Gone, Gone, Gone

Прежде чем Киркволл вспыхнул, они провели вместе одну ночь. Шторы на окнах Фенриса были распахнуты для проветривания дома, и Андерс обходил комнату по кругу и задёргивал каждую, поднимая облачка пыли с бархатных тканей. — Мы на втором этаже, — напомнил Фенрис. «Балда» он оставил при себе. Если он не сможет сдержать раздражение в ответ на причуды Андерса, то только подтвердит, что этого не стоило затевать. Но он сам захотел дать Андерсу шанс. Это было его решение, взвешенное и обдуманное. — У твоих соседей тоже есть вторые этажи, — язвительно парировал Андерс. Это было до смешного несексуально — то, как фанатично он развязывал по очереди каждую штору. Словно намеренно старался не смотреть на Фенриса. Это раздражало. Теперь в комнате царил полумрак; сквозь прорези штор проникал лишь отблеск постоянно горящих факелов Верхнего города и чуть более слабый свет луны. Андерс заметно расслабился, и Фенрис кисло подумал, уж не хочет ли он заниматься этим в темноте? Фенрис мало что знал о его вкусах и предпочтениях, однако сам с момента их первого поцелуя мог думать только о том, чтобы увидеть Андерса целиком. Всё это было со злости. Поначалу. Андерс, чьё отсутствие представлений о личном пространстве было легендарным в их разношёрстной компании, как-то раз маячил у Фенриса за плечом, когда тот пришёл за кое-какими целебными зельями от своих хронических болей. Привычный обмен колкостями быстро перешёл в откровенную грубость, но Фенрис удивился, когда словесная грубость переросла в физическую. Фенрис, разумеется, быстро одержал верх в потасовке. Даже припёртый к стене, с одной рукой прижатой к телу, а другой — над головой, Андерс не выглядел напуганным. Напротив, он выглядел... раздражённым. И по мере того как Фенрис смотрел на него, на лице Андерса всё отчётливее проступало самодовольство. Это до того потрясло Фенриса, что хватка его ослабла и ему хватило всего одного пылкого взгляда Андерса, чтобы поцеловать его, застонав от бессилия. Предавшийся воспоминаниям Фенрис коснулся своих губ, но тут же отдёрнул руку. Он безжалостно подавил застарелые страхи: Андерс был одним из немногих в Киркволле, кто не причинит ему вреда, в этом Фенрис был уверен. Если рассматривать круг Фенрисовых знакомых, то половина исключалась без раздумий, а у второй половины уже были партнёры. Андерс был красивым мужчиной: его тёплые, уверенные руки и резкие, но привлекательные черты лица Фенрис находил приятными. Редкие моменты беспечности и веселья с его стороны были очаровательны, его прошлое — занимательно неоднозначным, и Фенрис бы солгал, сказав, что не наслаждается его целительной аурой во время лечения. Плюс ко всему, их отношения уже не могли стать хуже: они переживут эту попытку. Фенрису хотелось попробовать того, что имели другие, того, что с такой лёгкостью давалось Изабеле: короткая встреча, только ради удовольствия, инициатором которой стал он сам. Всего на одну ночь. — Если тебя так беспокоят соседи, удивляюсь, как ты вообще на это согласился. — Соседи меня не беспокоят, — возразил Андерс. — Просто ты имеешь привычку светиться. Не хочу, чтобы кто-то из них позвал стражников, которым Авелин предусмотрительно велела игнорировать твой дом. Фенрис поморщился. — Это случается только в минуту опасности, — негромко ответил он. — Придерживайся оговорённых рамок, и светиться никому не придётся. — С этими словами Фенрис принялся развязывать тесёмки на своей тунике. — Никакой магии, — начал загибать пальцы Андерс. — Никакой боли. Ничего, что не понравится другому — с риском лишиться жизненно важных органов или получить заряд молнии в зад... и это является исключением из запрета на магию. Не бить друг друга. И кстати, меня также не кусать. Не думаю, что мы хотим на своей шкуре узнать, опасна ли кровь Серых Стражей для окружающих. — Жаль, что нельзя кусаться, — пробормотал Фенрис. А осознав, что сказал, растерянно поджал губы. Андерс умолк, а через секунду рассмеялся. — Ну, если будешь нежен... — И от его тона лицо Фенриса запылало, а пальцы запутались в шнуровке. Чтобы скрыть свою реакцию, он стянул с себя тунику и кинул на постель. Вспышка света заставила его вздрогнуть: Андерс зажёг несколько свечей взмахом руки. А потом, подойдя едва ли не вплотную к Фенрису, сел на кровать и снял сапоги. Встретившись глазами с вызывающим взглядом Фенриса, он потянулся к застёжке у горла и расстегнул её. * * * На следующей неделе Андерс дождался, пока Хоук с Варриком не торопясь покинут комнату Фенриса. — Итак, — сказал он, переплетя пальцы и глядя на эльфа со всей серьёзностью. — Твоя сестра. — Да. — И ты... находишь это подозрительным? — Данариус — могущественный маг. На моей памяти, он никогда не выпускал из рук то, что считал своим. Если мог это