свежие цветы, от которых разливался едва уловимый медовый аромат. - Восхитительно. Я очень благодарна вам за гостеприимство, мне не терпится увидеть весь замок. - О, хо-хо, - довольно прокряхтел он, - весь замок! Хорошо, я приглашу Эмиля, он знает здесь всё больше остальных. - Он так давно работает здесь? – спросила Мэри, любая информация была сейчас для неё как глоток воды в пустыне. - Очень. Я думаю, больше, чем все мы. Кого я ни спрашивал, все утверждали, что он уже был здесь, когда они пришли на службу к хозяину. Наверное, он взял его маленьким мальчиком. - Вот как. А что вы можете рассказать о своём хозяине? Он красив? – снова не удержалась она, пытаясь его себе представить, - как его зовут? Слуга немного замешкался, явно размышляя, какой ответ лучше дать гостье. - Думаю, он вам понравится. Но не считайте его странным. Он умеет ценить искусство, всё прекрасное и возвышенное. И это…привносит отпечаток в его характер. Впрочем, вы познакомитесь с ним и он сам вам всё расскажет. - Вы правы. Я бывала во многих местах, но нигде не видела такого соседства стилей, однако, здесь всё прекрасно и гармонично. Каждый зал имеет свой характер, каждая вещица занимает своё место. - Благодарю за столь высокую оценку нашему замку, - мужчина лучезарно улыбнулся, - но, полагаю, вам пора подавать завтрак. Слуга удалился, и вскоре в дверях появилась фигурка Сюзанн с подносом, изящная и нежная. Теперь Мэри могла детально рассмотреть её правильные черты лица, золотистые кудри, выбивающиеся из строгой причёски. А после вошёл и Эмиль, будто в танце – такой же воздушный и юный, как он был прекрасен! Мэри жалела, что вчера в полутьме не разглядела всех его черт. Теперь же он напоминал ей Адониса, будто сошедшего с картины, вернувшегося с загробного мира, тысячелетиями воплощающий царство весны – с лёгким румянцем на щеках, плавностью линий и изящностью черт, с каштановыми кольцами волос и пленительными томными небесными глазами. Достойное украшение замка, но неужели он всего лишь слуга? Думать так было невыносимо. - Утро по-настоящему доброе, раз я уже вижу вас, - произнесла она, отпивая горячий напиток из чашки, - простите мне мою нетерпеливость, но я так хочу увидеть замок! Это поистине творение мастера! Ваш хозяин – гений, и я томлюсь в ожидании! - Немного терпения, мадемуазель, - улыбнулся Эмиль. По всему было видно, что гостья нравится ему. Наверное, давно уже никого не принимали здесь. Словно прочитав её мысли, он продолжил, - в мои обязанности входит следить только за соблюдением порядка, и, признаться, я не имею ни малейшего понятия, как лучше показать вам замок, с чего начать. - Поверить не могу, что ваш хозяин желает продать его. Это же…бесценно! - Всё на свете имеет свою цену, даже то, что кажется бесценным на первый взгляд, - уверил её он с тёплой улыбкой. - И всё же не могу с вами согласиться, - произнесла она, смотря на изящные узоры на чашечке и проводя по ним пальцами. - А как же закон сохранения? Ничто не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда, - в голосе юноши послышались хитрые нотки. - Ах, Эмиль, я совсем не разбираюсь во всех этих понятиях. Я разбираюсь только в искусстве. Мне кажется, оно привносит в нашу жизнь куда больше, чем просто краски и мрамор, шёлк и чернила. Оно создаёт целую отдельную Вселенную. Никакие земные законы не знакомы ей, оно живёт по своим собственным. Возможно, поэтому оно так притягивает…оно говорит нам о вечном, о прекрасном. И мне кажется, что вашему хозяину всё это знакомо. Иначе бы он не создал подобную обитель красоты. Мне лишь неясно, отчего он желает с ней расстаться… - Я отвечу на все ваши вопросы, - Эмиль поклонился, - что смогу. А пока позвольте не отвлекать. Буду ждать вас после завтрака. С трудом верилось, что осень разрисовала всё в золото и багрянец, что там, снаружи, листва усыпает дорожки и сады – в комнате было так тепло, что хотелось нежиться. И если бы не жгучее желание увидеть весь этот восхитительный замок своими глазами при свете дня, Мэри с удовольствием провела бы его с книгой в ожидании приезда отца. Некая служанка Жаклин помогла ей одеться и затянуть корсет, уложить волосы. Мэри взглянула на себя в зеркало, прежде чем покинуть комнату. Её уже ждал Эмиль, но одет он был уже иначе, будто сам был хозяином здесь – официальная чёрно-белая гамма была заменена на изумрудно-зелёную, и в этой тени камзола пели вышитые птицы на подоле и рукавах. - Я не мог позволить себе сопровождать вас в своём обычном облачении. - Сейчас вы словно граф или князь, - улыбнулась девушка, чем, казалось, удивила слугу. Он ничего не ответил, лишь повёл по коридорам. Теперь, при дневном свете гостья узнала ту лестницу, по которой поднималась, большую и деревянную, но теперь на её перилах виднелись вырезанные диковинные фигуры: драконы, русалки, скачущие лошади. Сюжеты на гобеленах теперь тоже можно было рассмотреть. Теперь же внимание на себя обращал портрет, который невозможно было не заметить. Только вчерашняя темнота могла надёжно его спрятать – так же, как всё прекрасное, что не выловил глаз. Этот портрет резко контрастировал с общим видом. Его нельзя было назвать прекрасным. Хотя, возможно, тот, кто был на нём изображён, некогда был прекрасен. - Кто это? – всматриваясь в уставшие глаза потускневшей зелени, спросила Мэри. - Князь Влад Дракула. Это единственный портрет, который остался после его жизни, к сожалению. Некогда он был правителем тех мест, где мы с вами нынче находимся. Не смотрите так на его лицо, прошу вас – в молодости он выглядел иначе. Следы борьбы и измен, и долгого двенадцатилетнего заключения наложили на него свой отпечаток. - Он настолько важен для вашего господина? - Мой хозяин является далёким потомком князя Дракулы. – пояснил Эмиль, глядя на портрет. - Расскажите мне о нём, что знаете, - попросила Мэри, переводя взгляд на юношу. Перед ним, казалось, расступались века, словно поднимался занавес. - Некогда этот замок принадлежал брату князя, Раду Дракуле. Насколько мне известно, отношения у братьев были сложными, они постоянно ссорились и враждовали. Тем не менее, раз портрет висит здесь, смею предположить, что их связывало большее, чем постоянные выяснения отношений и противостояния. Сколько бы ни проходило веков, как бы ни совершенствовался замок, сколько диковинок бы в нём не появлялось, никто не смеет и тронуть этот портрет. Это, можно сказать, единственное завещание, что осталось от князя Раду, которому за его короткий век выпало больше потерять, чем обрести. - Как это безумно печально! Прежде чем приехать сюда, я немного ознакомилась с историей и традициями, но и не знала, что у знаменитого князя есть брат. Вы дополнили мои знания. Меня всегда необъяснимо влекло к истории. В ней так много загадочного… - И трагичного, - печально заметил юноша. - Вы тоже увлекаетесь историей? – обрадовалась Мэри. - На вашем месте я бы так не радовался. - Вы скромничаете, Эмиль. Если бы не вы, в ожидании вашего господина я бы стёрла все ноги, бездумно бегая по всем комнатам. - Для этого у меня есть