О бегстве нолдо

Феанор смотрел на Финвэ, склонившегося в свете тусклой свечи над длинным бумажным свитком, и тосковал. Одержанная победа очень быстро обернулась почти поражением, а горячо любимому отцу, который не возжелал остаться в Тирионе, с каждым днем становилось всё хуже. Сердце Феанаро сжималось. Финвэ ныне казался бледной тенью себя самого. Осунувшееся лицо, темные круги под глазами и тонкая, можно сказать, голубоватая кожа; подрагивающие пальцы и потухший взор, — всё это говорило о том, что король нолдор испытывает невыносимые страдания. Феанаро видел это так же ясно в свете Телпериона, как и в свете Лаурелина, но облегчить долю отца не мог. Дрогнувшее в пальцах перо упало на лист, покрытый неровными рядами тенгвар; с остро заточенного кончика сорвалось несколько чернильных капель, забрызгавших бумагу, но Финвэ даже не заметил этого. Он теперь зачастую подолгу глядел прямо перед собой остановившимся взглядом, и ничто не радовало и не занимало его — ни заботы сына и внуков, ни повседневные хлопоты в еще недостроенном Форменосе, ни книги, ни музыка, ни разговоры. Он неохотно поднимался с постели по утрам, и то — только тогда, когда его приходил будить сам Феанаро; и даже среди оживленной стройки или семейного ужина мог надолго погрузиться в оцепенение, больше напоминавшее забытье. Феанор старался как можно реже оставлять отца одного, ибо тревога снедала его ежечасно. Состояние отца всё ухудшалось — он почти ни с кем не говорил и перестал чувствовать, когда проголодался или устал. - Феанаро, - изменившийся голос Финвэ прозвучал глухо и едва слышно, - отчего ты сидишь и молчишь? - Отец… - Феанор знал, что услышит, ибо повторял этот вопрос каждый вечер, но каждый раз надеялся, что каким-то чудом ответ будет другим. – Отчего ты так грустен? Оттого, что тебя отлучили от трона и Тириона? Оттого, что ты ныне отвержен, как преступник? Финвэ посмотрел на старшего сына со слабой улыбкой: - Курво, я много раз повторял тебе это… Повторю и сейчас. Никто не изгонял меня из города, я лишь разделил твою участь, потому как полагаю твое наказание несправедливым. Я пошел на то добровольно, и никто не неволил меня. Впрочем, трон, венец, Тирион и даже народ нолдор значат для меня меньше, чем ты. Чем ты и Ноло. Феанор судорожно вздохнул. Много раз он слышал эти речи, но сейчас будто что-то ломалось в нем. Может, тому причиной были мелкие брызги чернил на желтовато-белой бумаге; может, влажная капля в уголке глаза Финвэ; а может, и почти неслышные шаги кого-то из феанарионов в коридоре – с некоторых пор они не осмеливались даже обратиться к отцу, но и он их не звал… - Чего же ты хочешь от меня? – обреченно спросил Феанор, уже зная ответ. Хоть и не спрашивал этого раньше. - Я бы и вовсе навсегда отказался от власти, если бы это примирило вас, моих сыновей, - горько вздохнул король нолдор. – Да что там! Я бы последовал путем Мириэль, если бы это примирило вас… Тут Феанаро вздрогнул и неверящим взглядом уставился на отца. То, о чем он в последнее время боялся даже подумать, не то что высказать... Но теперь, когда отец сам сказал это, на память пришли давние, страшные воспоминания, глубоко похороненные в душе. Как мама подолгу лежала на плетеной кушетке в саду, как сам Феанаро, непоседливый и увлекающийся ребенок, часами мог смирно лежать рядом с ней, уткнувшись матери в руку или край платья, а она машинально перебирала пряди его волос тонкими холодными пальцами с полупрозрачной, казалось, кожей... - Нет, отец, - Феанор рванулся вперед и схватил Финвэ за руку. Пальцы того были ледяными, и такой же лед сковал душу Пламенного. - Нет, - он склонился к руке отца горячим лбом. – Только не это! Я не выдержу… еще раз. Я найду способ примириться с Нолофинвэ. Я сделаю всё что угодно! Только