***
Гарри шёл по коридору школы, переполненному учениками. Он подошёл к шкафчику, открыл его, и оттуда выпала аккуратно сложенная вчетверо записка. Парень поднял её, развернул и улыбнулся. Очередной забавный рисунок, такие ему подкладывал кто-то в течении месяца каждый день. На бумажках всегда было изображено что-то хорошее, поднимающее настроение, а в левом нижнем углу было коряво написано «Улыбнись!». Стайлс не имел понятия о том, кто и зачем это делает, но ему было как-то всё равно. Он положил записку в задний карман джинсов, забрал нужные ему тетради и пошёл на занятие по искусству.***
Гарри лежал на полу, вытирая слёзы, смешанные с кровью. Воспоминания причиняли куда больше боли, чем самый глубокий порез или самый сильный ожог. Ему совсем не хотелось вставать и что-то делать. Кошмарный сон заставил его вспоминать, а для этого нужно было время, пропитанное запахом сигарет. Гарри не курил, поэтому ему требовалось куда больше времени. Блики поднимающегося солнца играли на тканях занавесок, проплывали по пустым белым стенам, делая их ещё светлее, и, наконец, добрались до Гарри. Он лишь сильнее зажмурился и вновь окунулся в цветные картинки, которые иногда он путал с отрывками снов.***
Стайлс просыпался в объятиях Луи Томлинсона- мальчика, подкладывающего смешные рисунки, чтобы Гарри не грустил, мальчика, говорящего о звёздах и блёстках в глазах, и о том, как прекрасно было бы уметь летать. Они ели по утрам черешню, и Луи заплетал из кудрявых волос косички. Они гуляли и встречали рассветы на пляже, смеясь над чайками. Они рисовали друг друга с закрытыми глазами и фотографировались на старый плёночный фотоаппарат. Они вешали рисунки и фотографии над изголовьем их кровати. Они жили моментом, влюблённые друг в друга, не верящие в счастливые концы. Их же не бывает, счастье столь призрачно, но им же могло повезти? Так продолжалось почти два года, два года они ловили этот тонкий момент. Они были счастливы. По-настоящему.***
Гарри не заметил, как выпил половину бутылки красного полусладкого вина, которое всегда было у него дома. На всякий случай. -Чёрт, — выругался Гарри и посмотрел на часы на стене. Начало седьмого утра, а он уже не может нормально соображать. Он не жалел. Может быть, если вспомнить всё сразу, получится всё забыть.***
Ровно три месяца назад Гарри сломался. Гарри впервые провёл лезвием по своим тонким запястьям, впервые напился до беспамятства. Его чувства так глупо были использованы. Он не хотел больше верить людям. Самые тяжёлые прощания- это те, которые не были сказаны. Гарри пришёл после уроков в пустую квартиру. Его это не удивило, ведь Луи должен был быть в школе. Он прошёл в спальню, бросил рюкзак на пол у двери и скорее почувствовал, что что-то не так, чем увидел. Ни одной фотографии, ни одного рисунка. Пустая белая стена. С дрожащими руками и колотящимся сердцем Гарри подошёл к шкафу с одеждой Луи. Открыв чёрные дверцы, он не нашёл ничего. Пусто. Так же как стало у Стайлса внутри. Он резко захлопнул их и побежал в ванную, чтобы умыться, что бы смыть этот кошмар. Это ведь не реально, не может быть реально. Там он увидел пепел и обрывки бумажек, что украшали стену их комнаты. Гарри закричал. Теперь это была комната Гарри. Теперь он спал один и не завтракал ягодами. Никто не заплетал его волосы и не приносил ромашки в квартиру с большими окнами. Стены так и оставались пустыми, подражая душе обитателя этого места, отныне наполненного лишь тоской и ароматом крови и красного вина.***
Гарри бросил пустую бутылку в стену. Она разлетелась на осколки, покрывая пол мелкой зелёной крошкой. Стайлс так и не нашёл ни одной причины, по которой могло уйти его солнце, забирая всё тепло и свет. Ни одного пояснения, ни одной зацепки. Он не смог тогда дозвониться никому из семьи Томлинсонов и вряд ли когда-нибудь уже сможет. Гарри не знал, почему его бросили, оставили, навсегда растоптав его чувства, которые были такими чистыми и искренними. Он сотню раз искал милые рисунки и привычно покупал любимое вино Луи, а приезжая в пустой дом, он разбивал даже не открытую бутылку и резал себя осколками красивого стекла. Гарри встал и вновь умылся. Больно, очень больно. Он до сих пор не знал, где Луи, и всё ли с ним хорошо. Стайлс рассмеялся. Он не хотел больше находиться в месте, хранящем все счастливые моменты, в месте, где всё было перечёркнуто и переписано кровью и слезами. Разрушено. Всё разрушено. Гарри накинул на плечи чёрное пальто и ушёл, оставляя за собой горьковатый привкус алкоголя, а в квартире - вечную грусть.***
