Вчерашний день был...

Найл пригубил горлышко почти приконченной бутылки полусладкого, с закрытыми глазами откинув голову к стене. Он поднял веки, в темноте комнаты разглядев лишь силуэты мебели. Взгляд уперся в многострадальный диван, стоящий неподалеку от парня. Еще вчера мебель не знала покоя от двух изголодавшихся друг по другу тел, а сегодня к ней никто не притронулся. Найл облизал губы и поднес к ним горлышко бутылки из темного стекла, чтобы отпить еще немного. Слезы засохли на щеках, оставляя неприятные ощущения, хотя эти ощущения были ничем по сравнению с чувством, которое грузом тянуло ко дну. Было погано: он еще никогда не предавал людей, никогда не предавал любимого человека, никогда не пытался поставить точку сам. Найл судорожно вздохнул, отмечая, что истерика все-таки сошла на нет. Лишь благодаря алкоголю, мысленно заметил парень с больной усмешкой на губах. Найл стер улыбку, сделав очередной глоток, почувствовав после этого приторную сладость на языке и теплоту в горле. Это было приятное тепло, не такое горящее, как после виски или водки, тепло от вина было какое-то приятное. Вином и напиваться было приятно. Очень приятно для человека, который ненавидел себя после своего поступка. Найл взглянул на часы, чтобы понять, совершил он уже его или нет. Одна минута десятого. Совершил. Не пришел к нему. Не приехал в аэропорт со своими чемоданами, согласившись провести оставшуюся жизнь с любимым человеком. Возможно, это звучало слишком громко и отчаянно, но Найл был готов пойти за Зейном куда угодно: и с моста, и с небоскреба, да хоть с балкона того отеля в Вегасе. Только сейчас он понимал, как заблуждался в этом. Он был готов на все ради него всю свою жизнь, решение о совместной поездке пришло вчера вечером — оно было таким внезапным, но разрушающим, но одновременно с тем таким… правильным, но сегодня… сегодня он даже не смог приехать в аэропорт. Найл врал себе всю свою жизнь: он не мог. Полет в Лос-Анджелес общественным самолетом был своего рода громким признанием, что все, чем они кормили прессу, было неправдой. Вот она правда — то, что они не переставали контактировать, не переставали любить друг друга. Могли разбежаться на месяц, полтора, чтобы потом любить друг друга еще сильнее, чем до этого, в каком-нибудь задрипанном номере мотеля возле автострады, где их никто не смог заметить, ни одна камера. Такими ночами примирения они никогда не спали, всегда долго занимались любовью, а затем вели бессмысленные разговоры ни о чем, смеясь и целуясь, встречая рассвет и засыпая лишь к полудню. Найл любил такие ночи, приводящие к сонному утру… А может, это было ошибкой, этот нескончаемый мексиканский сериал. И эти горячие танцы глаза в глаза во время демонстрации новой песни под гитару. Возможно, это было ошибкой… и все эти песни для Найла были совсем не про него… Возможно, он поступил правильно, не приехав в аэропорт к нему… Телефон зазвонил оглушительно громко в тишине комнаты. Найл повернул голову, увидев на засветившемся экране до боли знакомое лицо, и отвернулся, присосавшись к горлышку бутылки. Осознание пришло не сразу, но вино закончилось. Найл перевернул бутылку и потряс ее под мелодию вызова, затем он отставил приконченное вино и вздохнул. В ящике на кухне должна быть еще бутылка. Это было лучшее решение, чем чтение последующих смс и самобичевание. Найл осторожно встал, держась за стену, тогда же мелодия остановилась. Стало тихо. Непривычно тихо, до боли тихо. Хоран прислонился к стене лбом. Всхлип получился звонким, режущим слух. Брызнувшие слезы невозможно было контролировать. Найл повернулся спиной к стене и скатился по ней на пол, прикрыв лицо ладонями и зарыдав навзрыд. Вчерашний день был лишним. Найл никогда больше не хотел его видеть после всего, но попросил приехать. Он решил поставить точку еще несколько месяцев назад, поняв, что это приносило больше боли, чем счастья длиною в одну ночь. Наутро все становилось на свои места: звонки урывками, сообщения с обещаниями, с придуманными прозвищами, а затем фото в сети с девицами, друзьями, знакомыми. Пусть Найл привык не обращать на это никакого внимания, зная, как сделаны фотографии, но все равно… он не мог больше терпеть этого и принял решение, но Зейн решил все иначе, предложив покончить с болью сам, только совсем не так, как придумал Найл. Тот открыл рот, в который тут же поцеловал его Зейн, надев на палец сушку. Найл не мог не ответить. Он никогда бы не подумал, что Зейн способен на такое. Найлу хотелось расплакаться, когда он, отстранившись, взял сушку из едва раскрытой упаковки и надел на палец Зейна под его же смех. Он затих только, когда Найл со всхлипом обнял его за шею, обхватив парня за спину и прижав к себе. Вчерашний день был лишним. Найл должен был допустить, чтобы общение со временем сошло на