не уходи! - Ты действительно готов простить брата ради меня? – устало вздохнул Финвэ. - Я готов на всё, - твердо отозвался старший сын, чувствуя, как ладонь под кожей слегка теплеет. - Хочешь, я приглашу Ноло сюда? – едва заметно, с трудом улыбнулся Финвэ. – Тогда твоя гордость не пострадает. Тебе не придется самому писать брату, а встречу я вам устрою… - Не стоит, - Феанор все-таки смог улыбнуться. – Я никогда не делаю ничего наполовину, отец. Сам найду способ встретиться с Ноло, сам договорюсь. Обещаю тебе, что в ближайший его визит сюда мы будем с ним… если и не дружны, то близки. - Курво, сын мой, - влажная капля таки сорвалась вниз, но Финвэ стер ее небрежным движением ладони. – Никогда я не желал ничего более того, чтобы моя семья жила в мире. Феанор крепко сжал его руку в ладонях: - Никогда я не боялся ничего более, чем того, что ты уйдешь. Так же, как мама. И пока ты со мной, я обещаю… - Феанор вздохнул и твердо и звучно произнес, как клятву. – Я стану другом Нолофинвэ, пусть даже мне для этого придется поступиться гордостью. Ветер трепал длинные распущенные черные волосы и полы неприметного плаща, когда Феанор, изгнанник, тайком пробирался в город, не испросив на то дозволения валар. Сейчас он и сам не многим отличался от Мелькора – темные одежды, прожигающий взор… И то же стремление незаметно прийти и уйти. Подходя к дому Нолофинвэ, Феанор, никем не замеченный, оглядел стены и убедился, что в этот самый темный ночной час все окна не освещены и слепы. Впрочем, Ноло никогда не запирал дверей. Открытый и мудрый, он с мягкой улыбкой повторял, что без дозволения хозяина могут прийти только те, кому по-настоящему нужна помощь. Феанору помощь не была нужна, но он решительно распахнул дверь и вошел в пустынный и тихий холл. Шаги его тут же отдались под высокими каменными сводами, но в доме никто не проснулся. Феанаро поднялся на второй этаж и остановился перед дверью, собираясь с мыслями. Говорить он умел всегда; умел зажигать речами и убеждать, покорять и направлять, но в эту глухую ночь не мог найти ни единого слова. Однако и отступать он не привык. Тихо скрипнув дверью, он вошел за порог и приостановился, приглядываясь. В блеклом серебристом свете из окна он увидел, что кровать брата застелена и пуста. В ту же секунду Феанор услышал негромкий голос из самого темного угла: - Зачем ты пришел? Феанор повернулся на звук и помедлил, не спеша отвечать на вопрос: - Почему ты не спишь? - А что, ты пришел убить меня спящего? – в голосе брата послышались нотки смеха. – И теперь разочарован? - Возможно, это и выход, - насмешливо отозвался Феанаро. - Точнее, было выходом. Теперь уже бессмысленно... Интересно, что бы сказали валар и какое проклятие наложили бы на меня, если бы я не угрожал, а действовал смелее? Как ни странно, Финголфин задумался, после чего довольно медленно произнес: - Вряд ли тебе бы грозило что-то страшнее, чем заключение, как у Мелькора. Умертвить тебя валар бы не захотели; изгнать из Амана... Это мало чем отличается от вышесказанного. Мне больше интересно, что бы сказали и сделали валар, если бы произошло наоборот. - Возможно, это тоже было бы лучшим выходом, - так же задумчиво откликнулся Феанор. - Я бы встретился с матерью, а ты бы получил неограниченную власть и любовь моего отца. Ведь ты сумел бы убедить валар, что лишь защищался от Пламенного Духа, чья гордыня затмила Свет? - Так что острее, мой язык или твой меч? - усмехнулся Финголфин. Феанор прошелся по комнате и небрежно опустился на застеленную кровать. Он не ответил, да и вопрос был, скорее, риторическим... - А где Анайрэ? - ровно поинтересовался Пламенный. - И отчего ты не спишь? Я думал тихо разбудить тебя, не потревожив сна твоей жены, и вызвать на беседу. - Я теперь часто не сплю