На коленях

Чонгук с едва заметным выдохом откидывается на спинку кресла. Белая рубашка уже чуть влажная от пота, а верхние пуговицы расстегнуты, грудная клетка вздымается часто, а по тонким потрескавшимся губам пробегается влажный язык. Ему хорошо. Пальцы одной руки нежно и до безобразия ласково перебирают чужие волосы на затылке, а пальцы второй руки до побеления сжимают подлокотник. Потому что Чонгуку хорошо, но чертовски мало. Парень, в элегантной выглаженной рубашке и тёмных штанах, светит дорогущими часами на запястье, пока Тэхён стоит перед ним на коленках и смотрит исподлобья, едва касаясь славным носиком чужой ширинки. Сидит, ручной такой, безропотный, с ебучим ремнём на шее, так похожим на ошейник с поводком, и буквально жрёт младшего потемневшими блядскими глазищами, изредка приоткрывая широкий рот, выдыхая горячий воздух. Чонгук обожает, когда хён сидит перед ним на коленях, а рука уже сама тянется к краю почти поводка, чтобы подцепить и потянуть. Его малыш такая блядь. Его откровенно крыло весь концерт. Он старался не смотреть на любимого хёна, не смотреть на его шею и не представлять, как он тянет конец ремня на себя, чтобы поставить Тэ на его хрупкие, всегда в синяках, коленки и заставить делать кучу очень пошлых и вкусных вещей. Откровенно старался и откровенно у него это не получалось. Он буквально про себя считал минуты до завершения концерта, поправляя стояк в тесных штанах, чтобы потом потащить Тэхёна в здание компании, что-то ляпнув уставшим хёнам, затолкнуть сладкого и несопротивляющегося ни капельки парня в комнату звукозаписи и поставить того пред собой на колени. Чтобы, упав в кресло и расставив ноги, ощутить нежные пальчики, ласкающие бедра, и услышать на выдохе произнесенное: — Хозяин… Чонгук не знает, когда у него начало сносить башню от совсем не невинных предпочтений. Когда у него член стал вдруг вставать от одного томного и тихого хозяин. От безоговорочного послушания его мягкого хёна. Что бы Чонгук не попросил, что бы не захотел — Тэхён сделает. Сделает всё, лишь бы Чонгуку было хорошо. Даже если его когда-то маленький мальчик уже вырос и просит вовсе не игр в машинки. Вообще Чону, до поры до времени, хватало просто где-то позажимать своего Тэ или же тихо, чтобы другие взрослые не услышали, под одеялом ласкать его, трогать, слушать всхлипы в розовеющее ухо и ощущать липкую влагу на пальцах. А потом вместе бежать в ванную, застирывать белье и неловко хихикать. А потом стало вдруг ничтожно мало. Может потому что Чонгук вырос, а может потому, что Ким Тэхён — сраная наркота, которую с каждым приёмом хочется всё больше и больше, чтобы по венам и артериям текла, чтобы забивалась в ноздри и скручивалась обжигающим огнём где-то внизу. А может потому, что мало было Тэхёна не только Чонгуку, а всем этим его знакомым, всем этим хёнам, которые спят и видят, как бы получить улыбчивое чудо себе. Они бесят Чонгука до рыка и застилающего глаза марева. Чонгуку нужно больше, он должен владеть Тэхёном самолично, иметь неоспоримое монопольное право на всего парня: с ног до головы. Чонгуку нужно до скрежета белоснежных зубов подчинить себе славного фарфорового хёна. Закрыть от чужих глаз, привязать к себе, надеть на того ошейник и усадить у своих ног. Чон Чонгук долбаный собственник и извращенец. И Чонгуку совсем не стыдно в дизайнерской одежде, которую он не потрудился стащить с себя после концерта, находиться сейчас в этой комнате. Потому что ключ от этой комнаты ему вручил Юнги-хён. И Чону абсолютно плевать на то, сделал это Юнги, зная о его играх с младшим из старших, или же, так и оставаясь в неведении, решил подсобить мелкому, чтобы тот потренировался в пении. Чёрт его знает. Главное, что сейчас