Я об этом пожалею...

Уже битый час Клаус Майклсон стоял неподвижно, а горящие лихорадкой глаза смотрели все в одну и ту же точку. Такая неестественная тишина не могла, не заинтересовать склонившегося над "Грозовым перевалом" Элайджу. Он знал, брат отдается искусству комнатой напротив. Но уже 58 минут 37 секунд ничего кроме его дыхания слышно не было. Ни мазков акварели по холсту, ни звука ломающейся мебели, когда вдохновение без предупреждения покидает его брата. Ничего. Кроме биения его сердца. Насторожившись Элайджа все же отложил книгу и медленно вышел из комнаты. Спальня Никлауса была неизменна. Кровать все так же заправлена, и повсюду картины, его картины достойны награды "лучший сумасшедший художник нашего времени." Клаус стоял лицом к холсту на каком был изображен черный силуэт человека, да, кажется это был человек, он стоял на коленях, а вокруг был лишь красный. Вокруг силуэта были лишь клубы алых облаков. Клаус был перепачкан в краске, на руке была засохшая кровь. - Ты в порядке? - Спросил Элайджа, медленно двигаясь к брату. - Красный... - Ответил тот даже не взглянув на брата. - Мало красного... - А как по мне так достаточно. - С легкой иронией ответил Эл. - Ты не понимаешь. Это не тот красный. Он должен быть темнее, насыщенный. - Он посмотрел на брата впервые в полной мере осознав что он стоит рядом. - Дай своё запястье. - Скомандовал тот. Элайджа не без грациозности прокусил себе вены, выступила кровь. Безоговорочно он отдал запястье брату. Тот обмакнул кисть в темную кровь Элайджи, однако на холсте этот эффект был мало заметен. Казалось темные круги под глазами Клауса стали еще темней как и его глаза. Тот бросился к окну со звериным рыком разнес его в мгновенье ока, из руки хлынула новая кровь, свежая. - Как я могу править городом, считать себя королем, если я даже подходящий цвет для листа не могу подобрать! - Орал он разнося комнату вдребезги. Элайджа вздохнул: "Ну слава Богу!" - подумал тот. Вот он Клаус. Такой привычно неуравновешен, но знакомый ему брат. Пусть и в приступе безумства. Вот оно. Безумие. Хотя далеко не единственный Клаус в их семье был сумасшедшим. Последний, бессильно сел на кровать. Элайджа сел рядом, запуская руку в спутанные волосы брата. - Тебе нужно выпустить пар... Не обязательно для этого разносить комнату... - Сказал Эл, аккуратно поднял окровавленную руку брата, и проводя языком медленно начал слизывать кровь. Он первый переступил грань дозволенного, дальше возврата не будет. Он это осознавал. - Ты что творишь? - Сглатывая, хриплым голосом спрашивает Клаус, но руку от ласковых прикосновений губ брата, отдергивать не спешит. - А на что похоже? - Ответил он, продолжая размазывать кровь на руке брата своим языком, тем самым создавая дивные узоры. Все же он отвлекся лишь на секунду, чтобы взглянуть в глаза брату. Тот был в замешательстве, смятении, смущении и... вожделении. Рука Элайджи переместилась к области паха. Сначала нежно, потом все сильнее он массировал орган, который с каждой минутой все больше натягивал ткань. - Элайджа... Ты на солнце не перегрелся? - В обычной саркастичной манере спорил он. Хотя дрожащий голос этой реплике совсем не подходил. От Элайджи это не укрылось. Он вновь посмотрел на брата. Казалось его глаза стали еще темней, губы дрожали, а из-за его манипуляций внизу с губ срывались резкие вздохи. Во взгляде появилось новое выражение: голод. Элайджа усмехнулся. - Можно подумать ты не хочешь. - С улыбкой подметил старший. - Не хочу. - Сквозь стиснутые зубы ответил гибрид, все ещё надеясь сохранить ускользающие остатки благоразумия. Что черт возьми произошло? С каких это пор он должен быть умнее? Это всегда была обязанность Элайджи, но не сегодня. Не сегодня. - Так почему еще не выбил все эту