ночами, - пожал плечами Нолофинвэ, но в темноте это выглядело слабым и странным движением. - А Анайрэ... Думаю, ты способен догадаться и сам. Твоя жена покинула тебя; не вынесла более существования с тобой в одном доме. Мы с Анайрэ всегда лучше понимали друг друга, и совместная жизнь нам не претит. - Но ночи проводите отдельно? - проницательно сощурился Феанор в темноту. - Я теперь часто не сплю по ночам, - повторил Нолофинвэ всё так же мягко, но напряжение уже начинало сковывать воздух в комнате. - К чему же мне нарушать ее покой своими ночными бдениями? Мы по-прежнему дружны, и я не хочу мешать ее сну. Феанор тяжело вздохнул и задал встречный риторический вопрос: - Ты хотя бы когда-нибудь и кому-нибудь говоришь правду? - Я не солгал тебе ни в чем, - Нолофинвэ снова усмехнулся. - А теперь скажи, Феанаро, зачем ты пришел? Только не говори, что твой отец велел тебе со мной примириться. Я слышал это слишком часто. Настолько, что уже сомневаюсь, что это правда. - Я не солгу, если скажу, что это была воля моего отца, - сверкнул глазами Пламенный. - Вот именно так? - язвительно уточнил Финголфин. - Тайком пробравшись в Тирион при Свете Телпериона? - Я не хотел ему говорить, как я выполню его просьбу, - зло прошипел Феанаро. - Хочешь устроить ему приятный сюрприз? - Нолофинвэ поднялся и подошел к окну, глядя на заливаемые призрачным Светом стены домов. - Один сюрприз ему ты уже устроил. Да и мне, признаться, тоже. - Слышал бы отец твои речи, - скривился Феанор. - Он такими высокопарными эпитетами тебя награждает... - А ты не думал, Феанаро, что все в этом мире имеет начало и конец? - Нолофинвэ даже не повернулся. - Отец относится ко мне с любовью и заботой, и я плачу ему тем же. А на тебя я не поднимаю меч... Хотя тоже мог бы устроить тебе приятный сюрприз. И мне даже не пришлось бы угрожать твоей жизни. Достаточно зажечь свет в доме и привлечь внимание валар к тому, что ты — здесь. Ничего страшного тебе не грозит, уверяю тебя, но повторно ослушаться их высшей воли... Я сейчас король нолдор, Феанаро, но не решаю здесь ничего. Не такой власти я хотел. - А какой же власти ты хотел? - Пламенный зло выдохнул. - Никакой, - покачал головой Нолофинвэ. - И я не угрожаю тебе, Феанаро. Мне и самому не по душе, что валар могут решать за королей эльдар. К чему тогда власть? Нашего отца, твоя или моя? Или даже Арьо? Нет ее, Феанаро. - О Эру, как же ты мудр, - сарказм в голосе Пламенного был очень густым. - И Манвэ не сказал бы лучше. - Так зачем ты пришел? - повторил свой вопрос Финголфин. - Если за дружбой... То прости, Феанаро, я тебе откажу. Ты столько лет убеждал меня в том, что дружба между нами невозможна, что я поверил в твои слова. Кто ты — и кто я... - Когда я говорил тебе об этом, всё было несколько не так, - теперь уже усмехнулся Феанор. - Тогда я был законным наследником короля, а ты — плодом странной любви и странного брака. Ныне же я — изгнанник, преступник, а ты — законный король. - А я о чем? - Нолофинвэ развернулся резко и быстро. - Кто ты — и кто я. Ты знаешь, что дружба между нами невозможна. И всё равно пришел. Что же такого сказал тебе Финвэ? - Отец... - Феанор снова опустился на кровать, но уже не горделиво и грациозно, а устало. - Он слишком сдал за последнее время. Наша вражда убивает его, как в свое время моя пламенность, мой дух, вытягивали силы из моей матери. Я помню это смутно, Ноло, но ведь меня не обманешь. Уже второй раз мой характер встает между мной и дорогой мне душой... Один раз я по малолетству не понял этого. Второй раз я этого не допущу. Я теперь каждое утро захожу к отцу и слушаю, слышно ли дыхание. И каждый раз сам едва не задыхаюсь, пока не услышу. Отец стал звать меня «Курво», как... как раньше. Я боюсь за него. Что для валар двенадцать