ключи, - в его руках виднелась внушительная связка разных размеров ключей, подвешенных на кольцо. – век за веком в замке появлялось что-то новое. Когда он только создавался, было приглашено много мастеров. В том числе и из соседней Турции. Князь Раду провёл там много лет, поэтому обойтись без восточных мотивов, видимо, не смог. Словно в подтверждение этих слов, Эмиль отворил дверь, которая чуть скрипнула – нужно было смазать петли – и взору открылась прелесть Востока. Ковры с цветными узорами, стрельчатые окна, широкая кровать с балдахином, несколько мягких пуфов, роскошь пурпура и золота, смесь сирени и лазури, кувшин в драгоценных камнях, фигурки верблюдов и слонов. - Наверное, он скучал по этой стране. – рука коснулась прозрачного нежного шёлка, лёгкого будто рассветный туман, - сложно, наверное, было сохранить в целости всё это великолепие? Наверняка много людей ухаживает за детищем вашего господина. Кстати, вы мне так и не назвали его имени… - Мой хозяин этого не любит. Ему по душе больше, когда он представляется сам, - пояснил слуга, и повёл дальше. - Рядом с гостиной небольшая комната, я видела там рояль. - Вы весьма наблюдательны, - согласился юноша, - мой хозяин любит играть время от времени различные мелодии. Но, пока его нет, я мог бы сделать это за него. - Вы весьма любезны, Эмиль. Вы меня очень обрадуете, если сыграете. Для обычного слуги, право, вы более чем прекрасно образованы. Наверняка ваш хозяин очень ценит вас? Открывая следующую дверь, Эмиль обернулся, взглянув на девушку. - Он, можно сказать, принял меня мальчишкой, я был тогда очень юн. Он заменил мне отца, которого я почти не знал. Многому научил меня. Приобщил к прекрасному. За дверью оказалась обширная библиотека – корешки книг мелькали перед глазами длинными полками. - Как вы, наверное, уже успели понять, с такой библиотекой нет недостатка в обучении. Хотя ещё во времена того самого давнего предка книги считались огромной роскошью и дефицитом. Не каждый мог себе их позволить… - Сейчас ситуация не лучше. Подобная библиотека – редкость. Я с удовольствием приду сюда позже, чтобы всё рассмотреть. Иначе застряну и вам придётся меня выгонять, - с увлечением осматривая заставленные полки, произнесла девушка, придерживая юбки платья. Эмиля, казалось, позабавили её слова. В такие моменты его и без того живое лицо приобретало некий блеск и искорки плясали чертенятами в его глазах. - Что вы, как можно. Для меня честь слышать подобные отзывы. Этим вы делаете приятно и мне, и моему хозяину. Оставив библиотеку, двое двинулись дальше. - У меня есть ключи от всех комнат, так что, когда вы снова пожелаете увидеть ту или иную комнату, только скажите – и я открою вам. - Вы очень любезны, дорогой Эмиль. Право же, я не могу представить слуги для этого дома лучше, чем вы. – восторженно отозвалась Мэри. Под впечатлениями ей всё казалось волшебным и преисполненным торжественного обаяния. Коридоры сменяли друг друга под их шагами, Эмиль ловко подбирал ключи к каждой комнате, будто открывая сундук с драгоценностями. Изящность линий, золото и мрамор, деревянная резьба, стрельчатые окна, обитые бархатом стулья, витражи с златокудрыми ангелами, статуи греческих богов – от всего кружилась голова, казалось, это был Эдем искусства, хранилище гармоничного сочетания всех стилей, что только можно было знать, соседство картин различных эпох, шедевров скульптуры и архитектуры, где каждая деталь – словно редкий камень в ожерелье из всевозможных видов драгоценностей. День уже клонился к закату, забирая с собой свет и тепло дня, когда прогулка по комнатам наконец-то была окончена. Мэри сидела на диванчике в той самой комнате, где находился рояль, её милые туфельки лежали на полу – ноги устали после долгой ходьбы. - Мы столько видели сегодня…у меня голова кругом, словно я вальсировала весь день, - произнесла Мэри. - Вы счастливый человек, Мэри. Не каждый умеет ценить искусство и красоту, их обаяние, их вечность. Сила и жестокость убивает их, но ещё больше – равнодушие и скука, мораль и правила. Всё, что пытается поставить свои рамки, ограничить силу прекрасного – потерпит крах, и не сможет поймать истинное величие красоты. – произнёс вдохновенно Эмиль, но потом скромно добавил, - так говорит мой хозяин. Я во многом разделяю его точку зрения. А что касается вальса, не сочтите за дерзость, но мы могли бы устроить небольшой танцевальный вечер. Если вы не Станете возражать, разумеется. - Ничуть! Вы же сами сказали только что, что уловить красоту, ограничивая её – невозможно. А поскольку сейчас нет ни вашего хозяина, ни моего отца, мы можем себе позволить всё, что угодно. Из-за долгих исследовательских работ я уже давно не танцевала, - призналась Мэри. - Вот как, - задумчиво и грустно произнёс Раду, чуть склонив голову, а потом вновь обратил взор к клавишам, - послушайте тогда эту мелодию… Эмиль столь же искусно извлекал звуки из рояля, как и справлялся со всем прочим. Ещё немного, и Мэри утвердится в мысли, что он персонаж, сошедший со страниц книги, облекший плоть и кровь из чёрно-белых печатных букв. И пусть многое ей было не понятно, пусть он казался щёголем и нарциссом для своего положения, его мягкость и обаяние нравились ей. И вот, когда её любование достигло приятного состояния счастья, сравнимого с влюблённостью, он резко перестал играть, по ошибке напоследок взяв высокую фальшивую ноту, и поднялся со своего места. - Прошу меня простить, мадемуазель. Я совсем забыл, что не выполнил на сегодня несколько неотложных поручений моего господина. Вынужден откланяться и оставить вас. Я пришлю к вам Николя. Мэри непонимающе посмотрела ему вслед. Такое поведение разве вообще допустимо? Что он себе позволяет? - Эмиль! Постойте, Эмиль! Да что с вами происходит, вы дерзкий мальчишка, а не слуга! Оставшись в одиночестве, она капризно скрестила руки на груди, обиженно глядя на пол, будто это он был виновен в поведении этого человека. За сегодняшний день это был не единственный поступок, что удивил Мэри. Когда они дошли до конца коридора, Эмиль отказался открывать дверь, пояснив, что не имеет никого пускать в комнату хозяина без его позволения. Ни обаяние девушки, ни её любопытство – ничто не могло заставить нарушить Эмиля это предписание. Странно было его понять – в иной раз он казался вольным, свободным от правил и стеснений, в другой начинал вести себя правильно, будто всегда и был образцовым слугой, повторяющим лишь мнения его господина. Но запрет разжигал интерес, разве же можно было так поступить? Ему наверняка известно, что интрига хороша, но последующее за ней открытие ещё более сладко. Ко всему прочему, во всём этом огромном прекрасном замке со множеством комнат и коридоров не было ни одного портрета хозяина, и потому его персона представлялась для Мэри всё более любопытной. Ничто из увиденной ей красоты не завлекало её так, как этот скрытный человек. Безумно хотелось узнать о нём хоть что-нибудь. Он покинул замок, оставив его на одних слуг, запретил посещать свою комнату, но создал воплощение красоты. Она должна