вернуть, разумеется. Я вынужден опасаться, что что-то пойдёт не по плану. — Фенрис окинул взглядом Андерса с головы до ног и, вопреки себе, почувствовал, как губы дёрнулись в довольной улыбке. На прошлой неделе они быстро распрощались, но Андерс ясно дал понять, что не против встретиться снова — ещё когда лежал, распластавшись у него на груди, со спутанными после пальцев Фенриса волосами. Прошло всего несколько дней, а Андерс, по-видимому, уже относился к нему теплее. К изумлению Фенриса, это напомнило ему ранние дни знакомства, когда маг увивался за Хоук, пока та не сошлась с Изабелой. Это мало кто заметил. Фенрису вспомнился сегодняшний разговор за картами. — Что, наконец-то выкинул из головы нашего бесстрашного лидера, Блондинчик? — Варрик, держа карты веером, бросил на Андерса проницательный взгляд. Глаза его лукаво поблёскивали. Фенрис сощурился, глядя на гнома, и быстро покосился на Андерса. — Не понимаю, о чём ты, Варрик, — невозмутимо отозвался тот, однако к лицу его прилила гневная краска, подчеркнувшая веснушки на щеках. Фенрис ничего не сказал в его защиту. У него остались приятные воспоминания об этих веснушках и о том, как он убедил Андерса позволить ему нежно покусывать его шею, пока Андерс не вздохнул и не задрожал в его руках. А уж потом Фенрис вернул его обратно к делу сильным рывком за волосы, заставившим Андерса хватать ртом воздух. На этих воспоминаниях руки Фенриса сами собой стиснули карты. — Варрик, кончай, — устало вмешалась Хоук. — Не добавляй вечеру неловкости. — Вот-вот, не отнимай у меня хлеб, — весело добавила Изабела. Она явно наслаждалась происходящим и не прекращала ухмыляться Фенрису. — Блондинчик, плуты и плутовки сходятся только с себе подобными, — беспечно продолжил Варрик. — Даже поговорка такая есть, подобное притягивает подобное и всё такое. — Пожав плечами, он утомлённо улыбнулся и обратился уже ко всему столу: — Такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. — О, а Бьянка, выходит, плутовка? — Андерс наградил его ядовито-сладкой улыбкой. — Осторожнее, Блондинчик, или я попрошу Фенриса тебя заткнуть, — ответил Варрик, не моргнув и глазом. — Маленькая птичка напела мне, что у него это хорошо получается. Невнятный лепет Андерса, последовавший за таким комментарием, вызывал у Фенриса улыбку даже сейчас, несмотря на предчувствие нависшей угрозы. Эта мысль вернула Фенриса в настоящее, и он снова поднял взгляд на сидящего в его темнеющем поместье Андерса. — Я не знаю, что задумал Данариус, перехватывал ли он мои письма или просто последует сюда за Вараньей, — мягко сказал он. Некоторое время Андерс молчал, потом слегка пожал плечами. — Я приду. Фенрис коротко кивнул ему, но Андерс ещё не закончил. — Если Данариус и вправду когда-нибудь явится за тобой, надеюсь, ты пригласишь меня на расправу за компанию. Никогда раньше не видел настоящего тевинтерского магистра, — продолжил он таким же, как и Фенрис, приглушённым тоном, уставившись при этом куда-то себе под ноги. — Хочу посмотреть, действительно ли они так плохи, как ты рассказываешь. — Потому что одних моих слов недостаточно, да? — спросил Фенрис — изумлённо, но уже начиная заводиться. — Их стало достаточно ещё в тот момент, когда я впервые тебя коснулся, — вздохнул Андерс. — Мне следует самому отыскать и прикончить этого Данариуса. Мясник хренов. Но работу проделал элегантную, не поспоришь. — Андерс, похоже, осознал свой промах и неловко заёрзал. — Даже не думай, — отрезал Фенрис. — У тебя нет ни семьи, ни связей, которые могли бы тебя защитить — он в мгновение ока наденет на тебя ошейник. — Фенрис помедлил. — И не восхваляй передо мной его магию, дурак. Андерс возвёл очи к потолку. — Если сегодня всё пройдёт успешно и встреча с сестрой удастся... мы могли бы отпраздновать. — Глаза его полуприкрылись, а губы изогнулись в полной надежд улыбке. — Свободу, справедливость и всё такое. Фенрис кивнул. — В таком случае, не подведи меня. Он надеялся, что Андерс поцелует его перед уходом. Он сам был бы этому рад: колючей щетине, сильным рукам, запаху его кожи, — однако Андерс отступил, помахал на прощанье и вышел вслед за Хоук и Варриком в ночь. * * * В итоге всё пошло не по плану. Тем вечером, проталкиваясь наружу из «Висельника», Фенрис уже чувствовал, что им движет ярость. Хоук с Изабелой пришли ему на помощь, Варрик пригвоздил нескольких наёмников Данариуса к стенам — но Андерс не появился. Фенрису не следовало надеяться. — Фенрис! — окликнул его отвратительно знакомый голос. Фенрис крутанулся на месте, поджав губы в сердитой усмешке. Пластины латных перчаток жалобно застонали от подсыхающей крови, когда он стиснул кулаки. — Зубы Создателя! — воскликнул Андерс — легкомысленный, как и всегда. — Вижу, вечер пошёл не по плану. Твоя сестра?.. — Моя