лет? А для нашего отца, Ноло, каждый день — пытка. Финголфин вновь отвернулся и глухо спросил: - Так чего же ты хочешь от меня, Феанаро? Я твердил тебе днями, месяцами и годами, что наша вражда огорчает Финвэ. Я готов был пойти на любые уступки тебе, лишь бы ты смягчился и дозволил мне создать и хранить нашу дружбу. Я был готов идти за тобой, куда поведешь, слепо, без слов и вопросов. Ты же не дал мне ни единого шанса. И тебя не волновали грусть и боль нашего отца. - Тогда у него был Тирион, - возразил Феанор. - Была твоя мать. Тогда у него была надежда, Ноло! - Ты сам убил эту надежду, - удивленно откликнулся брат. - Так чего ты хочешь от меня? - Это не я от тебя, это ты от меня хочешь, - резко произнес Пламенный, давая понять, что время для искусных бесед окончено. - Иначе бы я не пришел. Так, как ты сказал — под покровом ночи против веления валар. Ты всегда признавал мое право на власть. Ты сам говорил, что у тебя есть лишь один путь — покорить пламя. И только это позволит тебе... Так покоряй. Однако Нолофинвэ только рассмеялся: - Я был юн, безрассуден и невероятно глуп, Феанаро, когда говорил это. Я смотрел на тебя и ценил тебя выше, чем валар. Они, отстраненные и холодные, казались мне кем-то вроде статуй на площади. Теперь я стал старше. Я признаю, что они далеко не статуи, а те, кто ведает Ардой. А ты — всего лишь эльда, хоть в сердце твоем и пылает огонь. - И поэтому ты выбрал себе в жены ту, что так похожа на каменную статую? - проницательно произнес Феанаро. - Потому что признал в холодности власть? И именно поэтому тебе так легко видеть ее каждый день? Я знаю, как это больно, когда любовь уходит. Ты не знаешь — ты никогда не любил. - Не тебе судить, кого я любил, а кого нет, - резко отозвался Финголфин. - Я услышал тебя, Феанаро, и отвечаю отказом. Возможно, тебя пригласят на празднество Пробуждения, и там ты можешь... попробовать. Я не стану затевать с тобой ссоры перед нолдор. Мой народ не должен видеть раздоров, ибо сейчас в городе и без того ведутся разные речи. Я не стану и огорчать Финвэ. Его я люблю и любил всегда, что бы ты ни говорил, Феанаро! Но сейчас, с тобой наедине, я не хочу говорить о том, чего не сложилось и не сложится. К добру или к худу, но жизнь пошла иначе. Возможно, я пожалею о своих словах, когда вы вернетесь в Тирион... Я не знаю. Пламенный помолчал, а потом вдруг спросил: - Ответь мне только... Хоть раз скажи правду! Ты ведь хотел тогда... со мной? Или тебе хотелось только заставить меня молчать? Финголфин опустил голову и тяжело проговорил: - Когда-то — хотел. Когда-то — надеялся. Но ты умеешь убивать любую надежду. Я ответил тебе только для того, чтобы ты ушел. Уходи. И не возвращайся больше. Через... Уже меньше, чем через двенадцать лет вы вернетесь сюда. И ты не раз еще припомнишь мне эти слова. А теперь — уходи. Феанор глубоко вздохнул: - Все дело в том, что я слишком боюсь, что через двенадцать лет я приду сюда один. - У тебя семеро сыновей, - бросил Нолофинвэ. - Но только один отец, - горько закончил Пламенный. - Я прошу, Ноло... Приезжай к нам, покажи отцу, что дружен со мной. И больше я ни о чем тебя не буду просить. По возвращении я не стану оспаривать твое право на власть, если ты это сделаешь. - Мне не нужна такая власть, - грустно усмехнулся младший брат. - Это не власть, а кабала. - Ну чего ты хочешь?! - вдруг вспылил Феанор. - Чего?! Я предложил тебе всё! Лишь для того, чтобы ты проявил милость к нашему же отцу! - К твоему отцу? - Нолофинвэ вновь развернулся и тяжело оперся на подоконник. - Ты столько лет убеждал меня в том, что я не имею права на любовь твоего отца! Ты говорил, что любовь к эльдар приходит лишь раз, и моя мать — не более чем замена твоей! Ты всегда ценил своего же отца столь низко, что смел