Прощение

Санса Старк, пташка, леди, лютоволчица, принцесса Севера — как ни называй, она остается узницей Джоффри в Красном Замке. Пес это знал. Он помнил ее лицо, пропахшее страхом насквозь, помнил голубые глаза, в которых иногда вставали слезы. И под иногда следовало понимать часто — юный король, безрассудный мальчишка, возомнивший себя пупом земли, был по своей натуре садистом. Его можно было сравнить с Эйерисом Таргариеном — осталось только попросить Джейме Ланнистера убить златовласого. Но Сандор Клиган был невероятно предан, словно тот самый пес, которым его кликали, и не смел возразить юнцу, когда тот издевался над Пташкой. Он очень редко называл девушку "Сансой" или "юной Старк". Куда проще было звать ее "Пташкой", так, словно девчонка вышла из простонародья. Псу так было легче. Но красавица с волосами цвета червонного золота никак не походила на крестьянку. Светлая кожа, голубые глаза, стройная и настолько манерная, что даже в страхе не забывала говорить вежливыми словами, словно те были для нее воздухом, которым она дышала. Пташка. Клиган лежал под деревом, сгорая от лихорадки и боли, пронзившей ухо кинжалом. Этот волчонок, эта дикая девчонка, бестия, похожая на оборванку, не осталась милосердной. Разве трудно было Арье — даже воспоминание о дочери Эддарда Старка пронзало болью — вогнать прекрасно выкованную и отточенную сталь ему в сердце? Нет, это было слишком милосердно, слишком... добрым делом. Так бы поступил знатный лорд или... собака. Но нет, на гербе Старков лютоволк, и поступают они как волки — жестоко. Сандор успел об этом подумать, когда небосклон у своих границ стал розоветь. Однажды ты увидишь, что собаки делают с волками. В бреду мужчина вспомнил свои слова, и шальная мысль пролетела в его голове: "А обойдут ли волки меня стороной? И коли нет, то что они сделают со мной?" Арья Старк не убила его, и главным мучением для Пса стали воспоминания. На второй план отошли боль и жар, и холод, и судороги в теле. Санса. Она сейчас в Королевской Гавани, в красной ловушке, в лапах у золотого кота, бьющего себя когтистой ладонью в грудь, словно то колесо, и твердящего о том, что этот пушистый мешок мяса зовется львом. Надо было забрать ее силой, связать по рукам и ногам, рот заткнуть пропахшей маслом тряпкой, закинуть на Неведомого и ускакать прочь. Прочь от сумасшедшей женщины, мечтающей сесть на трон, юного извращенца, напыщенного и слишком гордого, чтобы осознать свою никчемность, и зеленого огня, охватившего всю Черноводную. Огня... В жару, творящемся в его голове, Пес вспомнил, что на Королевскую Гавань всей своей мощью двигался Станнис Баратеон. Так что же сейчас с принцессой Севера — она плачет от царапин, оставленных гордым клубком шерсти, или раздавлена копытами коронованного оленя, полыхающим огнем какого-то божка? Или лежит в общей могиле, съедаемая червями? Колокольчик. Санса Старк с ее рыжими, словно осень, словно листва на деревьях, словно золото, словно огонь волосами была похожа на ту, которую Сандор видел в своем юношестве. У нее были точь в точь такие же голубые глаза, такое же нежное тельце, такие же длинные пальцы. Единственным отличием было лишь полузнатное происхождение. Колокольчик. Мать назвала ее как и себя — полевым цветком. Возможно, это была их семейная традиция — Сандор не смел спросить, даже учитывая свое более высокое положение. Уже в то время он ходил с одной обожженной половиной лица. Пес застонал. Боль в ухе стала невыносимой, жгучий пот попадал в глаза, тело горело, и ему казалось, что мозги его сейчас закипают точно так же, как и вино, которое Арья Старк лила ему на раны. Он был еще совсем юнцом, ни разу не видавшим прекрасного женского тела, когда увидел Колокольчик. Абсолютно прекраснейшая девушка, с громким задорным смехом, волосами, подобными по цвету жаркому пламени, и голубыми глазами, за которые ее мать, Ромашка, и прозвала девчушку Колокольчиком. Называть крестьянских девчонок в честь полевых цветов вообще излюбленная традиция у простолюдинов. В первое мгновение, лишь только посмотрев на лицо девушки, Сандор