Ночь любви

— Да, Эрик. Худой, но словно сотканный из самой тайны мужчина в идеально выглаженном чёрном фраке и чёрной же маске, полностью скрывающей лицо, шумно выдохнул. Янтарные глаза походили на два бесконечных тоннеля, в конце каждого из которых сверкало настоящее солнце. Почти прозрачные и длинные, как будто паучьи пальцы сомкнулись на бледном запястье, маска с горящими глазницами склонилась ближе, и теперь сквозь плотную ткань было слышно сбившееся дыхание, которое в неверном свете свечей слишком походило на дыхание самой смерти. Голова наклонилась ещё ближе, но, стоило тонким пальчикам поймать лацканы пиджака и расположиться на груди, мужчина судорожно схватил белокурую девушку за плечи и резко отстранился, отпуская её. — Эрик?.. — вопрос повис в воздухе, едва качнувшись неясной тенью; певица Оперы Гарнье Кристина Даае, никогда не считавшая себя решительной и отважной, в этот день, коему было уготовано стать судьбоносным, и в эту дивную ночь больше не боялась. — Всё в порядке? — негромко, но отчётливо спросила, решаясь шагнуть ближе и коснуться напряжённого, как будто каменного плеча Призрака, который теперь и впрямь походил на привидение. Привидение вздрогнуло и повернулось к девушке, снова поглощая её всю бездонными вулканами глаз. Кристина робко улыбнулась и, не убирая руку с костлявого плеча, прикрыла глаза, едва заметно запрокидывая голову назад. Белый лоск шеи словно светился среди царящей в логове Эрика полутьмы, а бледно-розовые уста казались коралловыми. Кристина почувствовала лёгкое, едва ощутимое прикосновение к своим распущенным, струящимся по плечам волосам, и это касание пронзило её, словно электрический разряд. Она задрожала, будто беззащитная голубка, пойманная в расставленные сети коварным искусителем; её неясный взор, подёрнутый непрозрачной дымкой, устремлялся к Эрику, чья рука уже успела невесомо, почти не ощутимо расположиться на её талии, а теперь исчезла прочь. Ей казалось, что эта пытка не закончится никогда. Эрик снова отпустил её, не переставая вглядываться в лазурную синеву её глаз. Кристина выдохнула и, убрав назад выбившуюся прядь — ей почему-то подумалось, что этот жест должен был сделать непременно он сам, — отвела взгляд и слишком уж тщательно расправила белоснежное платье, проводя рукой по каждой несуществующей складке. Её щёки заливал румянец, и она вдруг поняла, что очень хотела бы понять, что чувствует её новоиспечённый супруг. Кристина подняла голову, встречаясь с пронзительным свечением двух огней, и снова улыбнулась, чуть приоткрыв губы. — Вы уверены… — прошелестел голос Эрика, утопая в беспросветной темноте, не позволяющей видеть ничего, кроме друг друга. — Эрик не… — его слова никак не желали соединяться в связные мысли, а шёпот казался тише окутавшего их обоих безмолвия. — Если вы боитесь… Вы ведь должны бояться… — он говорил медленно, как будто продлевая этот миг, и, находясь уже сзади, снова касался её волос, проводя обеими руками по всей длине, но был готов прекратить ласку с единым словом благоверной. — Вы боитесь мертвеца, Кристина, иначе не может быть, — он замер, утверждая непреложную истину. — Вы… — Я прошу вас, Эрик, — прошептала в ответ Кристина, не давая ему договорить, чувствуя, как сгорает в охватившем её пламени смущения и вместе с тем чего-то иного и совершенно нового. — Я решилась, вы же знаете… — сзади послышался хриплый вдох, и он приник подобием губ к её золотистым локонам, чтобы отстраниться в следующий миг. — Не заставляйте меня сомневаться, — слова растворились в шёлковом паласе ночи. Кристина не желала думать о том, что последует, боясь испугаться и вырваться из почти объятий Эрика, который сразу же её отпустит. — Вы позволите мне?.. — послышалось сзади, и в этом неясном вопросе чувствовалась неуверенность, нерешительность Призрака, который как будто был смущён так же, как и она. Как будто боялся осквернить святыню, как будто видел свою вину… Как будто не до конца понимал, что преподнесёт им обоим эта не так уж кромешная