говорить мне это! И не только мне, но и маленькому Арьо! И в конце концов ты готов был меня убить, лишь бы я не стоял на твоем пути! Где твой меч? Убей меня — и все будет кончено! Арьо никогда не пойдет против тебя. - Я не могу, - тихо произнес Феанор. - Не могу! Но и видеть, как отец уходит, я не могу! Я прошу... Нет, умоляю... Ну, хочешь, преклоню перед тобою колени, Финвэ Нолофинвэ? И неожиданно услышал абсолютно спокойный и ровный голос: - Хочу. Феанор вздрогнул и поднял взгляд на брата. Тот стоял на фоне светлого квадрата окна и казался сейчас похожим на айну — тот же ровный, мудрый и спокойный взгляд, то же легкое сияние, что окутывало его, но не источалось. Пламенный разлепил мгновенно пересохшие губы, но так и не проронил ни слова, медленно поднимаясь. Не отрывая взгляда от лица Нолофинвэ, он шагнул вперед, опустился на одно колено, слегка покачнулся и наконец встал достаточно устойчиво. И наконец произнес: - Или ты думал, что я не способен на это ради отца? - Если бы я думал, что ты не способен на это, я бы этого не сказал, - возразил Финголфин. - Красиво смотришься, Феанаро. Феанор почувствовал, как в растрепанные волосы вплетаются пальцы и невольно попытался отстраниться, но пальцы, как и слова, оказались обманчивыми: вроде бы мягкими, но одновременно безжалостными. - Тебе ведь мало поставить меня на колени? - вздохнул Феанор, но попытки подняться не сделал. Как и не попытался избежать настойчивых прикосновений. - Разумеется, - Феанор даже видел, как брат опустил ресницы, согласно кивая. - Я не стал бы разводить столько шума из-за красивого жеста. Красивых жестов мне в жизни хватает; одна коронация чего стоила. - Это меня должны были короновать, - плохо понимая, что произносит, заговорил Пламенный, но сильная рука заставила его отвернуть голову в сторону, словно наказывая. - Никого из нас не должны были короновать, Куруфинвэ, - теперь младший брат тоже не стремился смягчить свои речи. - Если бы мы оба любили отца так, как должно. Если бы мы оба не желали доставлять ему огорчений. - Но тем не менее я пришел сюда и... и делаю всё, чего ты хочешь, - сглотнул Феанор, - а я знаю, чего ты захочешь дальше. Это я тебе сегодня тоже уже предлагал. - Ты предлагал мне тебя покорять, ты ведь об этом? - улыбнулся Нолофинвэ. - Но у меня больше нет желания это делать. Да и нужды тоже. Ты прекрасно справишься и сам, Феанаро. Старший нолдо почувствовал, как горячая ладонь слегка надавила на затылок, словно указывая направление — и поддался. Слишком яркими были воспоминания о ледяных пальцах Финвэ. Да и заранее он был готов к такому повороту событий — во многом сделав ставку на тот давний разговор. Для того и пришел сам, для того и пришел втайне, под покровом ночи. Стоя на коленях и развязывая одежды брата, он отстраненно подумал, насколько же они с Нолофинвэ похожи — даже узлы затянуты одинаково — и не похожи одновременно. Ясный ум и горячее сердце — неужели не лучше бы было совместить это в одном эльда? А если добавить к этому всепрощение и тягу к прекрасному, что так ярко горели в Арафинвэ, то этот эльда был бы тем, кто бы смог противостоять не только Мелькору, но и валар. Но их трое — и все они абсолютно разные... Вот только на войне тяга к прекрасному и всепрощение не нужны. Впрочем, мысли об отдаленном будущем Феанаро довольно быстро покинули — тогда, когда ближайшее будущее оказалось куда как более неприятным. Дыхание сбивалось, а пальцы нервно сжимались — оттого, что приходилось сдерживать себя, чтобы не прекратить всё это немедленно. Оставалось только окончательно стянуть тонкую ткань и склонить голову, но моральных сил не было. - Давай же, Ноло, - почти прошептал Феанор. - Заставь меня. - Нет, - пальцы на затылке разжались. - Так тебе будет слишком легко... Никто