встретиться с ним, или узнать хотя бы крупицу информации. Размышляя обо всём этом, Мэри не заметила, как вошёл слуга, совсем ещё мальчик, белокурый ангелок, и спросил, что ей угодно. - Ничего, - обиженно отозвалась Мэри, но мальчик терпеливо ждал. – хотя нет, Николя. Я собираюсь сейчас же вернуться в свою комнату и лечь спать. Впрочем, быть может, вы прочитаете мне что-нибудь перед моим отходом ко сну? Хотя нет, не стоит. Расскажите лучше о замке и его хозяине, - а потом добавила, чувствуя себя немного неловко, - могу я говорить вам «ты»? - Да, мадемуазель, - пробормотал он, как его учили. В обществе этого юного слуги Мэри чувствовала себя куда лучше, он читал ей стихи и смущался, когда не мог ответить на вопросы девушки, ведь знал слишком мало для её неутихающего любопытства. Но такое положение вещей её совершенно не устраивало. Ворочаясь в постели, она так и не смогла уснуть, и, измученная мыслями и тревогами, поднялась, без помощи слуг надев тапочки и накинув шаль на плечи. За окном слышались завывания ветра, и Мэри подошла к нему, отодвинув занавеси. Глазам её предстала не непроглядная чернота ночи, а белый кружащийся снег, россыпь хлопьев, носящийся вихрем. Поверить в происходящее было тем сложнее, что время года было совершенно не подходящее. В белизне снега Мэри увидела фигуру в плаще, капюшон был накинут на голову, и потому лица совсем не было видно. Но отчего-то ни на секунду не возникло у неё сомнения – эта фигура принадлежит загадочному хозяину замка. Позабыв обо всём, Мэри отбежала от окна, посильнее закутавшись в шаль и покинув свою комнату, прихватив лишь единственную свечу со стола, спешила вниз, чтобы увидеть мужчину, окутанного мрачными тайнами. Не успела она дойти до лестницы, как заметила мелькнувший силуэт в дальней части коридора. Если бы кто сейчас из слуг повстречался ей, она и тогда не смогла бы сказать, отчего так сильно неудержимо желает увидеть этого человека. Силуэт был чуть сгорблен и передвигался непрямой походкой, будто был пьян. Или на грани отчаяния. Мэри решила так потому, что слышала доносящиеся стоны и рыдания. Следуя за ним, она пыталась безуспешно догнать, но словно призрак, не иначе – он всегда был впереди неё, а после и вовсе прошёл сквозь стену, в ту самую комнату, куда этим вечером не пустил её Эмиль. Напрасно девушка трогала и щупала стену, бесполезна была каждая попытка. Она постучала в дверь, отчётливо и сильно, а потом принялась искать возможный потайной ход, и коснулась рядом висящей картины – прекрасная копия автопортрета Россетти, вот только прикосновение к шедевру оставило на пальцах что-то влажное. Приблизив свечу, Мэри обнаружила красные подтёки. На картине кровь? Девушка стала подходить к одной картине за другой, и каждая носила на себе кровавые следы. Становилось всё более жутко. Поэтому, когда она услышала голос за спиной, то вздрогнула. - Что вы делаете здесь так поздно, мадемуазель? – это был голос Эмиля. Он держал в руках канделябр и был одет в одну ночную рубашку. Было бы странно спрашивать, что он сам здесь забыл, и Мэри постеснялась смущать юношу ещё больше, - вы заблудились? Мэри вцепилась в его руку, как в руку спасителя. - Мне страшно, Эмиль. Прошу, проводите меня до моей комнаты. Я видела призрака, - произнесла она. - Не бойтесь. Наверняка вы увидели страшный сон, а остальное додумало ваше воображение. Прошу меня простить. В этом есть и моя вина. Мне не следовало так много показывать и рассказывать вам в один день. Идёмте. Я приготовлю вам настой, чтобы лучше спалось. Теперь, когда он появился в коридоре, Мэри осмотрелась и поняла, что всё снова в порядке. Или ей лишь привиделось? Был ли этот силуэт вообще? Но неужели просто из-за рассказов на неё могло найти подобное наваждение? Впрочем, лучший способ в этом убедиться был совершить свою прогулку следующей ночью. - Не вините себя, Эмиль. Всему виной моя впечатлительность. Вы прекрасно справились со своими обязанностями. А теперь прошу, пойдёмте отсюда! - Замок – строение немаленькое. Немудрено, что ночью он вызывает у вас страх, - успокаивающе произнёс Эмиль и повёл Мэри в сторону её комнаты. Однако, даже оказавшись в своей постели, она не торопилась отпускать его. - Прошу вас, не уходите, побудьте со мной. Мне страшно. – попросила она, так и держа его руку, как маленькая девочка. Эмиль поставил рядом на тумбочку канделябр и тепло снисходительно улыбнулся. – вы, верно, думаете, что легкомысленная и влюбчивая? Я смущаю вас? - Ничуть, Мэри. У вас просто чувствительное сердце. Спите. Я буду здесь, - пообещал он и поцеловал её в лоб, как брат. Странное то было чувство – Мэри прежде не доводилось испытывать подобное, она считала глупостью, когда её ровесницы француженки после первой же встречи заявляли, что встретили человека всей своей жизни. А теперь она сама едва отдавала себе отчёт в том, что с ней происходит. И всё же, удобно расположившись на подушке, она уснула, чувствуя тепло его руки. Утро застало её позже, чем обычно, и просыпаться с ощущением, что находишься в великолепии искусства, было уже привычно. Мысль о том, что это будет принадлежать ей и отцу, приводила её в почти детский восторг. Мэри вскочила с постели, радостно закружившись – ни следа не осталось от переживаний ночи. «Он, можно сказать, принял меня мальчишкой, я был тогда очень юн. Он заменил мне отца» вспомнила она слова Эмиля. Значит ли, что когда хозяин замка покинет это владение, то он заберёт с собой и всех слуг? Было бы невозможно грустно расстаться с ними. Не успела она и подумать об этом, как вошла женщина в костюме горничной, с подносом, добродушно улыбаясь. Её тёплая почти материнская улыбка была словно ответом на радость Мэри. Когда же она проходилась по коридорам, ничто не говорило о вчерашних ужасах, нигде не было и пятнышка крови – будь это иначе, девушка непременно заметила бы. Но ангел Рафаэля был всё также очарователен и золотые завитки его кудрей ничто не испортило. Пока она прохаживалась, к ней подбежал Николя и вручил небольшой конверт. - Вам письмо, мадемуазель, - проговорил он, и Мэри потрепала его по волосам, приняв конверт. Писал отец, который никак из-за своих дел не мог выбраться из Франции и оказаться в Румынии вместе с дочерью. «Надеюсь, хозяин этого замка оказался гостеприимным человеком и не заставляет тебя скучать. Увы, не знаю его имени, он выступал при помощи посредника. Я уже подписываю последние бумаги и сегодня вечером сажусь на поезд. Не терпится своими глазами увидеть всё то, что в словах мне описали столь красочно. До встречи, моя девочка» - писал он. - Ах, папа, знали бы вы, как здесь хорошо, - произносила она сама себе. Ноги привели её в оранжерею, хранилище дивных растений – всё здесь благоухало, заполняя дивным ароматом. Розы пышными бутонами, будто брошь, украшали кусты, чуть вдали виднелись нарциссы в соседстве с нежными тюльпанами, а окно напротив наполовину оплетал вьюн. За девушкой поспевал Николя, который постоянно терялся среди разнообразия цветов и прятался за голубыми кустами гортензии, смеясь, когда она