Стайлс лежал на самом краю крыши, на которой они с Луи часто встречали рассветы. Теперь он приходил сюда один, наполненный до краёв печалью, он кричал в пустоту, в холодный воздух, в бесконечное пространство. Уже три месяца он был один, даже не целиком, без важной детали, которую будто вырвали из него и не обработали раны. Гарри повернул голову и посмотрел вниз с высоты тридцатиэтажного дома. Машины, проносящиеся внизу. Торопящиеся по делам люди, ведь сейчас девять утра, и у этих людей есть цель, есть смысл двигаться дальше. У Гарри не было. Он сам не знал, почему ещё дышал, почему не прекратил весь этот кошмар раньше. Может, он всё еще верит в чудо. Но чуда не происходило и не произойдёт. И сейчас Гарри снова спустится по лестнице, перепрыгивая несколько ступенек за раз по привычке. А может, ему спуститься другим способом?.. -Ты, если честно, самое последнее, что я ожидал здесь увидеть, — послышался голос, который будил Гарри по утрам совсем недавно и одновременно с этим так давно. -Уходи из моей головы, — сказал Гарри, не поворачивая головы. Этого не могло произойти, не сейчас и не теперь. Сколько раз он слышал голос Луи, такой тёплый и родной, и сколько раз это оказывалось фантазией? Сто из ста. -Ты думаешь, что я не настоящий? -Конечно, — кудрявый повернул голову и его глаза остекленели. Ни слёз, ни шока не было. Он не знал как это описать. Он увидел перед собой своего Луи. Такого же уютного и милого, с голубыми глазами и растрёпанными волосами. Сначала Стайлс захотел его обнять и не отпускать, а потом ему захотелось придушить Томлинсона собственными руками, не думая о последствиях, за всю ту боль, что он ему причинил, сам того не желая. Но преодолев все эмоции, Гарри встал и подошёл почти что вплотную к голубоглазому парню, который был всё так же на голову ниже него. Столько всего хотелось сказать, и Гарри совершенно не знал с чего начать. Ему хотелось кричать и плакать, кричать и смеяться, и если его не остановить, у него начнётся истерика. -Прости, — Луи прервал молчание, — Я оставил тебя. Это глупо. Но я должен был. Подумать, понимаешь? Он выглядел таким грустным и чувство вины плескалось в его голубых глазах, окрашивая их в серый. А может, это было солнце, играющее с оттенками лучше любого художника. Луи не осмеливался даже поднять взгляд на Гарри, он боялся, сердце билось невероятно быстро, а тонкие пальцы, теребящие рукава бежевого свитера, дрожали. -Не понимаю. Совсем, — Гарри сложил руки на груди. Он не хотел, чтобы его тон был таким грубым, но так получалось. Непонимание плескалось в его глазах цвета апреля, а хриплый голос звучал сломлено. Так получалось. -Гарри. Я вряд ли смогу объяснить что-то как следует, но подожди. Не злись. Я здесь, и я больше не уйду, если ты, конечно, этого не попросишь. Прости, — Луи совсем не знал что ему надо сделать, что сказать. Он сам не был уверен в причине своего побега. Мне нужно было подумать. Я так хотел увидеть море. Я никогда не смогу разлюбить тебя. Как испорчено это звучало. Произнеси это и признай все ошибки. Эти слова были глупыми и ненужными, они уже ничего не спасут. И тут Гарри поцеловал его. Аккуратно и хрупко, будто боясь сломать момент, который и так был готов развалиться на кусочки, который был сломан давным давно. -Иди к чёрту, Томлинсон, — прошипел прямо в губы, разрывая поцелуй кудрявый, а после просто ушёл, быстро спустившись по лестнице, оставляя такого же разбитого Луи с такими же глубокими порезами на руках на крыше тихо ненавидеть себя, ненавидеть всё вокруг, всё, кроме Гарри Эдварда Стайлса.***
Гарри проснулся посреди приглушённого света его спальни. -Нет. Нет! Нет! -закричал он и схватился за голову. Призрачное счастье на расстоянии вытянутой руки- постарайся поймать. Он прошёл в ванну. Один порез. Второй. Глубже. Больнее. Не думай и не кричи- тебе же уже не больно. Ему правда не было больно. И это не расслабляло, не приносило спокойствие. Не приносило ничего. Стайлс думал об этой мимолётной встрече каждую секунду, не переставая разрушать себя физически и морально, наполняя всю пустоту сожалением, как лопнувший шарик, ощущая себя идиотом. Его лёгкие будто были наполнены осколками стекла, а всё остальное забито пеплом, не успевшем остыть. Он ушёл, бросив там Луи, так же как тот оставил его некоторое время назад. Он не желал ему такого, ведь он так сильно его любил. Его всего и все его поступки, кружащие голову и сводящие с ума. Они же любили друг друга и не верили в счастливые концы.И так легко говорить об истинной любви, когда на самом деле не чувствуешь совсем ничего.