не вправе влиять на свободную волю эльдар, не так ли? Последняя фраза, обычно звучавшая из уст валар, подкосила больше всего предыдущего. Пламенный поднял взгляд. Нолофинвэ стоял все так же, чуть опираясь на подоконник, и все так же был похож на айну... Но и он всего лишь эльда. Тяжелая плоть влажно заскользила по языку. Нолофинвэ замер и громко выдохнул, как-то небрежно лаская затылок и шею. Ощущения были странными, непривычными, но непривычность Феанора не останавливала — он всё когда-то делал впервые, а потом достигал вершин мастерства. Впрочем, и эта наука, похоже, не относилась к разряду непостижимых — Финголфин застонал, запрокидывая голову, а потом и глухо выдохнул: - Феанаро... Но Феанору уже было мало и этого. Быстро осваиваясь, он попытался именно что ласкать... и был отстранен уверенной рукой. - Поздно останавливаться, - выдохнул Феанор. - Рано заканчивать, - возразил Финголфин. Феанаро почувствовал, что ему помогают встать на ноги, поддерживают, ибо сам он с трудом смог подняться с колен, раздевают... Сопротивляться никакого смысла не было, но Феанор попытался по большей части раздеться сам, а не позволять раздевать себя. И спрашивать он тоже уже ни о чем не стал, даже тогда, когда его недвусмысленно подтолкнули к кровати. Опускаясь на покрывало, Пламенный сам потянул любовника за руку, хотя этого и не требовалось — Нолофинвэ словно сбросил маску отстраненности и теперь по пламенности не уступал. Один взгляд его, тяжелый и властный, заставлял гореть... но не уступать. - Хочешь владеть мной... полностью? - отрывисто произнес Феанор, отлично понимая, что услышит в ответ. Но он вновь ошибся. В последнее время он стал слишком часто ошибаться. - Ты и сам того хочешь, - насмешливо ответил Финголфин, и только в этот момент Феанаро понял, что это, пожалуй, что и правда. Он сам не заметил, как плоть стала твердой, иными стали движения. Видно, не всё так просто Единый задумал. - Хочешь же? - наступал Нолофинвэ. Наступал и в прямом, и в переносном смысле. Феанор почувствовал, как плеч и ключиц касаются дразнящие пальцы, а к бедру определенно прижимается влажное естество. Он совсем уже собирался было ответить утвердительно — врать не привык, но тут Финголфин добил: - И не только ради отца? Пламя в груди словно померкло на секунду, а потом вспыхнуло с новой силой: - Да! - резко произнес Феанор. - Да... Он слишком поздно понял, как прозвучал его ответ; хотел остановиться и объясниться, хотя никогда не любил разговоры, предпочитая действие — слову, но Нолофинвэ уже не смотрел на него, наслаждаясь подвластным ему телом. Теперь нужды в объяснениях не было. Плоть соскользнула с бедра, горячо коснувшись ягодицы, и Пламенный машинально попытался перевернуться, подстроиться, когда его удержали за плечо: - Нет, - губы Нолофинвэ горели, а взгляд обжигал. - Я хочу, чтобы ты смотрел на меня. И теперь Феанор действительно не мог оторвать от него взгляда. Искренний, живой — как в юности... Тело реагировало как будто само. Финголфин опустил голову, щекоча распущенными волосами плечо, а частым дыханием — нервы, и приподнялся, опираясь ладонью на кровать. Феанаро почувствовал слишком влажное прикосновение и, поняв, что сейчас произойдет, неожиданно воспротивился: - Нет... Нет, Ноло... Если ты сейчас сразу... Я просто не смогу вернуться — я за городской стеной оставил коня. Если же валар поймут, что я был здесь, они могут меня наказать, а отец... он не вынесет. Пощади... - Тебя пощадить? - выдохнул в ухо Нолофинвэ. - Не дождешься. В следующий миг Феанаро прикусил губу, чтобы сдержать вскрик. Он выдохнул, шумно и мучительно, и скользнул бедром по предплечью любовника. Обжигающее движение внутри заставляло морщиться и стараться дышать ровнее, чтобы приглушить боль. А когда Феанаро