решил, что она принадлежала к какому-нибудь знатному роду, однако лохмотья, которым крестьянские женщины изредка старались придать цвет, переубедили мальчишку с огромнейшим и уродливым ожогом вмиг. Эта девочка еще не расцвела, а мать ее была завидной куртизанкой. Об этом ему пробормотал один из солдат, сопровождавших Сандора везде и всюду. Клиганов мало кто любил, и надзор за одиннадцатилетним неразумным и молчаливым мальчишкой был необходим. Огонь в волосах, ручеек в сердце. Сандор не помнит, как выглядела Колокольчик, но, увидев Сансу Старк в Винтерфеле, он был полностью уверен в том, что дочь Эддарда похожа на девчушку его сердца как две капли воды. Может, лицо у дочери Ромашки было чуть более круглым — подарок матери, не отличавшейся знатным положением. Однако в обоих текла кровь Талли — за это Клиган ручался. Мать Сансы была дочерью Хостера Талли, а тот, в свою очередь, во времена буйные подарил свое семя Ромашке. Простолюдинка, не отличавшаяся большим умом, влюбилась до беспамятства в лорда речных земель. Хостер Талли был мужчиной чести, и не стал уговаривать женщину пить ромашковый чай. Сандор не знал, был ли он в момент зачатия единственного своего бастарда женат или нет — его это не интересовало. В принципе, ему бы было абсолютно наплевать на утехи лорда, естество которого дало знать о себе в неподходящий момент, если бы эта история не была связана с Колокольчиком. Девушка, еще не расцветшая, однажды поведала мальчику с большим шрамом на пол-лица о своем происхождении. Она говорила полушепотом, с придыханием, прикрывая глаза и подавая все в романтичном свете. Разумеется, никакой романтики в этой истории не было, но Колокольчик уверяла Сандора, что лорд Хостер говорил ее матери, будто у нее будут другие, законные дети. Но Ромашка больше не зачала ни от одного мужчины. По крайней мере, когда Клиганы приезжали в то время в постоялый двор, у куртизанки был только один ребенок. Закат превращал местность в сказочное царство. Исчезали серые лужи и грязь, деревья, и без того покрытые мантией осени, загорелись ярким желто-розовым пламенем, полнеба словно оросилось кровью, а из глаз Пса потекли скупые слезы, сдерживать которые мужчина не находил сил. Больно, как же ему больно. Девушка была весела и прекрасна. Ее чистый смех ручейком наполнял нутро Сандора освежающим светом. При виде Колокольчика внутри у мальчика начинало трепыхаться, словно та желтая птичка, которую он однажды изловчился поймать. К щекам приливала кровь, и Сандору казалось, что он и не настолько уродлив. Юный Клиган не знал, почему Григор решил задержаться в этом месте подольше, но с каждым днем он молил богов о том, чтобы те уговорили его брата задержаться здесь еще на пару дней. Сам Сандор ни за что бы не решил сказать брату это в глаза — после того, как тот испек его плоть над очагом, мальчик не решался даже дышать рядом с Григором. Слишком велик был страх перед ним. И перед огнем. Но огонь в волосах Колокольчика не был страшен изуродованному юнцу. Это было единственное пламя, которого Сандор не страшился. У самой кромки горизонта закат стал приобретать фиолетовый оттенок. Словно синяк — тот тоже сначала краснеет, а затем становится лиловым. Пес находился в бреду. Воспоминания, жар, холод и боль в отсеченном ухе мучали его. Она спела ему. Санса спела ему. Мужчины, сопровождавшие его брата, посмеивались над Сандором, когда тот, нарвав ромашек на близлежащем поле, отправился к Колокольчику. Девушка была добра и мила с мальчишкой, и это давало ему необоснованные надежды. С того самого момента, как заботливой рукой братца он стал уродом, дети, с которыми прежде юный Клиган развлекался во дворе, стали избегать его. Однажды он, еще будучи семилетним, одиноким и боящимся громадной тени Горы, искал компании друзей, преследуя и зовя ребят с улицы. Но те лишь убегали от него, прятались за углами дворов и тихо шептали "страхолюдина". Сандор мог бы заплакать, если бы это не было так больно. Обожженная кожа начинала ныть и саднить от соленых слез, худо-бедно текших по его лицу. Однажды ребята не стали убегать от