находила его. - Хочешь сладкого, Николя? – спросила она, присев на скамеечку и обмахиваясь своим веером. Мальчишка радостно кивнул, - пойдём, попросим Эмиля, чтобы нам подали десерт. Что ты хочешь? - Мороженое, - пробормотал мальчишка, шагая следом за Мэри. Белоснежные арки коридоров оставались позади, взгляды портретов тоже. - Тебе нравится здесь? Правда, здесь красиво? – спросила она. - Очень. Хозяин тоже красив. И его отец был тоже красив. Даже прозвище его предка Раду было Красивый, - рассказывал Николя, довольный тем, что что-то знает. - Вот как? А ты много знаешь, - похвалила она его. Чем ближе были уже знакомые комнаты, тем сильнее был слышен звук мелодии. Мэри размышляла над словами мальчика. Сколько же лет посвятил этот человек созданию подобного сооружения? И как же он был прекрасен, если сумел сохранить свою красоту, не потеряв в вихре политической борьбы и интриг. Войдя в светлую комнату, что приветствовала их белыми стенами с золотыми узорами, расписанным потолком, воздушными занавесями, собранными волнами, возле столика они увидели Эмиля с музыкальной шкатулкой в руках. Оттуда и лилась мелодия. - Мороженое! – радостно воскликнул Николя, давая понять, зачем они здесь. - Смотрю, вы хорошо проводите время. Приятно видеть вас в подобном настроении, - Эмиль поставил шкатулку на стол, карусель продолжала крутиться. – садитесь, сладкоежки. Я найду, чем вас побаловать. Вскоре Эмиль организовал замечательное чаепитие с восточными сладостями. Втроём они прекрасно обходились без помощи других слуг. - Сегодня я получила письмо от отца. Со дня на день он приедет сюда. – поведала Мэри, - а что ваш хозяин? Всё ещё не думает возвращаться? Эмиль задумчиво склонил голову. - Вам так сильно хочется увидеть его? Хозяин – мастер интриг, верно? Но не беспокойтесь. При всём его вздорном характере он требует постоянно к себе внимания. А внимание такой особы будет ему тем более приятно. Он не заставит себя долго ждать. - Вы мастер уходить от ответов, Эмиль, - рассмеялась девушка, - но хорошо. Я верю вам на слово. - Даже не знаю, то ли опечалиться из-за вашей прямолинейности, то ли порадоваться вашему доверию. Во всей этой обстановке, в воздушности комнаты Мэри казалась себе парящей на облаках. Или в облаках – от созерцания подобной красоты. Розы на вазах были не менее прекрасны, чем в оранжереях, тонкий аромат чая витал в воздухе – всё вокруг было дивным, будто сотканным для одного полотна. - Улыбка делает вас более миловидным, - произнесла она, держа рахат-лукум. А потом вспомнила, - Николя признался, что ваш хозяин очень красив. Что вы об этом думаете? - Что красота – его проклятие, - неожиданно быстро и совершенно серьёзно произнёс Эмиль. Мэри аж застыла от такой перемены. - Что вы подразумеваете под этим? - спросила она, чуть склонившись, будто боясь, что её услышат, - вы серьёзно? - Пока вы молоды, Мэри, каждую секунду хочется посвятить этой молодости. Чтобы вокруг было много радости, вы понимаете – песни, танцы, живопись, выходы в свет. Молодости прощается безумие, красоте прощается всё. Он создал храм искусства, он возвеличил свою персону, сделался эталоном красоты, богом всего совершенного. Но сколько он принёс в жертву! И сколько сам пережил лишений. Можете ли вы себе представить? Потерять мать слишком рано, скучая по её нежному теплу и ласке. Потерять отца, что отдал его с братом в залог дружественных отношений, а затем сам погиб от рук предателей. Потерять старшего брата, что до последнего защищал их род. Перейти на сторону врага, чтобы сохранить жизнь и получить силу, получить возможность что-то изменить в своём положении. Выступить против брата, что покинул его много лет назад, единственный оставшийся в живых из семьи. Потерять город – милый Бухарест, что был сожжён противником. И потерять свою семью, жену и девочку, спасаясь от противника, что не дал бы ему пощады. Неудивительно, что в перерывах между всей этой борьбой он пытался ухватиться за все возможные радости, что мелькали в его жизни, что короткими отрывками врывались по его капризам и велениям. - О ком именно вы сейчас говорите? – в недоумении произнесла запутавшаяся девушка. Эмиль так вдохновенно рассказывал, что перебить его было немыслимо, и она подождала, пока он закончит свою речь. Теперь же юноша смутился, отвёл взгляд и не знал, что ответить. Его будто застали врасплох. - Простите…я запутался и вас запутал, - пробормотал он, смотря в чашечку, видя в золотисто-коричневой поверхности чая часть своего отражения. – я говорил о Раду. Но хозяин действительно похож на него. И тоже несчастен. Возможно, именно это побудило его выставить на продажу замок. В красоте он видит проклятие. Насмешку судьбы – привлекать внимание и восхищать взор, но не иметь счастья. – а потом, чуть помедлив, продолжил, - вы счастливы, Мэри? - Будь это так, наверное, нам не к чему было бы стремиться, - снисходительная улыбка на лице Мэри послужила тоже ответом, - из-за постоянных переездов у меня нет друзей, только редкие знакомые. Мы пишем письма друг другу, а потом забываем и это. В искусстве вся моя жизнь. Но мне бы при этом хотелось больше постоянства. Здесь мне нравится. Я бы осталась здесь жить. И хотела бы, чтобы вы были моим другом, Эмиль. - Ах, как жаль! Вы причиняете мне боль, Мэри! Как жаль, как жаль, что вы так несчастны! – произнёс он с жаром и взял её за руки, поднявшись из-за столика, - я буду вашим другом столько, насколько хватит сил. Если только..вы сами не пожелаете оборвать эту дружбу. - Почему же я должна желать оборвать её? – в спокойном голосе девушки звучало любопытство. Чем больше она смотрела на него, тем больше в её голове возникала мысль, что Эмиль не тот, за кого себя выдаёт. Иначе откуда взяться его манерам, его осанке, вплоть до жестов и речи. – вы что-то недоговариваете, Эмиль. Я тоже хочу быть вашим другом. Но надеюсь, со временем вы будете больше доверять мне, чем сейчас. Иначе я разозлюсь на вас, честное слово! Смутившись, юноша опустил взгляд, томно-печальный. - Именно вам мне и хочется доверить всё, что долгое время я не имел возможности всем рассказать. Знали бы вы, как трудно сдержаться. Но, боюсь, правда покажется вам фантастической, мадемуазель. - А вы попробуйте, - она выскользнула из его рук, кокетливо прокружившись, - признайтесь, вы аристократ, вы не слуга. - Что ж, вы и правы, и ошибаетесь. Я действительно благородных кровей. Но подчиняться приходилось и мне. - Вам не говорили, что это в девушке должна быть загадка? Вы подогреваете к себе интерес. Может, проявите и ко мне чуточку внимания? - Именно это я и хотел сделать, - с улыбкой произнёс Эмиль, - вы ещё не забыли о желании танцевать? С вашего согласия, сегодня вечером я хотел бы устроить небольшой вечер. - Не забыла, и не скромничайте. Ваши идеи всегда воплощаются прекрасно. И я согласна! Эмиль с обожанием смотрел на неё. Сейчас, с высокой причёской из собранных локон, в зелёном платье изумрудного цвета, в бликах солнца среди белых стен в обрамлении золота, она являлась воплощением лета, парящей бабочкой, за которой