нет, необязательно было договариваться о встрече, чтобы порвать. Встрече, которая началась жарким нетерпеливым сексом, а закончилась перекусом на кухне с сушкой на пальце. Невозможно было перенаправить разговор в необходимое русло, он ужасно соскучился по Зейну, а Зейн по нему. Им было это нужно. Хотя Найл предупредил и, вроде как, намекнул, для чего они встретятся на квартире Найла. Соседи давно прокляли неизвестного жильца, который был то слишком тих, складывалось впечатление, что в квартире никто не живет, то слишком шумел, особенно, когда к нему раз в месяц наведывался парень, и такие ночи по определению не могли быть тихими. Но если бы они знали, насколько Найлу было все равно… С Зейном всегда отключался мозг. Найл не мог думать с ним. Лишь наедине с самим собой он понимал, что такие отношения были совсем не тем, что было ему нужно. Он никогда не мечтал о контакте раз в месяц, не мечтал о беспричинной ревности и бесконечных заявлениях о том, что он не один. Знакомые не понимали, потому что выглядел он самым одиноким парнем на свете, в то время как в кармане вибрировал телефон, оповещая о новом смс от Зейна. Быть чьим-то секретом совсем не то, чего хотел Найл от отношений. Найл знал, что сохранит все их переписки. Как бы ни было больно их читать, это было самое прекрасное, что было у него на тот момент. Любовь на расстоянии — дрянь. Но, возможно, вот он плюс — зафиксированные в памяти телефона звонки и смс. Звонки Найл не записывал, но сообщения были идеальной машиной времени. Найл знал, что готов после расставания оставаться рядом в любые моменты. Самые важные, решающие. Найл был бы рад оказывать свою поддержку, потому что Зейн не раз говорил, что больше, чем Найл, его никто не понимал, что ближе Найла у него никого нет. И Хоран чувствовал себя самым большим предателем, самым маленьким человеком, но по-другому было вынести это просто невозможно. Зейн мог говорить все, что угодно, — на деле Найл оставался один. Со временем это все стало лишь болезненно ощущаться. Найл добрался до кухни на пошатывающихся ногах, придерживая вертикальное положение только благодаря стене. Он опустился на стул, уронив голову на руки и сжав волосы в кулаках. Чувство было мерзкое. Хоран представлял аэропорт и Зейна, его лицо, на котором изменялось выражение каждую секунду с осознанием того, что его бросили. Одного. Найл был не готов потерять Зейна. Он знал, что никогда не будет готов. Даже во время особо долгих ссор он хотел быть рядом. Не хотел сниться, просто… хотел быть рядом. Теперь, наверно, Зейн пошлет его куда подальше. И будет совершенно прав. — Прости меня, — сказал Найл, закрыв глаза и зажмурившись, слыша, как разрывается телефон в комнате. — Прости. Найл поднял голову, когда услышал звонок в дверь. Сердце ухнуло вниз, забившись тут же так быстро и четко, как будто хотело выскочить из груди. В горле пересохло, руки и ноги затряслись, но Найл подобрался, чтобы встать. В дверь застучали, Найл осушил лицо ладонями и глубоко вздохнул, ощутив себя совсем не опьяненным алкоголем. Он уверенно направился к двери, открыл, легко толкнув ее, и отошел. Зейн внимательно осматривал его, возможно, чтобы понять, почему Найл не приехал в аэропорт. Но Зейну не пришло в голову, что Найл просто не хотел… Найл медленно моргал, смотря на него чересчур безучастно для любящего человека. Он был ко всему готов: чтобы Зейн обвинил его, накричал, дал пощечину или поцеловал, сжав в своих объятиях, но Зейн… вдруг все понял и не верил своим глазам. Малик покачал головой, не разрывая зрительного контакта. Они проиграли, если их любовь была игрой все это время. Глаза Зейна заблестели, они будто зеркалили мокрые глаза Найла. Зейн вдохнул ртом, принимая происходящее. — Вчерашний день был лишним, — выдавил Найл будто не своим голосом. Зейн сильнее замотал головой. Он посмотрел на свои чемоданы и затащил их внутрь квартиры, захлопнув дверь за своей спиной. А Найл, он… знал, что будет завтра. Слезы брызнули из глаз от одной мысли, что Зейн больше не смог бы называть его своим. Малик, словно читая его мысли, поджал губы и покачал головой. — Нет, — сказал Малик, шагнув к нему и пригласив в свои объятия. Найл заревел громче, обхватив Зейна руками. — Не лишним, слышишь? Не лишним, — тихо проговорил он в висок парня. Со временем Найл успокоился в его объятиях, и вскоре его дыхание выровнялось. Зейн отстранился, взяв Найла за руку и крепко сжав в своей, другой рукой он достал две сушки из заднего кармана. Зейн вложил одну из них в свободную руку Найла и откусил от своей под растерянный взгляд голубых глаз. Этот взгляд вызвал смешок. — Спокойно, это всего лишь сушка, — Зейн поиграл бровями, заставив теперь усмехнуться Найла. Зейн разделил его улыбку, а затем вдруг посерьезнел и притянул в свои объятия. Он чуть не потерял его.