наверху, но безлунная в подземелье ночь. — Вы мой муж, — пролепетала мадам Дестлер, почти подаваясь навстречу рукам, обнимающим её плечи. — И я уже ответила вам, — она явственно ощущала его напряжение и часто-часто колотящееся сердце. Оба закрыли глаза, почти замерев и едва ощутимо раскачиваясь в такт ведомой только им мелодии. — Да, Эрик. Призрак чуть сильнее сжал её плечо, призывая её повернуться к нему лицом, и она подчинилась. Она чувствовала его абсолютную власть над собой и была не способна противиться любому его движению, плавясь, как горячий воск. Кристина привстала на цыпочки, ощущая, как его ладони несмело ложатся на её спину, согревая и разжигая внутренний огонь, объемлющий её всю. Оба не имели сил опустить взгляд, оба поддавались безудержной круговерти эмоций и чувств. Её разум практически растворился, страх давно испарился, будто его и не было вовсе, слух ловил почти идеальную тишину, глаза видели только горячую теперь чернь маски — и только осязание усиливалось стократ. Где-то в небесах тихо вздохнула луна, погасло пламя свечи, отчего-то зажурчала невдалеке вода — но обоих не заботило ничто, кроме них самих. Мгновение казалось бесконечным, время, наверное, на миг остановилось — но и ему, и ей хотелось, чтобы эти минуты длились вечно. Эрик осторожно, боясь напугать, склонился над её лицом, но в последнюю секунду замер — и она придвинулась к нему сама, и невозможно было определить, кто из них двоих оставил на губах другого невесомый, трепетный поцелуй. Оба отстранились — и оба прильнули друг к другу, и Кристина опустила руки на худощавые плечи, и Эрик несмело потянулся к её губам, вовлекая их в единение. Он целовал её, как божество, и притом так же эфемерно и неуловимо, как крылья бабочки касаются лепестков. Кристина провела рукой по его волосам, ощущая жар, повергающий её в холодном каменном пространстве. Она могла поклясться, что он чувствовал то же, что и она. Кристина вздрогнула, когда Эрик взял её тонкое запястье обеими руками и поцеловал золотой ободок её кольца. Она чувствовала опьянение, словно только что выпила не один бокал вина; ей казалось, что это незнакомое ей чувство, эта эмоция, этот жар разливался по венам, овладевая её сердцем. Они дышали неразрывно, будто связанные одной невидимой нитью, и Кристина чувствовала, будто становится легче самого ветра, когда её муж снова припадал к её губам. Она вдруг немного отстранилась и, нахмурившись, одним движением сорвала маску с лица Призрака, обнажая его настоящий облик и не позволяя воспротивиться, снова и снова целуя его. Впервые касаясь изувеченного обличья — и не испытывая ужаса, и не давая себе времени, чтобы осознать происходящее. Ей казалось, что она сходит с ума, в то время как её Эрик уже давно обезумел. — Кристин… — он мягко, но твёрдо оттолкнул её, потянувшись за маской. Кристина отбросила её назад, снова обернувшись к супругу. — Я хочу видеть тебя, — она покачала головой. Почему-то это «ты» казалось единственно правильным и возможным только теперь, в эту удивительную ночь. С глухим стоном Эрик перехватил её запястья и впился в её распухшие губы, углубляя поцелуй. Кристина подалась навстречу, размыкая уста, позволяя ему вторгнуться внутрь, почувствовать её вкус, обхватила его голову обеими руками, заворожённо ощущая, как их языки сплетаются в танце страсти и вожделения. Им обоим не хватало дыхания, они оба почти задыхались — но не разрывали единства, не имели сил прекратить это чарующее действо хотя бы на миг. Эрик подхватил её на руки, но она не отпустила его, прижимаясь лишь крепче, и в какой-то момент попытка сделать шаг обратилась тем, что оба они оказались на полу. Эрик нависал над любимой сверху, и теперь в его облике не осталось ни одной ангельской черты. В глазах пылали червонные всполохи, затмевающие любой страх, сжигающие любое чувство в бездне своего сумасшествия. В пучине неудержимой любви. Кристина пыталась отдышаться, но волосы оказались спутанными, взгляд — расфокусированным, а туго затянутый корсет не позволял