Поцелуй со вкусом кофе

Тишина. Она завораживает своей прелестной недоступностью, манит, пьянит не хуже сладкого вина. И Хартфилия наслаждается ею, вдыхая полной грудью аромат свежесваренного кофе. Оно горчит, а заклинательница едва приподнимает уголки губ в намеке на улыбку. Горько. Так же горько, как и его поцелуи. Они обжигают, воспламеняют и заставляют сгорать. Почти не замечая боли, обожженными пальцами касаясь холодного стекла, девушка кривит губы и нервно дергает плечами. Ей кажется, что еще немного и внимательный взгляд практически черных кофейных глаз прожжет в спине дыру. — Люси, — длинные худые пальцы почти нежно повторяют узор языков пламени на ее коже. Ему кажется, что она совсем ничего не весит, настолько легко было поднять и посадить на холодный подоконник лицом к себе. Прерывистый вздох и резкий выдох в горькие губы. Они всегда были слишком горькими, ненавистными и жесткими, но Хартфилия подается вперед, с жадностью принимая мимолетные ласки. Забытая кружка разбивается об пол, марая ковер еще горячим напитком. Тонкие девичьи пальцы дрожат, с силой сжимая плечи. Демоновы плечи. Иногда ей кажется, что лучше уж не знать, кто твой соулмейт, не видеть слишком ярких языков пламени на его плечах. Она хрипло смеется, разбито улыбаясь и смотря в такие же пустые глаза. Им обоим не повезло, так почему бы не забыться? Не раствориться друг в друге? — Если это ты, то все в порядке, — в который раз звучат уверения, в которые никто из них не верит. И словно в наказание за это парень сильнее сжимает руки, оставляя синяки на нежной коже, но видя лишь кривую нежную улыбку. Драгнил глухо рычит, опуская голову на мягкую грудь. Не может. Сколько раз он смотрел на искаженное болью лицо? Сколько раз он не мог остановиться? А в итоге всегда одно. Она вновь с болью и нежностью обнимает его, шепча, что все в порядке, что так нужно, так правильно. И он вновь целует ее. Горько. Однако именно эта горечь нужна им обоим. Поцелуи, отдающие кофе. Торопливые, требовательные прикосновения. Она, как кошка, ластится, выгибается и будто вынуждает стать еще ближе. Он, тихо порыкивая, кусает сгиб между плечом и шеей, сильнее вжимаясь в хрупкую подругу. Подругу. Под ним заходится в стонах вовсе не подруга, а желанная половинка, и это пьянит сильнее самого крепкого вина. — Нацу, — карие глаза смотрят просяще, а тонкие руки сильнее сжимаются на плечах, и Драгнил с рваным вздохом переворачивается на спину. Девушка невесомо целует ключицу, слизывая капельки пота. Она почти с умилением гладит грудь и живот, стирая подушечками пальцев влагу. Нежно, вкладывая в прикосновения чувства, спрятанные где-то глубоко в душе. И все движения пропитаны этой нежностью. Теплые губы влажно целуют косточки таза, ногти едва-едва, причиняя невесомую боль, сжали основание члена. Нацу под ней нетерпеливо рычит и двигает бедрами, заставляя девушку подавиться смешком и отстраниться. Такой красивый. Дрожащие пальцы касаются члена парня, направляя, поглаживая. Люси болезненно жмурится и опускается вниз, рвано вздохнув. Все еще больно. Все еще жжет. По искусанным губам скользит улыбка, тут же пропадая, стоит парню податься вперед. Рваные толчки. Тяжелые мозолистые ладони на ягодицах. Ей кажется, что еще немного и она просто расплавится, растворится в его огне. И внутри не остается ничего кроме страха смешанного с обреченным пониманием. Так нужно. Им обоим. Поэтому она заставляет себя улыбаться и опускаться навстречу чужим бедрам. Поэтому он оставляет синяки на белой коже, кусает едва ли не до крови и болезненно целует губы. Горько. Ей горько и обидно. Ему горько и болезненно сладко. Драгнил слизывает солоноватую влагу с лица, вновь кусая нежные губы. Они слишком не похожи на его собственные. И это, кажется, еще сильнее раззадоривает. Тяжелое дыхание. Влажные, мокрые звуки касания кожи о кожу. И Люси плавится в его руках. Она едва слышно стонет, вжимаясь ногтями в языки пламени. Перед глазами, кажется, все плывет, и начинает плыть гораздо быстрее, стоит острым зубам укусить сосок. Доставить боль, заклеймить, доказать. — Нацу, — она смаргивает слезы, качая головой. Больно. В какой-то момент просто становится жалко саму себя до слез. Он, будто маленький ребенок, одной рукой сжимает грудь, перекатывая языком сосок, кусая и посасывая его, другой с силой насаживает на себя девушку. Словно послушная кукла, она повинуется его желанию, обнимая, лаская, шепча что-то глупо-нежное. Абсурдное. Нацу сдавленно хрипит, толкаясь все сильнее, не замечая, что в который раз не контролирует пламя. Люси сжимается, изо всех сил прижимаясь к нему, до крови кусая ненавистные плечи. Не первый и не последний раз. Они уже привыкли. Из-за необходимости. Из-за долга. Из-за такой любимой горечи на чужих губах. — Прости, — его губы дрожат, ладони невесомо гладят обожженную кожу. — Все нормально, это же ты, — она качает головой и целует. Легко, едва касаясь губами его губ. К привычной горечи примешалась соль. И вся их жизнь похожа на неправильный горько-соленый кофе.