сестра сбежала, — отрезал Фенрис. — А Данариус мёртв. — Что? — недоуменно переспросил Андерс. Лицо его представляло собой мозаику света и тени под уличными фонарями, зажжёнными в надежде отпугнуть бандитов. — Он был там? — Был. А тебя не было. Андерс втянул голову в плечи. — Я... в лечебнице, — залепетал он, запинаясь на каждом слове, — понадобилась неотложная помощь. — Лжец, — произнёс Фенрис без капли злобы, хотя та переполняла его через край. Он уже видел прежде этот отводимый в сторону взгляд, неловкое шарканье — видел всякий раз, как Авелин расспрашивала Андерса о магическом подполье. Андерс лгал и увиливал, словно от этого зависела его жизнь, но ложь никогда не давалась ему легко. И он всегда искренне удивлялся, когда его уличали в обмане — будто считал себя мастером вранья. — Мне... Мне жаль. Ты ранен? — Андерс шагнул к Фенрису. На лице его читалось неподдельное огорчение, и Фенрис буквально видел, как он внутренне убеждает себя, что ещё не слишком поздно, что эту рану, как и многие другие, можно залечить взмахом руки. Именно это Фенрис не выносил в нём больше всего. Андерс считал, что его целительные таланты и врачебное призвание оправдывали каждый его поступок и позволяли творить всё, что вздумается, и говорить всё, что пожелает. Даже Авелин, после того как Андерс наговорил гадостей о её прошлом муже-храмовнике, всякий раз находила для него пару скупых слов благодарности за лечение. Андерс прекрасно осознавал свою незаменимость, и это делало его беспечным в поступках. Собственные мотивы для него всегда стояли на первом месте. Последней каплей для Фенриса стало понимание, что сейчас, как бы ему ни было больно, как бы он ни хотел всё изменить, он не подпустит к себе Андерса, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Фенрис сплюнул Андерсу под ноги, возненавидев вспыхнувшее удовлетворение от того, как тот вздрогнул. А затем он развернулся на пятках и ушёл, оставив мага одного в темноте. Позже он задавался вопросом, стал ли этот поступок — отвержение Андерса, — образно говоря, тем, что его потопило. Поскольку через год Фенрис своими глазами наблюдал, как одежда Андерса становилась всё потрёпаннее, глаза всё больше западали, а хриплый голос садился всё ниже. Фенрис старался не приглядываться к нему, не вслушивался в беседы Варрика и Хоук, когда те заговаривали об Андерсе тихим, встревоженным тоном. Когда случился катаклизм, в какой-то мере Фенрис не удивился. Он видел, как Хоук пощадила Андерса, и покорно согласился защищать магов: в Казематах находилась Бетани, так что Хоук мгновенно отвергла идею вырезать всех её собратьев. Фенрис, по локоть заляпанный кишками храмовников, обречённо размышлял, сумела бы Мередит предотвратить убийство целого Ордена, заблаговременно пощадив Хоукову сестру? Но Хоук всегда хваталась за любую возможность помочь отщепенцам и неудачникам. Если бы не эта её черта, Фенрис и сам наверняка бы давно погиб. В его жизни были несколько случаев, когда он с радостью бы принял быструю смерть, хотя не в природе Фенриса было предаваться унынию. Фенрис не сомневался, что, по многим меркам, заслуживает расплаты за свои преступления. Именно поэтому, когда Хоук перед битвой повернулась к нему с немым вопросом, ответ Фенриса был лаконичен. Каждый сам был вершителем своей судьбы, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Если Андерс, здесь и сейчас, хотел так малодушно покончить с жизнью, то это было его решением. Пусть становится мучеником ради идеи, на которую многие отреагируют с ужасом и отвращением. Когда Хоук отбросила нож в сторону, сердце Фенриса забилось заново, словно разжалась стискивавшая его рука. И когда Андерс, шатаясь, поднялся на ноги, с таким лицом, будто вот-вот расплачется от благодарности, Фенрис уклонился от взгляда Изабелы и пожалел, что не может потереть грудную клетку сквозь стальной доспех. Он всегда гордился своей невозмутимостью и резонными аргументами против магов, поэтому счёл абсурдным окатившее его облегчение после пощады Андерса и не придал этому чувству значения. После битвы их группа распалась, и каждый направился своей дорогой. Варрик, с запавшими от горя и гнева глазами, едва не уплыл вместе с Изабелой, но в итоге решил переждать грядущую бурю в Киркволле. Тревогу друзей он, как обычно, развеял парой слов. Авелин отправилась в доки проводить Изабелу. Фенриса бы не удивило, попытайся она оттолкнуть корабль от причала голыми руками. Мерриль, Хоук и Бетани, закутавшись в длинные плащи, присоединились к веренице людей, покидающих город и направляющихся в горы. Фенрис пошёл с ними. Компания из двух магов и разбойницы была слишком несбалансированной. Бетани не встречалась с ним взглядом, и Фенрис ощущал странное желание её утешить. Она-то, несмотря на свою злополучную