Мой ангел

- В моих безумных снах тебе совсем не место...       Так говорил, нет, скорее кричал, и сам себе не верил. Мой ангел ушел в закат, истерзанными крыльями собирая сор и копоть сожженных мостов. Я смотрел ему вслед и не чувствовал ничего. Ни боли, ни горя, ни облегчения, которое должно было прийти, потому что всё кончилось. Я сам хотел. Или просто струсил. Не захотел быть и наваждением, и возлюбленным...       Мой ангел пришел ко мне на излете последнего летнего дня, принеся на крыльях пестроту осенних листьев и крепкий дух домашнего сидра. Я по обыкновению сидел на берегу Пропащей Реки, названной так за то, что все, кто уходил на лодках и плотах вниз по течению, никогда не возвращалась назад. Река уносила их в новую жизнь, в новый мир, подменив воспоминания чужими снами. И тогда в нашем тихом лесном городке появлялся тот, кого подменил наш невозвращенец. Сперва пришлый путался в памяти и снах, с любопытством туриста слонялся по улицам, заглядывал в таверны, пил на ярмарках глинтвейн и грог, купленный на найденные в карманах монетки, а потом на одной из улиц находил свой дом и ложился спать. А поутру он уже был горожанином, лавочником, учителем, кукольником, целителем, ученым... И дела ему не было о каких-то воспоминаний. Все они бережно складывались в деревянный сундук, запирались на серебряный замок и забывались на чердаке. Так, наверное, было и со мной. Об этом говорил мне мой ангел.       Он пришел за мной на излете последнего летнего дня, принеся с собой стопку полуистлевших тетрадей моей прежней жизни. Он хотел, чтобы я сел в лодку и вернулся обратно. Хоть как-то. Он говорил что-то о слиянии душ, о каком-то незавершенном деле, о недопитой боли, об отравленной страсти. И строки в тетрадях, мерцание которых завораживало и погружало в дрему, возвращало обрывками снов ту прежнюю неизбежную жизнь. Мой ангел кружил меня в ней в каком-то диком танце, из которого рождались кошмары, тревожными тенями скользившими в разные миры, настигая тех, кому они были предназначены. И однажды новорожденная тень настигла нас, подгружая в горячечный сон. Мой ангел проснулся без крыл, распятый на вратах всеми забытого рая, а я - в лесном городке. Кажется, сперва я плакал. Звал ангела. Проклинал. Не верил. А потом была ярмарка, смех случайных детей и крепкий грог в дубовой кружке. Мансарда величественного дома на берегу Пропащей Реки стала новым домом, экскурсии, которые я вожу раз в неделю - любимой работой, томная леди, живущая по соседству, - новой любовью. Я стал кем-то другим. Обрел долгожданный покой. Сбылся себе самому. И тут вернулся мой ангел.       Он пришел на излете летнего дня, чтобы увлечь в танец света и тени вновь, возродить горечь страсти и боль, поражение и экстаз, созидание и безумие. Без них он умирал каждое чертово утро и воскресал под вечер, раздираемый саднящей болью вновь отрастающих крыл. Как он прорвался сквозь границу между мирами? Как нашел меня? И зачем? У ангела, упавшего к моим ногам не было ответов, лишь полуистлевшие тетради и агония нашей давней любви. Он уснул на моих руках, убаюканный запахом увядающих трав, согретый мелочной памятью, заменившей собой на миг прохладный покой настоящего. Я вновь полюбил его. Но не мог, уже не мог вновь отдать ему себя. Лишь отпустить. Открыть потаенную калитку и лунной ночью, когда серп лимонной луны разрывает мрачную синеву небес, открывая границу между мирами. Потому что здесь ему совсем не место. Мой ангел уходил по мосту между двумя судьбами, сожженному еще в прошлой жизни, собирая на волочащиеся бессильные крылья копоть давно истлевшей страсти да обрывки былых наслаждений, когда я так легко и беспечно подставлял свое горло любви. Так лучше, так правильно. Наверное. Ни о чем не жалеть. Никого не звать. Ни за кем не идти. Ни о ком не плакать во сне. Смотреть на серп лимонной луны и в тишине услышать шорох ангельских крыл. И провалиться в это наваждение, поверить, что снова танцует со мной мой ангел.