Тепло.

Когда долго притворяешься сильной, рано или поздно понимаешь, что становишься таковой. По крайней мере, для людей, для которых хочешь быть сильной. Вести за собой команду, быть уверенной всегда в себе, в других, во времени и месте, это стало чем-то вроде врожденного инстинкта. Защищать младших и быть железобетонной для любых препятствий. Помогать безвозмездно, потому что кто, если не она. Он называет ее про себя «медведицей». Он рыжий и младше на пару лет, совсем несерьезный и вообще непонятно, как в "серьезном" спорте держится так долго. Когда на его лице будто штампом выдавлено «мама заставила пойти», а на курносом веснушчатом носу будто видишь дымку розового цвета, через которую все в мире легко и просто. Для нее он просто ребенок. Очередной медвежонок, которого нужно вести, показывать, с какой силой сжимать кулаки и как держаться всегда ровно «как она», примером быть. Но каждый раз у него глаза загораются не уважением и пониманием, а чем-то скользким и жадным. Таким, что хочется приказать глаза-в-глаза больше не лезть. Не получается. Мальчишка совсем, под ребрами и тонкой (совсем не железной, как кажется) кожей колется.

***

На лично выписанных общим доверием правах однажды залечивает мозоли. Ладони у него бледные, широкие, с прозрачными и длинными пальцами, кожей шершавой и теплой. Перекись пахнет как сладкое дрожжевое тесто и шипит на ранках, пока рыжий нос морщит и ворчит. Она таких видела сотню. И мозолей, и носов, и ладоней. Йод оставляет желтушный след на погрубевших краешках и взбухших местах. Прохладный крем под солнцем потом растает, но пусть будет, не лишний. Когда выпускает ладонь из рук, момент последнего прикосновения рук кажется очень затянутым. Не придает внимания. Она же железобетонная и любые касания ссылает на «бро» и «да, мне со всеми так комфортно».

Ни черта.

Под местами касаний словно теплеют темные воды без дна-поверхности.

***

Все старые лодки время от времени теряют форму. Вертлюга лениво крутится на весле, которое хочет утопиться, уйти в темные крупные волны с белесой пенкой. Ветер холодный и дождь бьют в спину, пока кривыми и слишком глубокими гребками напарник идет строго к плоту. Холодно и зубы стучат друг о друга. Краской старой-белой рядом «500 м.». Немного осталось. На базе теплее, можно включить батарею, пока тренер включает чайник и разводит чай из пакетиков по пластиковым стаканчикам. За окном дождь, в ушах еще стук воды по поверхности воды и весел. На душе так спокойно и по-домашнему, что хочется мурлыкать как котенок, прижившийся тут неизвестно когда, мурчащий где-то на чьих-то руках сейчас. «совсем ребенок» - с этими словами она толстовку свою отдает и уходит к подругам играть внизу в карты. Толстовка теплая и немного старая – на рукавах немного катышков и пару пятен. Завернувшись полностью (даже ему она немного велика) чувствует запах... нет, совсем не роз и лаванды. Сладковатый старый запах, смешанный с дождем и чем-то горьковатым, вроде табака. Он не знает, ее ли это запах.

Но тепло под толстовкой и ребрами точно ее.