глотнуть воздуха. Оба они никогда не испытывали ничего подобного и теперь уже не могли прекратить наступающую мистерию. Эрик оглядел возлюбленную более осознанно, протянул ей руку, за которую она сразу же ухватилась, и помог сделать несколько шагов, как будто она не умела ходить, только переплетая ноги и не отводя от него небесных глаз. Она коснулась его лица, разворачивая к себе, но Призрак лишь крепче сжал её руку, продолжая путь до двери. Кристина часто дышала, её лицо было полностью алым, но в этот час она чувствовала себя как никогда живой. Эрик остановился, и она, оставив стеснение позади, сама накрыла его тонкую, прозрачную полосу, заменяющую губы, своими. Эрик первым разорвал поцелуй. — Я люблю тебя, — выдохнул в её волосы и замер, давая ей возможность разглядеть его. Голубые глаза широко распахнулись, рассматривая увечья. Жёлтая, иссохшая кожа, местами совсем прозрачная, местами переходящая в серый оттенок, совершенно жёсткая на ощупь; проступающие на ней синие вены, огромные чёрные глазницы и впавшие глазные яблоки, теперь налитые желтизной и напоминающие два огненных шара, вращающиеся в пустоте; почти атрофированные брови, почти отсутствующий рот, больше напоминающий две челюсти, обтянутые кожей и способные открываться и закрываться; большая залысина вместо волос, редкие волосы на затылке; ужасающая дыра вместо носа, венчающая все уродства на его лице. Вдобавок ко всему — несколько длинных шрамов, тянущихся от шеи вниз, скрывающихся под слоями одежды. И могло ли всё это вместе остановить Кристину, которая снова прильнула к этому невыносимому лицу и — как когда-то — запечатлела на его лбу ангельский поцелуй? — Кристин… — прошептал он, дрожащими руками обхватывая её за плечи. — Ты хочешь… — Я твоя, Эрик, — ответили ему, и он, раскрыв дверь в спальню в стиле Луи-Филиппа, чуть приподнял её и опустил на кровать. Навис грозным призраком, принявшись покрывать поцелуями её шею и открывшиеся ключицы. Кристина обняла его, принимая ласки, уже не пытаясь выровнять дыхание и прийти в себя. Думала ли она об этой ночи, соглашаясь стать живой женой Эрика? Неоднократно. Предполагала ли, что он сам пожелает не следовать традиции, не совершать брачную ночь, он сам не станет и думать об этом — и именно она добровольно согласится? Едва ли. Сознавала ли, что будет гореть в огне опьянения, что адовые своды подземелий покажутся небесами, а их хозяин — вседержителем? Никогда. Никогда не могла представить, что руки Эрика вовсе не пахнут смертью, когда поглаживают её плечи и талию, мягко касаются груди. Что она совсем уж смутится, когда вдруг он станет целовать её ладони, опаляя горячим дыханием каждый палец. Она не могла знать, что Эрик способен дарить ей такое наслаждение, слегка оттенённое тянущей, полной истомы болью внизу живота. Кристина не могла объяснить, в какой момент ощутила, что платье с его многочисленными юбками было стянуто, невыносимо узкий корсет расшнурован, а полупрозрачный пеньюар оказался единственным, что разделяло её наготу и её любовника. Она вмиг покрылась румянцем вновь, если её лицо уже успело приобрести естественный оттенок, и провела рукой по белоснежной рубашке мужа, пытаясь справиться с ней. Эрик отвёл её руку, но она взглянула ему в глаза, заставляя забыть обо всём, кроме этой кромешной ночи. Эрик принялся ласкать её, блуждая руками по всему телу, разглядывая очертания её женственности, проступающие сквозь сорочку. Кристина опять окунулась в круговорот безудержной страсти, отрешаясь от реальности, но всё же стянула с супруга рубашку, скользя взглядом по его худому костлявому телу, по выпирающим рёбрам, по застарелым шрамам и рубцам, пересекающим весь торс. Она будто очнулась и провела рукой по отметинам, замечая, как Эрик замирает, а в уголках его глаз появляется влага. Объятые покровом непроглядной ночи, он и она позволили друг другу отречься от страхов и эмоций. Стали принадлежать друг другу безраздельно, каждой частичкой души, каждой тайной, каждым грехом. Каждым