тянулся шлейф медового аромата, и искрились пылинки на солнце. Как чарующе прекрасна была она в его глазах. - Глядя на вас, хочется вас баловать. Вы очаровательное создание, Мэри, - простодушно и тепло произнёс Эмиль. Девушка смутилась на подобный комплимент, но этой искры для души француженки было достаточно, чтобы разгорелось ещё более сильное пламя, чем было. Но кинуться в этот пожар она не торопилась, только подбежала к Эмилю, коснувшись щеки губами, и ускользнула прочь, оставив юношу в замешательстве. Времени до вечера ещё было много, но она уже готовилась, кружась по коридорам в собственном танце, сбегая грациозно по ступенькам, и казалось, что портреты смотрят ей вслед, а князь Влад следит за ними всеми, чтобы пристойно и вежливо себя вели. Сейчас она не отдавала себе отчёт в том, сколь долго это состояние продлится – влюблённость имеет свойство проходить, даже столь горячая. Но тогда ей думать об этом не хотелось – чувство было сильнее всех доводов, какими бы разумными или неразумными они ни были. - Что за девчонка, Николя! – вздохнув, Эмиль сложил чашечки на поднос. - Не забывайте, что эта, как вы выразились, девчонка, выглядит ничуть не старше вас. Стоило подумать об облике, если уж вас так встревожило то, что мадемуазель проявила к вам симпатию. Радовались бы, - неожиданно серьёзно, совсем не детским голосом ответил мальчик. - Сердце моё кровью обливается, стоит подумать, сколько ещё печалей и трудностей ей предстоит. И что я тоже стану их частью, а вовсе не отведу их своей рукой, как мне того бы хотелось. Как следовало бы. – взгляд его остановился где-то в пространстве, как если бы сейчас девушка ещё стояла перед ним. - Сердце ваше давно уже кровью обливается, и каждый раз от разных причин. Не стройте драму на пустом месте, - Николя быстро поспевал за Эмилем, что нёс поднос на кухню, уже чувствуя доносившийся оттуда запах свежей выпечки. - Ты жесток, Николя! Тебе полагалось бы быть милее, чтобы соответствовать своей ангельской внешности. Ты не понимаешь всего трагизма положения. Думаешь, она поверит, если я скажу ей? - Если уж память стала вам изменять, напомню, что вы и не пытались этого сделать, - снова напомнил он, встряхнув милой головкой Купидона. - Пытался, - настаивал на своём Эмиль, капризно топнув ногой, - но я не могу же сказать всё сразу. От таких новостей у кого угодно голова закружится. Мальчик улыбнулся, довольно, будто сладкая конфета оказалась у него во рту. - Вы очень заботливы, - снова произнёс он своим детским нежным голоском, словно вмиг переменившись. - Вот так, мой милый, - Эмиль потрепал его по волосам, едва не уронив поднос. Мэри всего этого диалога не слышала, она сейчас находилась в библиотеке, напевая мелодию из музыкальной шкатулки и сидя за столом из красного дерева, массивным, с узорами словно из древних текстов – драконами и котами, яблонями и трубадурами. Сквозь прямоугольные окна влетали потоки света, падая на страницы, лежащие географические карты и религиозные сюжеты, изображённые на свободной стене. Так легко было представить, что находишься в Средневековье, словно сейчас отворятся двери и войдёт Раду Красивый. Истинный хозяин этого замка, проживший много лет в городе радости. Мэри сейчас была скорее занята собственными мыслями и поглощена созерцанием прекрасного. Голова её сейчас отказывалась воспринимать какую-либо информацию, хотя в иное время она променяла бы горы богатств на хорошую библиотеку. Но сейчас всё вокруг было настолько нереально, что её романтическое мышление невольно проводило аналогии с персонажами из книг. Впрочем, сейчас они все меркли перед ней. Поэтому, неудивительно, что она находилась в ожидании вечера. Когда же двое слуг распахнули перед ней двери в просторный зал, Мэри замерла. По левую сторону расположились музыканты – скрипки, флейты, виднелся даже один чёрный рояль. Скорее всего, все слуги – без хозяина кто смог бы пригласить музыкантов? Однако, если и так, им следовало отдать должное – они не попадались на глаза. С правой стороны юноши и девушки, мужчины и женщины – по-простому смеющиеся, кокетливые и радостные. Среди прочих девушка узнала Адель – служанку, что встречала её в первый день. Горело несчётное количество свечей – в их свете всё искрилось, мерцало, переливаясь разноцветными огнями драгоценных камней. Мэри и сама была украшением мероприятия – она замучила и себя, и служанку, прежде чем остановила выбор на синем атласном платье с белым кружевом, а жемчуг лёг вокруг её шейки. Её взору открывались и французские наряды, и турецкие яркие платья, и национальные румынские с вышитыми узорами и цветами. Посреди всего этого великолепия, в зале стоял Эмиль, будто ветром принесённый Ганимед в современных одеждах – бирюза кафтана шла к его небесным глазам. Он и не подошёл словно, подплыл под музыку вальса к ней, склонившись и поцеловав ладонь. И всё же, было в его красоте что-то не от человека. Мэри легко поверила бы даже в то, что он – сошедшая из книги иллюстрация, созданная мастером художником. Как легко было кружиться с ним в танце – Эмиль ни разу не сбился с такта, не наступил ей на ногу, не сжимал крепко ладонь. Девушка уже почти уверилась в том, что поняла, кто он. Незаметно для неё самой слуги тоже присоединились к танцам, кружась в вальсе, впрочем, уже вскоре их танцы стали больше походить на хоровод, в котором соединялись незнакомые ей румынские и турецкие элементы: спокойные движения и хлопки в ладони, кружение быстрых ног. Всё это было так странно и интересно, что Мэри остановилась, чтобы посмотреть, как перед ней оживает история. - Подобных танцев мне видеть ещё не доводилось. - Радостно слышать, что все мы сумели порадовать вас, - в поклоне произнёс Эмиль. Мэри думала, что, возможно, он скажет что-то ещё, но он молчал. - Это ведь ваша заслуга в организации этого мероприятия, верно? Не скромничайте, Эмиль. Чего вы боитесь? Музыка не утихала, и то и дело, казалось, в воздухе порхают разноцветные бабочки, садящиеся на цветы в изящных вазах на столиках или на золотых ангелов и нимф. - Разрушить это царство красоты. Никогда прежде я не желал преподнести его ни к чьим ногам, кроме ваших. Но сможете ли вы всё также восхищаться его великолепием, когда так желаемая вами правда откроется за одной из жемчужно-шёлковых занавесей? - Никогда прежде мне не признавались в любви подобным образом, - смущение вместе с торжеством отразилось в её глазах. Ей казалось, что она разгадала всё. – чего же вы боитесь, Эмиль? Признаться, потому что вы слуга, или потому, что вы – сын господина? Стоило ей это произнести, как юноша испуганно застыл, как если бы сказанное было одновременно и правдой, и неправдой. А потом стал серьёзен – эта серьёзность совершенно не шла к его милому личику, не верилось, что он может быть таким, будто вот-вот вернётся на губы родная учтивая улыбка. - Вы правы лишь в том, что дружба ваша важна мне. Но не заходите за грани, есть вещи, которые лучше оставить в покое. Вы считаете меня частью искусства. Это так. Но прежде чем картины висят в рамах, на них