природу, была непричастна к трагедии. Андерс после битвы растворился в толпе. Фенрис не сомневался, что у того были свои собственные выходы из города. Фенрис был благодарен ему за уход. Перспектива присоединения Андерса к их маленькому отряду радости не доставляла: Фенрис не считал себя подходящим на роль храмовника, палача или чужой совести и знал, что не вынесет, если остальные простят Андерса. Однако это не избавило его от выслушивания домыслов своих спутниц. Фенрис хранил мрачное молчание всякий раз, когда те обсуждали возможную мотивацию Андерса, предполагая всё на свете, от влияния духа и ненависти к Церкви до мелочной мести за гибель друга тогда, в храмовом нефе, много лет назад. — По крайней мере, мы снова вместе, — сказала Хоук Бетани. На лице её читалась искренняя радость от обретения сестры. Бетани бодро улыбнулась, но Фенрис, глядя, как горный ветер швыряет её чёрные волосы ей в лицо, размышлял, скучает ли она по тишине и покою Круга, по надёжной уверенности в том, что находится на своём месте. Потребовалась неделя восхождения, избегания главных дорог и бандитов, ночей, проведённых на жёсткой земле, и долгих молчаливых переходов, чтобы Бетани медленно признала: — Там было хорошо и безопасно, но… не будь у тебя денег и титула Защитницы, всё было бы по-другому. Под конец там буквально кожей чувствовалось напряжение… я видела, как многих храмовников раздражал тот факт, что ко мне приходится относиться с уважением. Фенрис посмотрел на север — туда, где гребни холмов были зеленее. Бетани всегда казалась ему довольной своей жизнью в Круге, однако привилегий статуса Хоук было недостаточно. Её титул ограждал их пёструю компанию от бесчисленных ужасов и беспокойств, но Фенрису достаточно было пару раз напомнить себе об умертвии, в которого магия превратила Хоукову мать, и о застывшей в безмолвном крике статуе Мередит во дворе Казематов, чтобы увериться, что покинуть Киркволл было лучшим решением для них всех. Во всяком случае, мага, похоже, следовало простить заочно. * * * Свет множества фонарей и факелов, отражаясь от низко нависших туч, окрашивал чёрное небо Минратоса в вишнёвый цвет и освещал тени даже в районе вольных граждан. Фенрис сидел у стены на ящике, в комнате, битком набитой увлечённо перешёптывающимися эльфами и людьми. Такое многочисленное сборище было, разумеется, незаконным, поэтому Фенрис держал ухо востро, прислушиваясь к малейшим колебаниям в гуле голосов, чтобы не пропустить момент, когда их обнаружат. Запрокинув голову к одной из дыр в потолке, он уставился в затянутое облаками чернильное небо. — Волнуешься? — Один из заговорщиков протолкался к Фенрису сквозь толпу: пожилой эльф с подрезанными ушами и бельмом на одном глазу. — Нет, — ответил Фенрис. — Она более чем доказала свою компетентность. Не сомневаюсь, она появится в назначенное время. Эльф не стал спорить и, пожав плечами, уселся рядом на корточки. Через дыру в потолке было видно луну, проплывающую сквозь облака, и Фенрис только успел подумать, не ожидать ли дождя, когда дверь распахнулась и в помещении воцарилась тишина. В комнату вошла молодая эльфийка в сопровождении знакомого человеческого мужчины. Варанья захлопнула дверь за Андерсом, пока тот стоял столбом, таращась на Фенриса, словно на привидение. Фенрис соскользнул с ящика на пол, и Андерс безуспешно попытался отступить. — Ты, — выдохнул он. Он хорошо сливался со здешней толпой: такой же растрёпанный оборванец, каким был всегда. Лицо его исхлестали дожди и иссушило солнце, никогда не заглядывавшие в Клоаку, однако выглядел Андерс хорошо — словно скитания не вымотали его до крайности, но закалили и придали сил. Он выглядел другим человеком. Даже волосы его отросли ниже плеч и были небрежно перевязаны тонким шарфом. — Да, — подтвердил Фенрис, пристально его разглядывая. Похоже, Варанья рассказала ему всего ничего. Самую малость, чтобы заманить этого глупца сюда. — Но… ты же маг, — пролепетал Андерс, повернувшись к Варанье. — Как ты можешь сотрудничать с этим… с Фенрисом, подумать только! — Он мой брат, — ответила та. — Если бы я тебе сказала, ты бы не согласился прийти. Выражение лица Андерса было непередаваемым. Он явно еле сдерживался, чтобы не закатить скандал на глазах у молчаливой толпы. Фенрис сомневался, что кто-либо из присутствовавших тем вечером в «Висельнике» рассказал подробности встречи Андерсу, но тот, очевидно, пришёл к собственным заключениям. Варанья завалила брата наводящими вопросами об Андерсе, когда Фенрис упомянул, что тот может стать решением их проблемы, и Фенриса слегка испугало, как точно она определила их взаимную неприязнь благодаря одним только разговорам и на основании этого сделала вывод, что не стоит раньше времени рассказывать Андерсу о родстве. Очередное