Чонгук может спокойно наслаждаться своим собственным грехом, сидящим у него между ног и самозабвенно вылизывающим на промежности дорогущую ткань, и не переживать, что их могут услышать или ещё хуже — увидеть. Тэхён влажным горячим ртом накрывает выпирающий сквозь ткань брюк член и втягивает щёки. Ему очень нравится, как реагирует на это Чонгук. Он сжимает сильнее его волосы на затылке, давит ниже и бархатно стонет, закатывая глаза. Тэхён точно знает — в трусах у его мальчика уже безбожно мокро и горячо. Тэхён привык стоять на коленях и подчиняться, привык принимать и быть безвольной куколкой, но делает он это только потому, что знает точно — если кто и принадлежит кому, так это Чонгук Тэхёну, а не наоборот. — Я хочу больше, хозяин… — шепчет парень, медленно расстегивая ширинку, смакуя момент, впитывая в себя все эмоции младшего. Во рту становится слишком много слюны, потому что Тэхёну до безумия хочется ощутить тяжесть чужого члена на своем языке. Вкусного, горячего, твердого. Чонгук давится воздухом и вздрагивает, когда разнеженной кожи касается воздух. А потом проворный язык лижет по всей длине. Тэхён играется. Кончиком язычка ласкает головку, проходит едва ощутимо по всей длине и ухмыляется, чувствуя, как напряжен Чонгук. — Глубже, блядь! — раскатом проносится по тесной тёмной комнатке. А Тэхён как будто только и ждал этого приказа. Сразу же насаживается ртом до самого основания и втягивает как можно сильнее щёки. У Чонгука от наслаждения поджимаются пальцы на ногах и воздух застревает в глотке. Тэхён сосет умело, сладко причмокивая и пропихивая член в самую глотку, практически не давясь. Чонгуку даже не приходится рукой задавать ритм — Тэ сам знает, как нужно, сам знает, как любит Чонгук. Знает, как заставить всегда тихого младшего стонать и рычать в голос, задыхаясь от удовольствия. — Боже, Тэ, обожаю тебя… — Тэхён тут же покрывается смущением и всхлипывает. Он совсем не привык к любезностям. А когда Чонгук вдруг нежно-нежно ведёт кончиками пальцев по чувствительной шее, вызывая мурашки, не выдерживает. — Блядь, не могу больше! — парень, как ошпаренный, подрывается и усаживается на Чонгука сверху, ловко приспустив собственные кожаные штаны. У него искусанные и опухшие красные губы, влажная от пота чёлка и болезненный румянец на щеках. У него все горит и жжется, хочется быстрее ощутить Чонгука в себе, как можно быстрее. Тэхён тянется за поцелуем, но младший, вместо того чтобы наконец дать своему хёну то, чего он жаждет, резко скидывает того на пол. Больно немного, но Тэхёна больше затапливает удивлением и непониманием. Чонгук медленно встает с кресла, возвышаясь над распластавшимся на полу возбужденным старшим, присаживается на корточки и, закинув Тэхёну голову, шепчет в блядские минетные губы: — Я хочу взять тебя так. Раком. На полу. Как сучку. Боже правый. Тэхён сейчас сдохнет, если этот проклятый мальчишка продолжит говорить таким же хриплым голосом и дальше. Он чувствует, как течет и как горячо становится внизу, поскуливает и послушно поднимается на четвереньки. Снятые впопыхах штаны с трусами болтаются около коленок, но Тэхёну настолько хочется, что он даже не замечает этого. Как и того, что Чонгук пристраивается сзади, потрудившись только слегка приспустить брюки. Он водит твердым членом по мягкой заднице, мнёт руками, раздвигая половинки, и облизывается, пожирая взглядом влажную сжимающуюся дырку. — Ты же уже растянут, да, хён? Тэхён позорно всхлипывает и кивает головой, ощущая проворные пальцы внутри. Там липко и горячо, мерзко хлюпает и вытекает, стекая блестящими струйками по худым подрагивающим бёдрам. И Тэхён готов ползать перед Чонгуком на коленях хоть все чёртовы сутки напролёт, лишь бы его жадную