накладывается много слоёв краски. Так и моя жизнь. Я видел смерть и нёс смерть. И вам будет лучше держаться от меня на некотором расстоянии. Мэри приложила ладони к губам, тихонько вскрикнув. - Почему вы пытаетесь напугать меня? Вы несносны, Эмиль! Забудьте сейчас же всё, что я сказала вам! Чувствуя себя героиней одного из дешёвых романов, она стиснула пальцами платье, и Эмиль, не желая прерывать её веселье, решил сам удалиться. Но с его уходом зал лишился части своей красоты, как будто в прекрасной диадеме пропал самый крупный из бриллиантов. Пары проносились перед её глазами, будто неслись века – оставляя её саму позади. Точно так же неслись колёса поезда, на котором ехал её отец. Жизнерадостный историк рассказывал своим попутчикам байки о румынской земле – о стригоях и русалках, о драконах, что живут среди Карпат. И о том, что вскоре ему предстоит развеять все эти мифы самому и познакомиться на этой земле с одним господином, что любезно пригласил в гости, чтобы продать свой прекрасный замок, некогда княжескую резиденцию. Его приезда Мэри одновременно и ждала и нет. Ей самой хотелось разобраться во всей этой путанице. Уснуть ей так и не удалось, и потому она вновь вернулась в зал, где проходили танцы. Пустота его казалась режущей. Неужели она одна не спит в этом огромном замке? Мэри вспомнила прошлую ночь. Чью грустную фигуру она видела в окне? И словно мысли выскользнули из её головы следом – появились танцоры, спускаясь с потолка туманными потоками, лёгкими, как шлейф. Мерцание струилось за ними, пыльцой серебряной касаясь невесомых одежд. Ладони соприкасались друг с другом, скользя в вальсе неслышных мелодий, переходя в хороводы, кружась, как платки кружатся на ветру. Мэри приподнялась со своего места, затрепетав от увиденного. Нет, нет сил больше терпеть и ждать, тайны этого дома не давали покоя её душе. Хотелось знать всё, что произошло, не находиться в неведении, будто глаза её завязаны. Хороводы душ расступились по краям, и в том конце зала девушка увидела мужскую фигуру. Ту самую, что вчера под окном явилась её взору. Длинные белые одеяния доставали до пола, каштановые кудри касались плеч. Не возникло даже доли сомнения в том, кто это. Как если бы эти знания были рождены сами собой, безо всяких догадок. - Раду! – Мэри стремительно побежала к нему навстречу, через потоки вновь танцующих призраков, насквозь через их тела, боясь потерять из виду единственную фигуру, которую так хотелось ухватить за руку. Но не успела она и дотянуться до него, как все призраки растаяли в ворох пыльцы, и девушка осталась одна в тёмном зале. Растерявшись, она осмотрелась, вздрогнув от неожиданности. Пройдя до самого конца зала, она так ничего и не обнаружила. – да почему же? Что за капризы? Пройдя несколько шагов в полном непонимании происходящего, она решительно отправилась прочь, не заметив, как подглядывает за ней незнакомец из тайной комнаты. Мэри была настроена узнать всё прямо сейчас. Она шла по коридору быстро, но неслышно, с мыслью разбудить Эмиля и потребовать объяснений. Но потом отказалась от этой мысли. Его комната всегда была открыта – на случай, если ей срочно что-либо понадобится. Затаив дыхание, она кралась на носочках, боясь спугнуть сон юноши чем-либо – потому-то даже погасила свечу, передвигаясь в темноте. Мэри всё не покидала мысль, что она не сможет обмануть его – Эмиль пропажу заметит, а быть может, и того больше – перехватит её руку, раскрыв замысел любопытной гостьи. Но он безмятежно спал, как сморенный сонным зельем ангел – руки спокойно сложены, и лишь раскинулись кудри по подушке. Окидывая взглядом поверхность тумбы, столик неподалёку, Мэри стояла в растерянности, пока взгляд её не остановился на ключнице. Как всё просто! Жаль, в темноте она не может оценить всю красоту скромного жилища слуги. Но не это сейчас было её целью. Стоило только снять ключи, как торжество полилось горячей лавой по крови девушки. Стараясь не греметь связкой, она ещё раз обернулась, удостоверившись, что Эмиль спит и покинула его комнату. Следя за тем, чтобы он не открыл глаз, она не заметила, как ангелы, горгульи и драконы с любопытством поворачивают свои гипсовые и мраморные головы в её сторону, запоминая каждый шаг. Но стоило ей покинуть комнату Эмиля, как она едва не воскликнула от неожиданности: каждая картина оживала, портреты пробуждались, поворачивали головы. Прозрачные пальцы цеплялись за раму, головы высовывались из них, а затем и всё тело выбиралось наружу. Прозрачные, как туманная дымка, один за другим портреты покидали своё обиталище, выходя на лестницы, коридоры и залы. Прижавшись к стене, Мэри спряталась, выглядывая из-за угла. Как это всё реально? - Да что же здесь происходит по ночам? – поверить в происходящее было тем сложнее, что оно происходило прямо перед ней. Всё очевидное всегда кажется слишком простым и потому для глаза незаметно. Крепко сжимая связку ключей, Мэри в страхе взирала на призраков, наводняющих замок. Боясь сойти с места, она не двигалась, пока её плеча не коснулось прохладное дуновение. Обернувшись, девушка увидела ещё одного призрака – тот смотрел прямо на неё своими пустыми глазницами, в которых мерцал голубоватый огонь. Едва не выронив свою добычу, Мэри побежала прочь, наугад, вдоль по коридору, желая найти место, где сможет спрятаться. Вслед за ней по коридорам зажигались канделябры, но не тёплым огнём, а холодным синим пламенем, вспыхивая, наводя мурашки по коже. Вся эта мистерия сопровождалась заунывными громкими стонами, преисполненными страдания, и истерическим смехом, унижая и издеваясь. Перепуганная девушка спустилась по лестнице, было, в гостиную, но, обернувшись, увидела, как портрет князя Дракулы залит кровью, и как кровавые дорожки бегут по стенам, перебегая резвыми ручьями на пол и на ступеньки. Растерянно смотря на всё это, Мэри обернулась пару раз, не понимая, как теперь быть ей и куда бежать. Недостатка в свете теперь не было – весь замок наполнился синими огнями. Замок словно следил за ней, имея свои собственные глаза, преследуя свою гостью и доводя её до безумия, пугающе смертельного. Ворвавшись в смежную с гостиной комнату, она застала грязный разрушенный рояль, в грязи, оплетённый вьюном. Осколки стекла хрустели под ногами, в каждом завитке была пыль и мрак. Всё, что в дневном свете радовало её, всё, что успело полюбиться и очаровать сердце, сейчас предстало в самом ужасном свете, отталкивающим и мрачным, наполненным потусторонними силами, неприглядным и уродливым на вид. Развернувшись, она бросилась вновь наверх, пытаясь обойти кровавые лужи, прикрывая рот ладонью. Добравшись до комнаты Эмиля, задыхаясь от бега и переводя дыхание, она остановилась в дверях. - Эмиль! – надрывно прокричала она, надеясь только на его помощь. Но его там не было. Одеяло было откинуто с постели, окно распахнуто, а занавески развевались, словно призраки, пугающие, как погребальный саван. Мэри пришла в ужас, понимая, что ей неоткуда ждать помощи. И тогда она вспомнила, что хотела сделать. - Ты не остановишь меня, - произнесла