общества калеки. Они хмуро смотрели на него, пока мальчик подходил к ним, предлагая различные игры, в которые они могли бы сыграть вместе с ним. Один из мальчишек, старше Клигана года на три, зачерпнул в руки комок грязи и, глянув на мальчишку серыми глазами, швырнул тому в лицо липкий комок. Семилетний Сандор, замерев от неожиданности, посмотрел на того, не замечая, как другие мальчишки стали следовать примеру десятилетки. Они зачерпывали в руки хлюпающую грязь, подбирали камни, даже навоза не чурались - и бросали в Сандора. "Урод, страшила, чудовище, выродок" — кричали те, преследуя плачущего Клигана по узким улочкам. Тот, не видя ничего из-за подступивших к горлу слез, бежал от мальчишек так, что пятки сверкали. Как удивительно поменялись роли — сначала ребят преследовал Сандор, теперь же они бежали за ним по улицам, выкрикивая гневные ругательства. С того самого момента юный Клиган закрылся в себе. Пес вздрогнул — он услышал волчий вой. Тьма еще не опустилась на землю, а серые твари уже спешат за ним. Возможно, это Старки, зверски убитые за все долгие столетия, облачились в серые шкуры и рыщут по сожженным полям в поисках врагов? Дети были жестоки. Колокольчик же была не такой — она не обзывала его, не убегала, не прятала хорошенькое лицо за ладонями и не отворачивалась от уродливого лица. Хотя бы лишь за одно это ее стоило полюбить. Возможно, Сандор влюбился в нее, этого он точно не знал; будь в то время рядом с ним Санса Старк, она бы убедила его в возвышенности чувств к прелестной девушке. Мальчишка чувствовал в груди трепет, когда видел на улице Колокольчик, хотел пуститься в пляс, когда она смотрела на него, и думал о прелестнице ночью, перед тем, как уснуть. Каждый день, когда ему удавалось улизнуть из под тени Горы, он бежал на луг, что стоял за харчевней, рвал цветы и искал Колокольчик. Девушка смеялась, принимая букет невзрачных полевых цветов, имеющий столь сладкий запах, что голова шла кругом. А когда по округе раздавался ее солнечный смех, Сандор готов был взлететь так высоко, что солнце опалило бы его щеку еще раз. Однако юный Клиган не заметил бы адской боли, ведь в голове у него жила веселая, милая и прекрасная Колокольчик. В один из вечеров он попросил Колокольчик спеть ему. Девушка мгновение молчала, но потом запела тихо, красиво и ровно, словно ручей, словно дуновение ветра. Сандор закрыл в тот момент глаза и почувствовал, как его носа слегка коснулась мягкая и будто бы бархатная кожа. Колокольчик его поцеловала. — Арья! — прошептал, а казалось, вскрикнул Пес. Голова шла кругом, о ком он вспоминал — о Сансе или о Колокольчике? Это неважно, ведь над ним склонилась маленькая лютоволчица и Джоффри, и королева Серсея, и Роберт Баратеон с молотом, и Станнис, и Григор — его родной и всем сердцем ненавистный брат. Все они лили ему на ухо кипящее вино, в воздухе превращавшееся в зеленый огонь, заново создающий на его лице мерзкий шрам. Лица их расплывались, сливаясь в одно целое, глаза становились безумными, улыбка расширялась, словно кто-то провел мечом по лицу от уха до уха. — Нет, — хрипло бормотал он, — нет, нет, нет... Григор узнал о том, что его младший брат каждый день таскался на луг. Узнать, с какой целью, для верзилы не составило труда — даже будучи подростком, он наводил страх на людей. Старший Клиган был не из тех людей, которые бы позвали маленького влюбленного мальчишку к себе на порог и объяснили бы о существовании сословий. Григор был из тех людей, которые все вопросы решали кулаками. Сандор как раз-таки брел с букетом цветов, как на его пути возник Гора. Маленький Клиган разом остановился. Старший брат, даже толком не посмотрев на младшего, схватил того за шкварник и потащил за собой. У псарни Сандор заметил краем глаза Колокольчик. За локти ее держали двое солдат — верных и тупых помощников Григора. По щекам девушки текли слезы. В грудь Сандора словно выстрелили из арбалета, и болт входил в мягкое и нежное мясо сердца. — Что, захотел эту сучку? — прогрохотал старший Клиган, указывая пальцем на Колокольчик. — Ты вообще кто такой? Зачем я