напоминание, что с Вараньей нужно быть настороже. Окружающие оглядывали новоприбывшего, и Фенрис видел на их лицах сомнение и неподдельный интерес. — В жизни не поверю, что именно ты — не кто бы то ни было, а ты! — стоишь во главе восстания, — произнёс Андерс, буравя Фенриса взглядом. — Тебя не волнуют общественные проблемы. Тебя не волнуют чужие убеждения. Ты не стал бы работать с теми, кто… — Достаточно, — отрезала Варанья. Фенрис понимал, что всё шло не так, как она планировала, и невольные зрители начинали действовать ей на нервы. — Встречаемся через два дня в то же время, — обратилась она к толпе. И уже тише: — Идёмте. Андерс первым вышел на зловонную улицу и настороженно встал поодаль, будто только и дожидаясь сигнала к бегству. Остальные расходились, кивнув на прощание Фенрису или перемолвившись словечком с Вараньей, прежде чем раствориться в ночи. Варанья кивком указала на неприметный переулок, и Фенрис видел — в конце концов, он семь лет его знал, — что Андерсу сейчас хотелось одного: уйти тем же путём, что и пришёл, покинуть не только район, но и сам город. Фенрис положил ладонь ему на спину и подтолкнул — легонько, чтобы Андерс не упал лицом в вонючую грязь под ногами. Андерс вывернулся из-под его руки, но Фенрис успел изумлённо заметить, насколько мягкая и тёплая у него спина под тонким плащом. Сейчас было не время думать о подобных вещах: о его улыбке, например, или о нескольких седых прядях в его волосах, или о том, как Андерс выглядел, когда… Фенрис дал себе мысленный подзатыльник. — Да иду я, иду, — угрюмо пробурчал Андерс. — Кстати, причёска у тебя дурацкая. Чёрный цвет тебе не идёт. — Я иногда забываю, насколько слабы человеческие глаза, — ответил Фенрис после секундного замешательства. — Мои волосы не чёрные, а тёмно-рыжие. — Новый образ, значит? Жизнь с чистого листа? Новая хибара, новое окружение, новая краска для волос? Рыжий Фенрис — это почти так же удивительно, как Фенрис-революционер. — Заткнись, — велела Варанья. — А ты далеко не такая милая, как тогда, когда пыталась заманить меня в город. — Голос Андерса звучал чересчур громко, а в следующее мгновение маг поскользнулся и едва не навернулся, и Фенрис запоздало понял, что тот и правда совершенно ничего не видит в темноте своим человеческим зрением. Фенрис сжал его руку повыше локтя, без удивления ощутив голую кожу под криво заштопанными дырками на рукаве. — Вверх по улице, третья дверь, — сказал он. Внутри лачуга Фенриса пахла жжёными травами и печным дымом, а теперь ещё и дождевой водой, просочившейся сквозь стены после дневного ливня. Варанья примостилась на табурете и вытащила таз, намереваясь помыть ноги; Фенрис в это время снял пальто и забросил на полку. Андерс неприкаянно топтался на пороге, настороженно наблюдая за ними; он казался великаном в крошечной комнате, которому здесь не место. — На первое время останешься здесь, с Фенрисом, — деловито заявила Варанья. Андерс, сведя брови, скинул плащ — тем самым безошибочным жестом, каким, на памяти Фенриса, скидывал пальто в их единственную совместную ночь, давным-давно. Фенрис почувствовал, как собственные брови поползли на лоб от таких мыслей, и кашлянул, прочищая неожиданно пересохшее горло. Он не ожидал, что встреча с Андерсом так сильно на него повлияет, и уж точно не думал, что эффект будет… таким. На Андерсе было слишком много одежды для жаркой минратосской ночи. Он опустился в одно из скрипучих кресел хижины, закинув котомку под свои длинные ноги. Его старая рубаха застиранного белого цвета, покрытая походными пятнами, казалось, распадётся от малейшего прикосновения; а бандану и завязку для волос Андерс сорвал с головы одним быстрым жестом. Волосы рассыпались по плечам, обрамили лицо, тускло мерцая в скупом свете масляной лампы. Андерс внезапно вскинул голову, дерзко уставившись на Фенриса. — У революционеров найдётся что-нибудь попить? — спросил он, и Фенрис понял, почему на него пялится. Этот спокойный, полный сил Андерс всё больше напоминал ему того Андерса, которого Фенрис повстречал десять лет назад. В последнем его воспоминании фигурировал совершенно другой человек: мертвенно-бледный, с осунувшимся лицом, в длинном чёрном пальто. Фенрис тогда пытался представить его магистром, но так и не смог — уж слишком этот вороний скелет отличался от павлинов Минратоса. Хотя бы тем, что Андерс не упивался совершаемым злом. И пусть сидящий в нём дух ревел и впадал в ярость, но зато не сыпал льстивыми обещаниями, подобно другим демонам. К тому же, сидящий перед ним и принимающий из его рук флягу Андерс не был гротескным одержимым. Фенрис повидал достаточно одержимых за свою жизнь, чтобы признать, что что-то изменилось. Он не собирался доверять Андерсу — он просто намеревался заполучить его помощь. Варанья