она, неизвестно к кому обращаясь, слыша, как неистово колотится её сердце в желании совладать с испугом и преодолеть те ужасы, что возможно откроются ей. Спасло её любопытство от гибели или принесло новых бед – она не знала. Как не могла разобрать, грозит ли ей смерть от подобных открытий или всё закончится утром, как страшный сон. «Это место проклято. Или…проклят его господин?» - помыслила она, стараясь не смотреть по сторонам и не обращать внимания на призраков, видя перед собой только комнату владельца замка. Уж там всё ей станет ясно – Мэри была уверена в этом. Но весь замок будто перестраивался по некоему магическому приказу. И ни одного живого существа – даже канарейки в клетке или котёнка, не говоря уже о человеке. Понять теперь, где находится комната, было совершенно невозможно. Мэри лихорадочно останавливалась перед каждой и подбирала ключи, пытаясь справиться с навязчивой дрожью, не дававшей покоя. Останется ли она вообще жива, пока отец доберётся до этого кошмарного места? Неужели всё это было ловушкой, чтобы сделать её ещё одним призраком, населяющим этот замок? Как обитель искусства и красоты смогла оказаться таким местом? И что стало бы, не пробудись она ночью? В ворохе заполонивших мыслей Мэри бежала от одной двери к другой, нигде не находя той тайной комнаты, что так старательно скрывал от неё Эмиль. И всюду представали померкшие ткани, зеркала в кружеве паутин, трещины и кровь на дереве, и бесчисленное количество обгоревших вещей – сажа и угли виднелись везде, к чему ни обращался её взгляд. С замиранием сердца Мэри решила, что если переживёт эту ночь, то непременно доберётся до правды и обличит её, не оставив эту тайну гнить под её сводами. Наконец в скважину попал очередной ключ, дверь со скрипом распахнулась – ясно было, что ей много лет уже никто не пользовался, чтобы попасть внутрь. Не понять, что это за комната было нереально – все прочие, до этого поразившие её своим великолепием, а теперь успевшие поразить следами забвения и смерти, были знакомы слишком хорошо. Пройди ещё три сотни лет – и тогда бы эти картины стояли перед ней. Золотые завитки узоров на овальных столах, белокурые ангелы под потолками, играющие в свои дудочки; прозрачные, отражающие небо занавеси, тонкие лепестки нежных пионов и золотые нити в одеяниях Востока. Пол в этой комнате был наполнен сухими пожелтевшими бумагами, на нескладном червлёном столе были навалены их комки и стопки. Мэри шагнула, словно вошла в святилище. Всё, что происходило снаружи, призраки и монстры перестали для неё существовать. К стенам и друг к другу были прислонены ещё и обмотанные тканью и покрывалами рамы – возможно, окна, или картины. Ноги шуршали среди листов, и девушка подняла один из них. Слова на чужом языке были плохо понятны, но суть – ясна. А потом ей начало даже казаться, что она слышит голос того, кто писал всё это. «Ибо никто уже не был так давно мёртв, как я. И, как умирающий пытается ухватить ту тонкую нить жизни, что ещё связывает его с этим миром, так и я протягивал ладонь, так и я пытался воссоздать в мыслях своих всё, что давно покинуло этот мир, вернуть из праха вещи и события. Пускай я буду безумен. Меня и при жизни не отягчало это обстоятельство. Не сила нужна была мне. А та рука, что могла бы подхватить мою руку; тот, кто принял бы меня вместе с тем безумием, гонку за призраками, стремление к красоте, вечные поиски тихого счастья и преследования ради ненависти вместо прощения, в которую обратилась жизнь моя. Но, полный желаний, я так и остался в их власти. В созданных иллюзиях продолжил своё существование. И лишь ночь тревожит своей тьмой эту неумолкающую фантазию моей потерянной души. Мне страшно прервать её, увидеть, как неприкрыто давно поглотившее меня одиночество, как безвозвратно подчинена смерти моя лживая жизнь, как разверзается пропасть под ногами, стоит лишь только начать свой танец, отворачивая взор от лика смерти. Но и её миг однажды покинет меня, как рассыпаются в пыль сухие листочки цветов, спрятанные между страниц книг. Чем сильнее я желаю жизни, тем легче и стремительнее ускользает она от меня. Жизнь божественной красоты – один миг. Тот самый миг, когда мы переживаем её касание внутри себя. Почему же это так зыбко? Рябь по воде, создаваемая ветром – и та более долговечна. Но, зная всё это, я всё равно противлюсь всему, что так легко разрушено вокруг меня. Раз за разом я подымаю всё это в своих руках, удерживаю словно песок и строю – такой же песочный замок. Воздавать гимны красоте, насколько хватит моих жалких сил, насколько хватит красоты и воодушевления, единства с этой спасающей от всего иного несовершенства материей». Слышно было, как дождь дробил в окно, и как бился громко пульс в единой с ним мелодии. Мэри отложила листок на стол и подошла к рамам, начав срывать покрывала с каждой. За каждым скрывалась картина – портреты в полный рост или только бюст, графика и живопись. Когда последнее покрывало было сорвано, Мэри чуть отошла назад. Ошарашенно смотрела она на творения различных художников, едва дыша от того, что видела. На всех работах был один и тот же человек – в этом не могло быть и сомнения. На одних перед ней представал взрослый мужчина, князь, с россыпью локон по плечам, в княжеской короне, на другой миловидный юноша возле фонтана в турецких лёгких одеждах из сирени и лазури. На другой был танцующий ангел среди румынских просторов, отмеченных лесами и горами, с венком на голове. Здесь же рядом с ним стоял портрет в невесомом одеянии из шифона с пионами, окутанный сном, точно сбежавший из древних греческих мифов. Ещё и ещё, в сказочных образах и парадных одеждах, в парче и золоте, в шелках, то вовсе сокрытым в одной лишь листве, как нимфа среди деревьев, то в современных костюмах. Но теперь среди всего этого великолепия образов Мэри ясно различала одно – то, что это лицо принадлежало одному человеку, хозяину этого замка, полного парадоксов. И этим человеком был Эмиль. Но человеком ли? Даты на картинах значились самые разные – от пятнадцатого века и дальше, вплоть до современного девятнадцатого. Не успела и додумать девушка свою пугающую мысль, как увидела синий свет, охвативший всю комнату. - Смотрю, тайна оказалась так притягательна, что ты не смогла успокоиться, пока не узнала её. – он осмотрелся, теперь уже не сдерживая открытого великолепия и страха, что излучала его персона. Он одинаково пугал и притягивал. Ужасающее сочетание. – смотри же, смотри на творения рук моих, на то, что я создавал веками, материалом созданий всего этого выступала моя душа! – его ладони широким жестом обвели пространство вокруг, - всё, утерянное мной при жизни, я реставрировал и воссоздавал, всё, что позже терял в веках из-за пожаров и войн, восстанавливал по памяти. В этом доме нет никого живого, кроме меня. Но и я давно уже мёртв. Всему я придавал линии и черты, что были угодны мне, что соответствовали моим желаниям. И только эти картины – доказательство того, что всё это время я существовал, хоть и не в качестве человека. Перед тобой Раду