мгновением. Порождение тьмы и создание небес. Белое и чёрное. Свет и тьма. Едины и неразрывны волей любви. Сорвав ажурную ткань, Эрик на миг застыл, разглядывая совершенную красоту и затем касаясь губами небольших полушарий груди, спускаясь дорожкой поцелуев вниз, обеими руками обнимая своё сокровище. Кристина вновь задрожала от сладостного упоения волшебной негой, зарываясь пальцами в его волосы и притягивая к себе, чтобы целовать каждый шрам на его лице. Он коснулся руками её колен, поднимаясь всё выше, к внутренней стороне бёдер, стараясь быть медленным и осторожным, но будучи бессильным сдерживать своё напряжение. Кристина застонала — и этот нежный звук стал для него сладчайшей музыкой. Блаженным ядом. Кристина находилась в полузабытьи, но в то же время её ощущения казались обострёнными до предела. Она подняла потяжелевшие веки — и столкнулась с полубезумным взглядом супруга. Как во сне, она наблюдала за происходящим. Как во сне видела, как Эрик расстёгивает ремень и тяжёлая пряжка падает вниз. Как во сне, чувствовала, как сама она наполняется волнением перед тем, что скоро свершится. Глаза сами закрываются — и распахиваются, и с губ слетает невольный вздох. Рука сама тянется прикоснуться к нему. Эрик слегка отклоняется, как будто не ожидая пристального разглядывания, а затем вновь придвигается ближе, проводит рукой по её плечам, расслабляя их, заставляя таять от мимолётных прикосновений. Целует сначала одно, а затем другое запястье — и одним движением прорывается в нетронутую глубину. Её пронзает боль. Слишком сильная, чтобы не замечать или хотя бы терпеть. Слишком резкая, чтобы улыбнуться. По её щеке скатывается слезинка, и Эрик застывает, сцеловывая её, молчаливо признавая свою вину и прося о прощении. Она вздрагивает и обессиленно гладит его по ладони, и он начинает двигаться, стараясь делать это осторожнее, но не зная, как облегчить её боль. Кристина находит в себе силы, чтобы улыбнуться, — и Эрик увеличивает напор, ускоряет темп, прижимая к себе любимую, запрокинувшую голову назад. Она ловит ртом воздух, старается не чувствовать уже не блаженного огня внутри, но в какой-то момент замирает, вскрикивает и подаётся вперёд, и этот чувственный стон становится благословением для обоих. Внутри взрываются тысячи солнц, и каждая клеточка тела, каждая эмоция, каждая мысль вспыхивает и обращается каскадом пламенных чувств. В голове играет самая прекрасная музыка, и губы переплетаются воедино, знаменуя вечную неразрывность. И в этот неудержимый миг, в эту безлунную ночь они оба любят. Всё заканчивается слишком быстро, но оба, объятые заветной негой, не ощущают этого. Оба приходят в себя, усмиряя сердцебиение, оба не говорят ни слова, но понимают друг друга без всяких фраз. Она прячет голову у него на груди — и он притягивает её к себе, и она не может видеть его первых в жизни счастливых слёз, окропляющих изуродованный лик. Их ждут тревоги и разлуки, ярость и отчаяние, слёзы и боль. И вместе с тем впереди — бескрайняя светлая дорога. Туманный горизонт, за который можно шагнуть, лишь держась за руки. Марево, обращающее небесами саму бездну. Теперь — лишь сделать первый шаг. И все страхи, все злодеяния становятся бессильными перед обручёнными на небесах.

***

— Кристин?.. — Эрик коснулся рукой щеки, очерчивая улыбку на любимом лице. Она не сразу поняла, что сон, укрывший её бестелесными крыльями, растворился. Что его и её — их — ночь сменилась утром. Призрак почему-то казался таким нужным и… родным. Глаза цвета горного хрусталя лениво пробуждались вместе с ней самой. — Кристина, ты… — вопрос замер у Эрика на губах, но тёплая улыбка на губах его супруги заставила его прозвучать, повергая его в пучину безрассудной, неразумной надежды. — Ты любишь меня?.. Слова сотворились одними губами. Она замерла, неотрывно глядя на него широко распахнутыми глазами. Надежда начала стремительно таять. Невероятная, иллюзорная ночь совершенно не означала, что… Глупо. Самонадеянно. Отчаянно. Но… Но она точно знала ответ. — Да, Эрик.