понял, что Ноло полностью в нем, в голове вдруг мелькнула последняя, но абсолютно четкая мысль. Искажения нет. Есть только правила, придуманные не эльдар. Есть только чужая воля и чужая власть. Финголфин подхватил его под затылок и заглянул в глаза: - Ты принадлежишь мне, Куруфинвэ Феанаро. Любовника Феанаро недооценил. Впрочем, брата он и раньше недооценивал, но понял это слишком поздно. И сейчас лишь расплачивался за это. Финголфин двигался медленно, словно заставляя прочувствовать, помнить о том, что происходит, не позволяя забыться. Но это плавное движение заодно успокаивало боль, вынуждало ощутить то, что, наверное, ощущают эльдиэр — смутное нетерпение, жажду большего. Феанаро противился всею душой, но сейчас, когда Нолофинвэ, должно быть, почувствовал, что ему отдаются, не сумел противиться двойному напору — брата и предающего тела. Только одного удалось избежать: закусив губу, Пламенный не позволил срываться стонам, что, несомненно, усладили бы слух любовника. Но сердце стучало часто, и двигался Финголфин все чаще и резче. И за плечо удерживал слишком сильно; властно, будто не сомневался, что дарит наслаждение. Знал ли? Или просто не думал об этом? Когда Нолофинвэ склонился ниже, выдыхая почти в губы, Феанаро хотел отвернуться, но не сумел, потому как от изменившегося движения изменилось и что-то еще. Он невольно поднял мятущийся, почти жалобный взгляд, не желая принадлежать. Финголфин, увидев это, не пощадил, как и обещал — опустил руку вниз. И Феанаро все-таки уступил, коротко простонал — собственное наслаждение ослепило. Позже, когда почувствовал, что его отпустили, Феанор повернулся на бок и приподнялся на локте, пытаясь отдышаться. Финголфин лежал на спине, а на лице его было совершенно нечитаемое выражение. Пламенный попытался изгнать из головы все мысли, кроме одной. Немедленно убедиться, удостовериться, что все это было не зря. - Если ты сдержишь слово и убедишь отца, что мы... дружны, то и я свое слово сдержу. Уступлю тебе власть, где бы мы ни были. Откровенно говоря... да что там, Ноло... ты добился своего. Отец вряд ли захочет теперь править где бы то ни было. Если он сумеет вернуться к жизни... - Вот как... - Нолофинвэ по-прежнему не открывал глаз. - Я не обману. Завтра же приеду. Не сегодня днем, завтра. Можешь пообещать отцу. Я к тебе часто теперь приезжать буду, Феанаро. Действительность сразу отрезвила. Феанор невольно пошевелился, пытаясь ощутить, насколько пострадало от произошедшего тело, и настороженно произнес: - Часто? - Часто, - насмешливо улыбнулся Финголфин. - Настолько часто, насколько мне позволят королевские заботы. Отец увидит такую дружбу, какой никогда не видел... Надеюсь, у тебя удобная кровать. Феанор неожиданно поморщился: - А тебе самому не противно? На супружеском ложе? - На супружеском? - Нолофинвэ снова прикрыл глаза, но все еще улыбался. - Мы с супругой разделили ложе четыре раза, а Аракано родился еще в былом нашем доме. - Так ты не... - помотал головой Феанор. - Я же не об Анайрэ мечтал всю жизнь, - фыркнул младший принц. - Впрочем, и она обо мне не мечтала. Думаю, если мы соберемся куда-то — в Эндорэ ли или еще куда, как о том говорил ты — то она охотно останется с Эарвен, своей лучшей подругой. - Вот как... - теперь это произнес Феанор. - Я не солгал, - Финголфин говорил мирно и расслабленно. - Мы отлично понимаем друг друга. Лучшей семьи я бы не смог создать. По крайней мере, в благословенном Амане. - Вот как! - резко произнес Феанор, поднимаясь. - Ну что ж, поздравляю. Правда, немного запоздало, но все же... - Не торопись, - осадил его Нолофинвэ, потрепав по бедру. - Хотя ладно. Я всё равно завтра приеду. И, Феанаро... - Что? - Пламенный замер, хотя уже почти поднялся с постели. Нолофинвэ глубоко вздохнул и