дурь с меня? - Прошептал он в самое ухо, покусывая и посасывая мочку. И как бы в доказательство абсурдности реплик Никлауса, сильнее надавил на и без того возбужденный член. По телу младшего пробежала мелкая дрожь. Он откинулся на кровать, даря власть старшему и ответил скорее самому себе: - Я об этом пожалею. - Резко выдохнул он, и схватил брата за волосы притягивая к себе для властного поцелуя. Он нагло вторгся в рот Элайджи путешествуя по нему языком. А старший только этого и ждал. Он сел между ног брата, и начал двигаться имитируя толчки. И продолжая терзать губы младшего, до крови. С искусанных уст Никлауса срывается глухой стон. Губы Элайджи перемещаются к шее, сначала нежно целуют, потом грубо кусают. Ник только опрокидывает голову будто приглашая: "Бери все что угодно, пей, только не останавливайся!" Он уже не стонет, а позорно скулит под старшим братом. В одно мгновенье Элайджа оказывается на полу между ног Никлауса. Еще секунда и с брюками как из бельем покончено. Освободившийся орган гордо прижимается к животу. Никлаус приподнимается, лицо его заливает краска - стыд. Элайджа не долго думает, и сразу заглатывает орган в себя вбирая его до основания, зубы стратегически точно задевают пульсирующие венки. В глазах Клауса потемнело. Он больше не в силах себя сдерживать, прогибается в спине, чтобы быть ближе, чувствовать острее, цепляется за волосы Элайджи и давит сильнее притягивая ближе, держа у основания дольше, помогая брату двигаться вверх, вниз. Он откровенно стонет, громко, срываясь на крик, как придорожная шлюха. Элайджа отстраняется, лишь для того чтобы бросить обнаглевшего в конец братца на кровать, всем своим весом прижимая его. Клаус, возбужденный до предела открыто провоцирует, трется, выгибается, пытается дотянуться до пуговиц чертовой рубашки. Элайджа ему этого не позволяет, надавливая руками на плечи брата, лишая возможности двинутся. Мучая. Зубами он разрывает в клочья рубашку снизу, проводя по голому торсу языком. Тело под Элайджей извивается, точно змея, от подобных действий, дрожит, просит о большем, умоляет. И Элайджа сдается. Тянется к пухлым губам, хватка ослабевает. Клаус быстрым движением, тем не менее трясущимися пальцами срывает чертову рубашку. А за ней, ремень, брюки, белье. Продолжая сминать мягкие губы своими. Одним резким движением Элайджа переворачивает Клауса на живот, надавливая на поясницу, заставляя брата прогнуться под ним. Нежно поглаживает узкое кольцо мышц, проникая внурь сначала одним, потом двумя пальцами. С губ Никлауса срывается стон боли, Эл нежно целует в шею. - Не бойся. - Шепчет он. Пальцы проворно двигаются, растягивают. И совсем скоро Ник сам насаживается на пальцы, громко вздыхая от наслаждения. Пальцы сменяются возбужденным членом. В глазах Клауса черно от внезапной боли. Но он терпит, молчит, до крови закусывая губу. Начинает привыкать, орган внутри него медленно двигаться. А его собственный от невероятного количества неизрасходованной энергии, наливается кровью. - Пожалуйста, брат... Умоляю... - Шипит Ник. И брат слушает, и начинает двигаться быстрее, до боли сжимая бедра Клауса. Ник сам с удовольствием поддается, двигаясь навстречу брату. По телу бьет крупная дрожь. Пошлое оханье сменяется животными криками обоих, когда темп начинает бессознательно превращаться в вампирский. Рука Элайджи ложиться на набухший член брата, еще мгновение и оба одновременно кончают. Оба забыли, точнее наплевали на то, что в окнах на против их разбитого окна живет Хейли. Которая со своим вампирским зрением и слухом, сейчас наблюдает веселую картину. Её возлюбленный и отец её ребенка. К тому же братья. В этом есть определенная поэзия сумасшедшего писателя. Впрочем в безумии всегда сокрыта красота и свобода. Не так ли?