пристально следила за Андерсом, и вскоре тот это заметил. — Нелегко, наверное, магу иметь такого братца? — съязвил он. — Послать письма Изабеле было хитрым решением. Ты ведь на самом деле ничего не знаешь об одержимости духом, так? — Письма писал Фенрис, — последовал лаконичный ответ. — Я знаю о тебе очень немногое. Собеседники обменялись холодными взглядами, и Фенрису неожиданно пришла в голову забавная мысль: Андерс, несмотря на дело всей своей жизни, никогда особо не любил других магов. — Послание привело тебя сюда, и мне этого достаточно, — отрезала Варанья. — Занятно. Может, тогда расскажешь, почему я здесь? — После ухода из Киркволла я прибыл сюда, — произнёс Фенрис. Он прибыл в поисках Вараньи. У него не было желания смотреть на родную деревню Хоук — не в обиду Хоук, но после рассказов окружающих Фенриса мало привлекал Ферелден. Так Фенрис оказался на перепутье. В то время выбранная дорога казалась ничем не хуже других, и Фенрис рассчитывал, что его долгое отсутствие в Минратосе стёрло его из памяти этого города. До сего дня ему сопутствовала удача. — К тому времени я уже два года руководила подпольем, — добавила Варанья. Фенрис видел, как Андерс застыл и лицо его напряглось, словно у гончей, которую только что приструнили. — …Рабским подпольем, — медленно произнёс он. Варанья кивнула. — Когда Лито нашёл меня, я думала, он меня убьёт, — призналась она. — Я не знала, что он от меня хочет. Она опустила взгляд на свои руки. Фенрис своими глазами видел, как она призывала лёд и замораживала людей насмерть; её тонкие пальчики творили такое, что не под силу и десятерым мужчинам. — У меня здесь были связи, — продолжила Варанья. — Я была единственной, кто… пережил поездку в Киркволл. Когда Данариус погиб, я могла рассказать свой вариант событий. Представить историю так, как было нужно мне. У меня были средства: я прикарманила то, что взял в путешествие Данариус, а сумма была немаленькой. Всё это обеспечило мой гарант безопасности по возвращении в Тевинтер. Некоторые магистры даже предлагали взять меня в ученицы — пусть я не стала бы альтусом, но смогла бы проложить себе дорогу наверх. Варанья вздёрнула подбородок и поджала губы. — Я заняла самое лучшее возможное положение. Но этого было недостаточно. Фенрис наблюдал за ней с опаской. В Киркволле он не поддерживал никаких революционных идей и отклонял уговоры наиболее преданных своему делу друзей поверить в то либо в это. По мнению Фенриса, его невмешательству способствовал глубоко укоренившийся инстинкт самосохранения. Варанья же, в отличие от него, была амбициозной. — Всё началось с малого, — продолжила она, отвернувшись от них обоих. — Всего лишь… одолжить одному плащ. Выписать другому пропуск. — На мгновение она умолкла, и взгляд её стал затравленным. Между ними было ещё слишком много недоверия, чтобы Фенрис мог требовать подробности о возникновении восстания. Когда он прибыл в город, её движение уже насчитывало, по меньшей мере, двадцать хмурых мужчин и женщин, большинство из которых носили шрамы от предыдущих попыток освободить своих собратьев. — Это всё очень мило, но вы двое выманили меня сюда, — без обиняков заявил Андерс, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в колени. — И я хотел бы знать зачем. — «Пока я не ушёл» осталось невысказанным. — Улицы Минратоса в последнее время залиты кровью, — начала Варанья. — Одна из знатнейших семей пытается упрочить свою власть. Ещё одна вещь, которой полным-полно на здешних улицах — это истории, передаваемые из уст в уста. Об отступнике, который уничтожил Церковь на юге откровенно жестоким способом. — Что? — переспросил Андерс после секундного молчания. Варанья пожала плечами. — Ты здесь известен. В прошлом все богатые семьи лаэтанов — те, которым связи позволяли торговать за пределами Империи, — стали бы для нас непреодолимой преградой. Сейчас? Покалечь один знатный дом — и вся рука Империи онемеет, — ровным тоном закончила Варанья. — И что вы от меня хотите, чтобы я… взорвал их особняк? — продолжил недоумевать Андерс. — Я предложил магистериум, — отозвался Фенрис. Варанья перевела взгляд с одного на другого, и Фенрис неожиданно для себя прочёл в её глазах отвращение. — Ничего взрывать вы не будете. Если я хоть на секунду заподозрю, что кто-то из вас планирует что-нибудь взорвать, я собственноручно сдам вас обоих. Это Минратос, здесь постоянно бесследно пропадают люди. Даже люди такого уровня. Мы с вами не можем зачистить это змеиное гнездо, но можем посрубать несколько голов. — Я вам не Ворон какой-нибудь, — возмутился Андерс. — Ни один Ворон не подберётся достаточно близко к Триариусу и его выводку, — возразила Варанья. — Ты — одержимый Страж, которого все южные андрастиане Тедаса считают своим врагом. Сама твоя