***
Гарри и Луи виделись каждый день. Каждый день Луи приходил на крышу в девять утра, и они сидели на краю вместе, в обнимку, свесив ноги с края, совсем как бесстрашные маленькие дети, ещё не осознавшие всего ужаса смерти. Они никогда не договаривались о встречи, но это стало чем-то вроде традиции. Это объединило их и одновременно с этим отдалило друг от друга так далеко, как только возможно. Они всегда молчали, но вместе с этим понимали слишком много всего от одних лишь касаний. Они не перестали любить и они снова были счастливы. В половину двенадцатого Луи всегда уходил, не оборачиваясь, зная что Гарри даже не пошевелился. Томлинсон не был уверен в том, что Гарри не ночевал на крыше, совсем как Карлсон. Они не обсуждали совсем ничего вслух, но получали от молчаливого диалога куда больше, чем могли получить от слов. Так могло продолжаться вечно. Они вечно могли получать маленькие детальки счастья, и потом бы собрали всё целиком, но, увы, так продолжалось лишь две недели. Вторник. Яркое, очень яркое солнце. Томлинсон опаздывал. Он бы не пришёл на крышу к девяти. Просто не успел бы. Ему стало до безумия страшно. «Это же Гарри, что он может сделать?» «Всё что угодно» Луи схватил телефон, и пальцы сами забегали по цифрам заученного наизусть номера. «Только бы он не сменил телефон» Один гудок. Второй. Три минуты девятого. Можно прийти раньше, но никак не позже. Третий гудок. -Да? — холодный голос Гарри на другом конце. Реального, живого Гарри. -Не делай глупостей, — буквально прорычал в трубку Луи, бросил телефон куда-то на заднее сиденье и вдавил педаль газа в пол. Через пару минут рядом с многоэтажным домом, громко скрипя шинами, затормозила ярко-красная машина Томлинсона. Он, не выключая зажигания, выбежал из машины, громко хлопнув дверью. Сейчас ему было всё равно, если честно. Луи взбежал по лестнице, почему-то забыв о существовании лифта, распахнул дверь на крышу и увидел Гарри. Он стоял у самого края, картинно раскинув руки в стороны. -Пожалуйста, отойди, — Луи понимал абсолютно всё, всю серьёзность ситуации. -Зачем? — Гарри не сдвинулся с места, даже не повернул головы. -Я люблю тебя. Пожалуйста, слезай оттуда, — Луи крупно дрожал и боялся пошевелиться, слёзы текли по его щекам от безудержного страха, но он их не замечал. Не сейчас. -И я тебя, ты же знаешь. Но как бы ты меня не любил, ты меня бросил, Луи. Ты сможешь объяснить, зачем ты это сделал? — Гарри обернулся. Луи кивнул, болезненно закусив губу. -Прости меня,- шаг вперёд. Вниз. Всё быстрее и быстрее, и пара секунд до встречи с асфальтом, и истошный крик Луи, который не мог пошевелиться. Всё смешалось, но Гарри не видел ошибки. Он нашёл свой счастливый конец.И пока мои вены от крика дрожат, я буду помнить тебя и твой аромат.