задницу заполнил твёрдый влажный член, а не тонкие, только лишь дразнящие, пальцы. — Пожалуйста, хозяин. Чонгук усмехается и звучно хлопает ладонью по маленькой трогательной попке: — Знали бы твои фанатки, как их оппа за полчаса до выступления засовывает в себя четыре пальца и кончает от этого ощущения. Как думаешь, им стоит это знать? — Чонгук! — Не то! — рычит парень и дергает Тэхёна за ремень на шее, заставляя прогнуться в пояснице до боли. — Хозяин… — Правильно, детка. Теперь правильно, — хвалит, словно маленького щенка, Чонгук и резко засаживает член по самые яйца в мягкую и покорно подающуюся напору тесноту, заставляя Тэхёна взвыть и вцепиться короткими ногтями в паркет. Чонгук не любит медленно. Только не когда его член сжимают горячие стенки, а под ним прогибается и стонет его хён, насаживаясь сильнее, крутит своей потрясающей задницей по кругу и умоляюще хнычет. Поэтому Чонгук с остервенением вдалбливается в парня сильными натренированными бёдрами, так чтобы от каждого толчка нежная кожа на ягодицах краснела все сильнее, чтобы славный нежный хён с неделю не мог без шипения сесть на стул, чтобы пометить его как свою самку, пусть это и невозможно. Чонгук хочет, блядь. Тэ скулит, мечется по полу, выгибаясь в спине, захлебывается наслаждением и собственными слезами. Ему так чертовски хорошо под Чонгуком. Так правильно. Он ощущает жадные губы на своей спине, до синяков сжимающие его бока ладони и почти плачет от распирающего его чувства блаженства и кайфа. Чонгук шарит по полу перед Тэхёном и через пару секунд тянет за конец ремня, заставляя хёна подняться на колени. Продолжает глубоко и сильно трахать, тянет ремень, со странной смесью злобы и нежности, сдавливая чужое горло до боли и синяков, до отсутствия воздуха в легких, до всполохов темных пятен и застрявшего в горле беспомощного крика. Тэхён рефлекторно вырывается, хватает сухими губами не желающий проходить в легкие воздух и широко распахивает глаза с намокшими ресницами. Обжигающая волна проходит по телу, расслабляя напряженные мышцы, и вырывается наружу затихающим хрипом. Тэхён кончает без рук, едва ли не проваливаясь в обморок от нехватки воздуха. Но Чонгук вовремя успевает ослабить давление и притянуть падающего хёна к себе. Не первый и не последний раз. Чонгук до миллисекунды знает, когда хватит. Он, в промокшей насквозь рубашке, задыхающийся, охрипший, толкается в последний раз, с силой рванув Тэхёна на себя. А потом обрывистым шёпотом, касаясь губами нежного ушка: — Хочу кончить тебе на лицо, — и разворачивает обессиленного, восстанавливающего дыхание старшего. У Тэхёна мутная дымка перед глазами. Он вообще ничего не соображает после оргазма, только послушно подставляет лицо и приоткрывает красный искусанный рот, чтобы потом ощутить, как горячие вязкие капли стекают по его щекам, губам, языку, на периферии слыша тихий протяжный стон своего мальчика. Чонгук с грохотом валится обратно в кресло. Он разморенный и полностью удовлетворенный приоткрывает глаза и видит своего ломкого хёна, всё ещё сидящего около его ног, затраханного, покрытого спермой и потом, с ремнем на шее, так похожим на ошейник с поводком… Он облизывает губы, пальцем проводит по щеке, собирая капли спермы и отправляет к себе в рот, прикрывая в наслаждении глаза. — Ещё не всё, — говорит тихо младший, вальяжно подпирая голову рукой, и кивает на свои чуть испачканные туфли. — Вылижи. И Тэхён, даже без секундного промедления, робко наклоняется к налакированным, заляпанным спермой туфлям, проводит боязливо языком и поднимает покорные глаза на своего хозяина. Чонгуку в этот момент хочется самому вылизать абсолютно всего Тэхёна. Его маленькая послушная сука. И Чонгук любит её до беспамятства.