необычность откроет для тебя двери аристократов. — Мы обеспечим тебя недвижимостью в городе и финансами, — добавила Варанья. Развернувшись, она сняла дорогой на вид плащ с крючка на стене и накинула себе на плечи. — Мне пора бежать, пока меня не хватились. Не поубивайте друг друга. С этими словами Варанья отперла задвижку и скрылась за дверью. — Куда это она? — спросил Андерс в наступившей тишине. Фенрис пожал одним плечом. — У Триариуса учеников столько же, сколько отпрысков. — Она хочет убить своего учителя? Прелестно. И абсолютно не подозрительно. — Не вставая с кресла, Андерс прислонился к стене хижины. Фенрис мог бы предупредить его, что стены грязные, но промолчал. — Если вы с сестрой считаете, что я стану плясать под вашу дудку, то вы оба полоумные, — прибавил Андерс. — Я уйду, как только высплюсь. Дыхание Создателя. — Я и не ждал, что ты останешься. Или что согласишься помочь. Андерс прекратил ёрзать и принял оторопелый вид. А затем рассердился. — У меня других забот полно! — рявкнул он. — Там весь мир сходит с ума, если ты не заметил! Фенрис промолчал. Новости извне поступали скудные и поставлялись, главным образом, Варриком — тем самым Варриком, который на протяжении двух лет посылал Фенрису сообщения и оставленные в Киркволле деньги с гномьим курьером. Однако последние шесть месяцев от Варрика не было никаких вестей. По многим причинам. Фенрис поморщился и пожалел, что у него в доме нечего выпить. — Я говорил Варанье, что это глупая затея. В конце концов, какая нам польза от Справедливости, которого заботят только маги? — Пауза. — Как и его хозяина. Андерс, казалось, едва сдерживался, чтобы не броситься на Фенриса. На удивление, демон не спешил вылезать наружу. Фенрис снова свёл брови. Последние несколько лет в Киркволле, когда Фенрис избавился от подозрений и вечной настороженности, отпечатались в памяти чётче, чем предыдущие годы. Фенрис отчётливо помнил, как паутинка синих трещин испещряла кожу Андерса, просвечиваясь сквозь одежду, словно дух внутри него готов был в любую секунду вырваться из телесной оболочки. Нынешний Андерс выглядел не взбешённым, а просто-напросто расстроенным. Что же изменилось за эти годы? — Есть ещё множество магов, нуждающихся в моей помощи, — продолжил стоять на своём Андерс. — Я не могу согласиться на ваш... непродуманный план. Если информация о том, что я вожу дружбу с рабовладельцами, просочится наружу, она уничтожит всё, над чем я работал. Фенрис! Фенрис отвернулся и разглядывал стену. Ему и правда очень хотелось выпить. Он не пил уже несколько месяцев — не мог позволить мыслям и рефлексам притупляться. Минратос никогда не был и вполовину таким безопасным городом, как Киркволл — а в Киркволле жилось как на острие ножа. — Фенрис, — повторил Андерс с отчаянием, — ты не можешь хотеть, чтобы я остался. Или чтобы помогал. Ты меня ненавидишь. Однажды я уже подвёл тебя. — Я не хочу твоей помощи, — коротко бросил Фенрис. Хитрость и изворотливость никогда не были его сильной стороной, но если он сумеет довести Андерса до точки кипения... — Однако Варанья считает, что с твоей помощью спасёт сотни, даже тысячи жизней. — Затея Вараньи наверняка была обречена на провал, но Фенрис решил оставаться в Минратосе до тех пор, пока Варанья сама не сбежит из города, предварительно спалив его дотла. Уж очень привлекательной была идея. — Не говори этого, — выпалил Андерс. — Просто... помолчи минуту. Фенрис повернулся обратно к нему и с удивлением обнаружил, что Андерс уткнулся лицом в ладони. Неужто он теряет контроль? Андерс глубоко дышал; грудь его мерно вздымалась и опускалась. Волосы струились между пальцев, и Фенриса в который раз поразили их длина и цвет. С минуту он молча наблюдал за Андерсом, потом облизнул губы. — Ты стал на редкость спокоен, — произнёс он, мгновенно пожалев об этом. Андерс резко вскинул голову и воззрился на него. А потом, к удивлению Фенриса, улыбнулся. — С Киркволлом было что-то не так, — ответил он. — Что-то неправильное было в самом камне города, и это причиняло Справедливости невыносимую боль. Ты сам знаешь, что я не покидал эту скалу семь лет — но как только покинул, тут же почувствовал себя лошадью, наконец-то освободившейся от упряжи. Фенрис вскинул бровь. — Ты пытаешься вывести Справедливость из себя, — протянул Андерс, вскидывая бровь в ответ. Уголок его губ приподнялся в улыбке. Фенрис нахмурился, сочтя, что над ним издеваются. — Пытаешься привести его в ярость. — Я просто говорю то, что вижу, — возразил Фенрис. — В некотором роде это моя вина. Я рассказал о тебе Варанье, и она вбила себе в голову позвать тебя на помощь. Мне следовало переубедить её. Твоя цель диаметрально противоположна нашей. Наши беды никоим образом тебя не касаются. — Это... это не так. Андерс хотел