сражаюсь с врагами, если ты позоришь мое имя своими соплями по этой шлюхе? — Я... — только просипел Сандор, не смея поднять огромные от страха глаза на Гору. — Ты, видать, не знаешь, что с такими потаскушками надо делать, — проревел Григор младшему брату прямо в ухо. — Заведите эту свинью к псам, — кинул тот солдатам. Те кивнули, и Сандор успел заметить, что в их глазах, несмотря на цветущие улыбки, плясал страх. Колокольчик бросили на пол, и в помещении, провонявшем собачьим дерьмом, соломой и тухлым мясом, взвыли псы. Маленький Клиган видел, как широко они раскрывают пасти, и слюна брызжет во все стороны. Солдаты ушли, а Григор возвысился над девушкой. Он усмехнулся и пнул Колокольчик. — Не надо, — одними губами прошептал Сандор, но вездесущий Гора, посмотрев на младшего брата словно зверь, проворчал: — Сейчас я тебе покажу, как надо. Григор сорвал с Колокольчика одежду, превратив грубое сукно в бесполезные лохмотья. Девушка лежала на полу, холодном и покрытым редкими волосинками соломы, абсолютно голая. На мгновение, скрытое между сорванной одеждой и грубыми руками старшего Клигана, нутро Сандора откликнулось на неприкрытое ничем лоно девушки. Он почувствовал, как жар растекается по телу, прежде чем Григор схватил Колокольчик и не перевернул на живот, чтобы взять ту грубо, по-собачьи. Он ворвался в ее замок, сорвав ворота с петель, ломая железными руками стены, круша башни и сжигая все на своем пути. Сандор, выбегая из псарни, слышал, как кричат убитые, как стонут от боли надруганные, как смеются мерзавцы, зовущие себя рыцарями. Сандор боялся Григора за увечье, которое мальчик носил на своем лице. Но теперь он его и ненавидел, моля богов дать ему силы. Глаза застилала пелена слез, в ушах стоял крик Колокольчика и смех Григора, ноги отказывались унести младшего Клигана от псарни. Он стоял и молил Отца остановить безумие; молил Мать дать силы девушке; молил Воина защитить Колокольчик; молил Кузнеца послать кому-нибудь из солдат праведный меч, которым бы тот остановил Григора; молил Деву оставить при девушке ее прежнюю веселость; молил Старицу дать ей мудрость; молил Неведомого не приходить. Когда он упал на колени, абсолютно бессильный, крики Колокольчика прекратились. Над ним стоял Григор — гора, наводящая страх на всех и вся. У его ног на пыльную землю падала кровь, а когда Сандор осмелился поднять глаза, то увидел Колокольчик. Пес вздрогнул, почувствовав из тумана лихорадки, как рядом с ним кто-то появился. Он старался сконцентрировать взгляд на темном силуэте, возвышавшемся над ним, словно скала. Словно утес. Бобровый Утес. Тайвин или Джоффри, Серсея или Джейме — разницы нет. А может, это Стена приблизилась к нему? Но кто же тогда стоит на ней? Эддард Старк, старый Мормонт, Молодой Волк или Арья? Кто бы это ни был, Пес больше не мог выносить эти мучения — воспоминания, туманом охватившие разум. — Прошу, смилуйся... — прохрипел мужчина, сотрясаясь от судорог, — ... убей... пощади... Но силуэт лишь покачал головой и ушел. Пес застонал. Он обречен на страдания. Голубые глаза остекленели, несмотря на слезы, продолжавшие литься по щекам. Рот был приоткрыт, и кровь струилась из него, насыщая мертвую землю. Она лилась и из шеи, дальше которой ничего не было. Григор запутал пальцы в волосах цвета осени, держа в руках отрубленную голову Колокольчика. — Она — ничто. Это цена твоей слабости, — сказал Гора, бросив под ноги Сандору голову девушки. — В псарне шавки глодают ее тело. И старший Клиган ушел. Сандор дрожал всем телом, взгляд его замер и остекленел, точно у Колокольчика. Зрачки, сузившиеся до размеров игольного ушка, были устремлены недвижно на блестящее пятно, выделявшееся на фоне пыльного двора. Там, за головой Колокольчика, у пня, на котором крестьянские мужики рубили дрова, лежал меч. Не существует никаких богов. Не существует ни Отца, ни Матери, ни Воина, ни Кузнеца, ни Неведомого — никого. Есть только человек, глупый и смертный, и меч, которым он может себя защитить. И ненависть, страшная, цвета крови, разрушительная, подобно огню или шторму, большая, словно