Дракула, мадемуазель. Тот, чья жизнь и даже смерть всегда были полны противоречий и недомолвок. Так что теперь ты скажешь, зная всё это? Приезжая сюда, Мэри была готова к любым легендам и мистериям, как ей казалось, но увидеть в нескольких шагах от себя давно умершего по страницам истории князя Валахии она никак не ожидала. Опираясь о столик, она никак не могла перестать смотреть на него, мысленно призывая к себе решимость, только бы успеть добежать до двери, и никогда сюда не возвращаться. - Вы жестоки, князь, - её голос сделался тихим, едва слышным, но она пыталась придать ему больше чёткости, - явив мне апофеоз красоты, теперь вы всеми силами заставляете меня в страхе бежать из этого места. – теперь она выступила вперёд, тяжело дыша от возмущения, - вы несносный мальчишка, Раду! Вы заставляете любить вас, а потом делаете всё, чтобы эта любовь обратилась в ненависть. Вы притягиваете столь же сильно, как и отталкиваете. Почему нужно настолько всё усложнять? Почему вы столь сомневаетесь в себе, не скажете всё прямо, как есть? Думаете, я не поверю вам? Да, мне сложно, но вы и не пытались этого сделать! - Я боялся, что ты не простишь меня. – проговорил он столь быстро и откровенно, что это потрясло девушку снова. – ты не просто моя гостья, Мэри. Синий огонь всё ещё пылал в его глазницах, мурашки так и бежали от него по коже. Теперь наступило молчание, которое вновь прервал голос князя, теперь уже скорее более опечаленный и мягкий. - В далёком 1475 году, страшась плена и казни, я бежал из этого места. Бежал от своего противника, оставив жену и свою дочь. События сложились так, что дочь моя стала женой моего врага. Словно уже тогда тьма завладевала мной, являя такие едкие насмешки. Я не знал, ненавидит она меня или нет, так ли несчастна она, чтобы проклинать свою судьбу и отца, или смогла стать не менее смелой, чем её великий супруг. Я пытался узнать это тайно, но многого в своих поисках мне достичь не удалось. Тем не менее, я узнал хотя бы то, что словами и делами она участвовала в его делах, и личность её была важна для него. Как повторилась её судьба с моей собственной! Мысль об этом не раз не давала мне покоя. Мою дочь звали Марией. А теперь, века спустя, когда ты постучалась в этот замок, я сразу узнал родной облик. Демоны, как ни одно иное существо, рождённое тьмой, разбираются в понимании тонкой сущности души. Твоя душа, Мэри, некогда была душой моей дочери, она носила в своём юном теле так же, как теперь её носишь ты. Мэри едва не воскликнула, не дыша, и всё смотрела на Раду, пытаясь понять, правду ли он говорит. Но она понимала – правду. Так вот, почему он был так заботлив и приветлив с ней? Это был не флирт, а отеческая любовь, желание дать то, что не смог дать при жизни. Молоточки стучали по вискам, и девушка подошла ближе, взяв за руки того, кто некогда был ей отцом. Сложно было поверить в это, глядя на столь юное лицо. Нечисть умеет принимать прекрасные облики для обольщения смертных. Но ему и не нужен был облик. Раду Красавчик – он и при жизни обладал неземной красотой, и она же окружала его, как всё то, что теперь стало лишь бесплотными призраками. - Я не знаю, что она чувствовала. Но то, что чувствую я сейчас – это радость долгожданной встречи сквозь долгое невыносимое время ожидания. Вот почему ты так несносен, Раду, - она держала его руки ещё крепче, - потому что твой образ и был для меня всегда самым верным и самым прекрасным. И потому, что я сама такая же несносная девчонка. Неужели ничто не пугает её? Даже то, что она на грани между реальностью и миром иных существ? Раду с силой освободил свои руки, выдернув из её ладоней. - Теперь ты всё знаешь. Знаешь, и всё-таки веришь в происходящее. Я всегда знал, что ты моя дочь. Я рад, что ты простила меня, Мария. Но ты знаешь то, что я не должен был тебе говорить, не должен был тебе показывать. И, зная это, я всё же рассказал и показал. Твой отец никогда не научится поступать, как велит разум. Но быть с тобой эти несколько дней было чудесным подарком. Теперь же, когда ты знаешь всё это, я должен убить тебя, - произнёс он. Но голос его совсем не был зловещим. И, прежде чем девушка что-либо поняла, добавил, - или уничтожить всё вокруг… Будто приведя в действие некий колдовской механизм, Раду отступил на несколько шагов вглубь комнаты, подтолкнув Мэри к выходу. Ни секундой позже с потолка упала люстра на множество лампочек-свечек, разбившись, раскидав осколки по всей комнате и загоревшись, что пламя тут же перекинулось на ковёр, поедая его и подбираясь ближе к картинам. - Нет! Раду! – Мэри хотела было подбежать к нему ближе, но взвившийся столп дыма и огня помешал ей, что пришлось заслониться руками. Как он мог уничтожить всю эту красоту? - Уходи, Мэри! – кричал он, - я видел не раз, как горит Бухарест. А смерть одного замка я переживу. Здесь уже давно нет ничего живого. Уходи вон! Заслонив рот ладонью, она едва стояла на ногах, и ещё раз взглянула на него, запоминая, хаотично вырывая детали из образа, боясь, что упустит и не запомнит что-то важное. Нехотя отступив назад, она бросилась бежать, не понимая, что делает. Синий огонь полыхал, его окутывали алые и жёлтые всполохи, как если бы всё разом сговорилось прогнать её. Тогда как ей хотелось больше всего остаться. Хотелось схватить хоть что-нибудь, но промедление было смерти подобно. Выбежав на улицу, отойдя подальше от дома, Мэри переводила дыхание, смотря, как огонь ловко превращает в пепел всё, что за несколько дней успело стать дорого её сердцу. Раз за разом в голове возникал образ Раду, его голос, его жесты. В отчаянии девушка не смогла сдержать слёз, упав на колени. Он просил не жалеть – ведь всё принадлежало давно иному миру, и он сам. Но не поэтому ли мы так любим сны? Уйти от реальности и увидеть мир, полный прекрасных образов, насладиться видениями, недоступными для глаза в реальности. Не покажется ли произошедшее сном, не забудется ли? Не уничтожат ли невесомые огненные лепестки всё нежное очарование, все черты, все узоры, обратив всё в ажурный пепел? Чай, разлитый по чашечкам с играющим солнцем на поверхности, шорохи платьев в танцах, с переливами огней и мелодия, льющаяся как из кувшина под пальцами юноши, портреты, выстроившиеся по стенам, как придворные. Мэри не помнила уже, как побрела прочь, как ноги сами медленно передвигались, как улочки Бухареста впускали её в свои объятия, пытаясь утешить, как всюду рядом с ней шагал один, нестираемый в памяти образ того, кто был ей отцом. А теперь она ждала приезда своего отца, чтобы навсегда уехать отсюда. Горожане говорили о том, что старый замок неизвестно отчего загорелся, что даже стены закоптились от огня. Когда же его потушили, он был совершенно пуст. Как будто всё, чем он некогда обладал, таинственным образом переселилось и вместилось во всего лишь одно живое сердце. Послышался гудок, и на станцию сошёл мужчина с чемоданом, отыскав взглядом Мэри. Увидев его, она подбежала ближе, обняв, пытаясь так согреться от раскрытой ей тайны, от холода грусти, что томился в юной душе.