было добавить что-то ещё, однако Фенрис грубо перебил его: — Если уйдёшь на рассвете, то опередишь Варанью и получишь неплохую фору. Как вариант. Андерс издал несколько не поддающихся описанию звуков — Фенрис смотрел на него без всякого выражения, — после чего фыркнул и сложил руки на груди. — Я сюда месяц добирался. До завтра точно никуда не уйду. Фенрис кивнул, и, разумеется, масляная лампа в углу выбрала именно этот момент, чтобы зашипеть и погаснуть. Она уже долго мигала, но увлечённый разговором Фенрис не обратил внимание вовремя. Он с проклятием поднялся зажечь её — может, просто масло кончилось? — однако оказалось, что это фитиль утоп в луже пепла и жира на донышке. Едва Фенрис протянул руку, чтобы его поправить, лачугу заполнил тёплый золотистый свет. Андерс наколдовал световой шар и, когда Фенрис обернулся, мягко подкинул его в воздух, и шар завис там, отбрасывая по комнате длинные тени. В ярком свете волшебного пламени лицо Андерса уже не казалось таким измождённым, как при тусклом свете лампы. — Ложись спать, — велел Фенрис, указывая на разложенные в углу одеяла. Варанья стянула их с его кровати, но Фенрис не жаловался, он спал и в худших условиях. Андерс не шелохнулся: казалось, он изучал Фенриса при свете. Фенрис слегка обеспокоенно уставился на него в ответ. — Хорошо выглядишь, — ни с того ни с сего заявил Андерс. — Лучше, чем в Киркволле. — Могу сказать о тебе то же самое, — искренне ответил Фенрис. Андерс медленно кивнул. — Думаю, я умирал под конец. Тяготился тем, что намеревался сделать... и сожалениями. Фенрис промолчал, но заметил, как Андерс положил руки на колени и сделал глубокий вдох. — Меня не было рядом, когда тебе требовалась моя помощь. Оттого мне трудно отказывать тебе сейчас. Этого в планах не было. — Не вспоминай о былом, — резко перебил Фенрис. — Почему нет? — Фенрис буквально видел, как Андерс убеждает самого себя, и от этого зрелища у него похолодело внутри. Он хотел, чтобы Андерс согласился, сам подталкивал его к этому — но не по такой причине. Не за счёт их былой привязанности, что бы от неё ни осталось. — Фенрис, — мягко сказал Андерс. — Прости меня. Фенрис не мог больше этого выносить: он резко развернулся на пятках, чтобы заткнуть Андерса, не дать ему сказать больше ни слова. Но вместо того чтобы накрыть Андерсу рот ладонью, он замер как вкопанный. Андерс взял его за руку, но Фенрис отнял свою и запустил её Андерсу в волосы — сжал их в кулаке, потянул вниз, заставляя Андерса запрокинуть голову и поймать его взгляд. Андерс положил руки ему на пояс и потянул на себя; Фенрис неожиданно потерял равновесие и в следующую секунду оказался у Андерса на коленях, упершись одной рукой в стену над его головой. Фенрис растерялся: их первая и последняя ночь была подпорчена тем, что случилось после, и даже тогда Андерс казался отрешённым, казался слабым — тонким и бледным, — и Фенрис неожиданно вспомнил, как дрожали руки Андерса на его теле. Но руки этого Андерса были загорелыми и уверенными, и в поцелуе его не было ни капли нерешительности, которую Фенрис вкусил несколько лет назад. Андерс стиснул его крепче, и Фенрис ощутил, как поникли плечи, как кулак в волосах Андерса разжался. Фенрису хотелось поцеловать Андерса с того момента, как он встретился с ним взглядом, с того момента как он увидел эту знакомую, застывшую столбом фигуру на пороге комнаты. Андерс отстранился и ахнул, когда Фенрис прижался к нему ближе. Если Варанья узнает о них, ей это точно не понравится. А учитывая, что у Андерса язык без костей, она узнает наверняка. Фенрису придётся подавить дурные предчувствия: ему предстояло ввести новый нестабильный элемент в их с сестрой и без того полные опасностей жизни. Андерс запрокинул голову, чтобы посмотреть на него, уклоняясь от поцелуя. Но Фенрис припал к его губам снова, не дав Андерсу перевести дыхание. Сердце его колотилось так сильно, что Фенрис чувствовал пульсацию в своих пальцах, а когда руки Андерса обернулись вокруг его тела, он ощутил и сердце Андерса тоже, быстро бьющееся под рубашкой. Фенрис прикусил губу Андерса, заставив того вскрикнуть — и остался этим невероятно доволен. Он уже вернулся в Минратос, хоть и ненавидел это место. Он решил помочь Варанье с её упрямой затеей, хотя в глубине души сомневался в её эффективности. А теперь он вновь обнимал человека, когда-то бывшего его главным соперником и на одну ночь — любовником. И всё же, целуя Андерса, стягивая с его плеч потрёпанное чёрное пальто, чтобы прикусить шею, Фенрис не чувствовал, что идёт на уступки. Фенрис чувствовал, что делает свой первый шаг в свободной жизни, первый глоток вина из горлышка бутылки. Он чувствовал себя так же, как в тот момент, когда встретился лицом к лицу со своим главным страхом, много лет назад.