горы, бескрайняя, будто океан. Сандор зашел в псарню. Собаки грызлись друг с другом за кусок человеческого мяса, жестоко обруганного его братом. Они рвали плоть, кусали друг друга за костлявые спины, изморенные голодом, рычали и подвывали, жалко пародируя волков. Парочка даже подралась — в итоге в углу валялся труп, над которым уже витали мухи. Собакам так легко убить друг друга. Возможно, этот убитый пес был чьим-то братом. Возможно, именно брат его и убил. Из-за девушки, которую они не поделили. Вот бы людям было так же легко убивать друг друга. Сандор на негнущихся ногах подошел ближе. Может, это сделал этот черный, здоровый, свирепый... Пес. Он убьет Григора и сделает это еще жестче и бездушней. Он отомстит, и ярость его не будет знать границ. Солнце наполовину утонуло за кромкой горизонта, и потяжелевшие тучи тянули свои животы к последним крохам тепла. На землю опускался холод, но Псу было жарко, волосы прилипли к липкому от пота лицу, кровь и гной сочились из уха, и изо рта стекала тонкая струйка слюны. В воздухе пахло мочой — запахом смерти, возвещающим о приходе Неведомого. Ко лбу Клигана приложили холодную тряпку, и он застонал от неожиданности. Как же холодно, как больно, ему уже поздно помогать. "Вгони мне в сердце меч, чертова сука" — хотел крикнуть Пес, но из горла раздался лишь скрежет. А затем он почувствовал прикосновение холодного металла к губам и вкус вина, отрадой наполнивший грешную душу. Слишком хорошо и слишком больно. История имеет свойство повторяться. Колокольчик — цветок его жизни, была всего-навсего крестьянкой, и Григор убил ее жестоко, мечом и своей недюжинной мощью. Санса Старк — пташка, была истинной леди, и Джоффри тоже убьет ее, но только по-своему, по-королевски, не замарав камзола. И тут Пес вновь ничем не сможет помочь. Он так же останется в стороне, не увидя, как убьют девчушку, не услышав ее криков, не увидя слез и не проронив своих. За что боги сделали их столь похожими? У него был шанс все исправить. Он мог бы спасти Сансу, искупив вину перед Колокольчиком. Ведь зачем тогда еще боги создали такую же девушку еще раз? Он не убил Григора, не убил Джоффри. Не отомстил за темные дела прошлых лет, не спас невинную жизнь, не стал прежним Сандором. Он все тот же Пес, послушная шавка короля, издыхающая на голой земле. — Ты... — пролепетал Пес, глядя на темный силуэт над собой. Кто это был? По левую сторону от силуэта стояла Санса, по правую — Колокольчик. А вскоре они слились воедино, и мужчина не заметил никакой разницы. Девушка, ставшая воплощением обоих, провела холодной рукой по лбу Пса, встала и ушла. Она мерно шагала по грязной земле, и человек, некогда бывший рыцарем Королевской гвардии, неотрывно наблюдал за ней. Мужчина почти потерял девушку из виду, когда она повернулась к нему лицом и улыбнулась. Он прощен. *** Мужчина отпустил голову умершего, устремившего остекленевшие глаза вдаль. Одним богам известно, что он видел и свидетелем чего стал. Положив два пальца на еще теплые от горячки веки, настоятель закрыл их. Надо приготовить мужчине могилу. Он не испытывал к Сандору Клигану приятных чувств. Это была ожесточенная душа, мучавшаяся в оковах этого не менее грешного мира, жаждущая мести и смеющаяся над людским сочувствием, алчностью, страхом, гордостью и вере в богов. Он мечтал всадить клинок в сердце своего брата — грех страшный, который ни один бог не простит. Но это желание было жизненной силой для Сандора. Настоятель перетащил целое множество камней, чтобы спрятать тело мертвого под ними. Боги сильно прогневаются, если он не упокоит душу — даже такого грешника — хотя бы под камнями. Стервятники не должны растерзать тело. Шлем мужчина водрузил поверх груды камней, помолился богам и сказал прощальное слово Сандору Клигану. Он не свершил своей мести, которая была для него единственным двигателем жизни. Возможно, это было его предназначение. Григор все еще ходит по этой земле, обременяя ее своим весом, а Сандор, живший единственной мечтой, лежит, неспокойный душой, под грудой камней. Так почему же он умер с улыбкой на губах?