резко открыл глаза, смотря в упор: - Неужели ты действительно так плохо думаешь обо мне? Неужели ты считаешь, что и без всего этого я бы не приехал убеждать отца в вечной с тобой дружбе, когда узнал, что он уходит? Я бы ни за что не допустил, чтобы мой отец ушел в Чертоги Мандоса от огорчения за тебя и твои выходки, Феанаро. Впрочем, теперь уже ты не допустишь, чтобы он огорчился, узнав о том, как мы дружим. А значит, завтра ты будешь меня ждать. *** Феанаро пришел на празнество Урожая последним и, проходя мимо гостей, мрачно ловил заинтересованные взгляды. Пять лет никто не видел прославленного Мастера; пять лет Пламенный не выбирался никуда из Форменоса, кроме той памятной поездки в Тирион... Его ждали. У трона Манвэ уже стоял Нолофинвэ, спокойный, принаряженный и чуть улыбающийся, точно это не он позапрошлой ночью вжимал брата лицом в подушки... - Здравствуй, Феанаро, - первое слово, разумеется, принадлежало Владыке Арды. - Рад тебя видеть... Почему же ты один? Пламенный скупо поклонился Сулимо и ответил: - Мой отец не захотел прийти. Ныне, когда я вновь вижу в глазах его блеск, а в руках — силу, он вспомнил о том, что лишь он — настоящий король Тириона. Множество темных дней довелось ему пережить, но он справился и объявил, что явится своему народу лишь тогда, когда снова сможет надеть венец нолдорана. Манвэ грустно улыбнулся и вздохнул: - Гордость нолдор общеизвестна... Финвэ никто не изгонял, но коли уж он сам обрек себя на изгнание... А где же твои прекрасные Камни, Феанаро? Многие надеялись полюбоваться ими. В том числе твой народ. - Я изгнанник ныне, - резко ответствовал Феанор. - Изгнаннику не к лицу прекраснейшие творения. - Вижу, твой гнев еще не прошел, - Манвэ мягко повел рукой, словно предлагал присаживаться, но было некуда. - Зато здесь твой брат. Он простил тебя. Может, и ты захочешь сказать ему что-то? Что-то, что услышат все нолдор? Феанор заглянул в светло-серые глаза брата, но не увидел там ничего, кроме внимания и заботы, и произнес, глядя в упор: - Нолофинвэ нередко приезжает к нашему отцу, и мне доводилось уже с ним... беседовать. Однако перед народом нолдор я повторю свое слово. Я не хочу больше вражды, ибо это единственное, что огорчает отца. Ныне я хочу только мира, любою ценой. Финголфин мягко улыбнулся: - Как я обещал, так и поступлю. Я освобождаю тебя и не помню обиды. Феанаро вздрогнул. Нолофинвэ теперь никогда его не отпустит... Однако протянутая для дружеского пожатия рука брата даже не дрогнула, и Феанор протянул свою в ответ. От прикосновения, горячего, жаркого, внутри поднялись совсем иные чувства — от ненависти до ненужных сейчас воспоминаний о том, как могут ласкать эти руки; как они могут наказывать... - Единокровный брат мой, - Нолофинвэ говорил четко и ясно, - по велению сердца я стану тебе родным братом. Тебе — вести, мне же — лишь следовать за тобою. И да не разделит нас больше ничто! Феанаро чувствовал, как сжимаются пальцы на его ладони, и казалось, будто это не плоть и кровь, а стальные оковы, что невозможно ни разомкнуть, ни разбить. Оставалось только покориться: - Я услышал тебя, - твердо ответил Феанор. - Да будет так. *** Словно сквозь шторм и шум волн донесся до Феанора озабоченный голос старшего сына: - Какие корабли и каких гребцов отправишь ты назад, отец? И кого им привезти первыми? Верно, Финдекано Отважного? Феанор поднял взгляд на темные, мерцающие светом звезд, волны. Спустившись на берег, он плохо осознавал, что происходит, лишь одно горело в груди ярким пламенем — ощущение свободы. Пламенный рассмеялся. Он смеялся долго, пока хватало дыхания, но и тогда содрогался от конвульсий, что сжимали грудь в тиски. - Никого, - выдохнул он едва слышно и повторил, срывая голос. - Никого и ничего! Пусть горят корабли!