Sleepwalker

Он спит, крепко сжав темные ресницы, сбросив с себя покрывало. Его грудь слабо вздымается и так же едва заметно опускается. В спальне тишина просто оглушающая, но даже среди этого полного отсутствия звуков все равно невозможно расслышать его дыхания. Даже если склониться ближе, даже если затаить свое собственное. Остановить привычно, как тогда, когда впервые увидел его так близко. Когда не смог отвести взгляда. Лишь только если прижаться к его губам своими? Словить теплое дыхание. Присвоить без спроса себе. Зажмуриться, думая о том, как вскоре его серые глаза обязательно раскроются и посмотрят внимательно, изучающе. А может даже с любопытством. А может с интересом? Вот бы так... Но конечно все будет не так. Надо реально смотреть на вещи. В его прекрасных глазах будет страх. Он приходит в себя спустя несколько часов. С трудом разлепляет веки, тяжелые, точно песком набитые. Долго смотрит в далекий потолок - по нему разгуливают тени, ползают туда-сюда, деловые и стремительные, иногда соскальзывающие на стену, поначалу удлиняющиеся, а потом решительно исчезающие в темном коридоре. Адаму стоит лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть, как из сумерек комнаты на него нетерпеливо поглядывают блестящие большие глаза. Лишь чуть склонить голову набок. Но, он точно специально не хочет делать это, или... боится? Упрямо продолжает смотреть вверх и слушать шум машин, пролетающих где-то за окном. Именно от них эти причудливые тени на потолке. - Адам? Как ты себя чувствуешь? Низкий приятный голос нарушает тишину, и певец от неожиданности вздрагивает. Вынужден повернуть голову. Из-за движения по вискам тут же разливается боль, и Адам невольно жмурится, подтягивая руку к голове. - Что, болит? Я сейчас дам тебе обезболивающее. Темная фигура выныривает из своего угла и исчезает в коридоре. Адам пытается проследить за ней взглядом, но комната страшно раскачивается, кружится в бешеной пляске. Нет, лучше не смотреть. Лучше дальше спать... Когда он в следующий раз приходит в себя - город затих, исчезли тени, откуда-то доносится мерный стук часов. Адам лежит некоторое время тихо и недвижимо, пока вдруг не понимает, что отчаянно хочет пить. В горло точно ежа запихнули, а язык прилип к небу, как будто решил врасти в него. Пить. Но как и кого попросить? Та незнакомая тень из угла, наверное, тоже угомонилась и спит. Самому поискать? Он перекатывается на бок и... Стонет, даже скорее взвывает от ослепляющей боли. Весь правый бок пронзает точно вилами, и он застывает так, вцепившись побелевшими пальцами в покрывало, свесив голову с кровати и согнувшись в три погибели. - Дурачок. Тебе так резко лучше не шевелиться! На его плечи ложатся горячие большие ладони, и он испуганно тыкается носом в кровать, напоминая слепого неуклюжего щенка, а потом и вовсе шарахается от высокой незнакомой фигуры. Отползает к стене, пытаясь сквозь цветущие пятна перед глазами, разглядеть человека напротив. - Кто вы такой? Где я? Мужчина, точно только сейчас догадавшись о своей оплошности, пятится от кровати Адама и, наконец, зажигает свет. Настольную лампу. Садится на стул поблизости. Лицо печальное, красивое. Светло-карие теплые глаза, благородные скулы, пробивающиеся светлые усики над тонкой верхней губой. Одет в уютный халат, волосы растрепанные, короткие. Русые, вьющиеся. Его голос натянут как тетива, когда он отвечает Адаму: - Если ты ничего не помнишь, то мое имя тебе не скажет ничего. Что ты помнишь последнее, Адам? Русоволосый всматривается в своего драгоценного гостя. Даже довольно сильно нервничает. Нет, конечно, он не жалеет ни секунды, что поддался искушению, что осмелился ВЗЯТЬ то, что так сильно хотелось. Но с другой стороны, эйфория прошла, и надо думать, как быть дальше... Хотя, о чем можно думать, когда в его доме ОН? Адам ужасно бледный. Темные волосы, спутанные, влажные висят на глазах. На скуле темнеет огромный кровоподтек, одна бровь припухла, а разбитая нижняя губа то и дело трескается. Он то облизывает ее, то забывает, и алая струйка крови стекает по подбородку. Ему плохо и больно, но русоволосого эта его беспомощность, уязвимость сводит с ума. Кто бы мог похвастаться, что видел блестящего недоступного солиста Адама Ламберта в подобном ранимом, зависимом виде? Адам качает головой и расстроенно блестит глазами: - Не помню вас. Не знаю этого места! И все тело так болит... Что со мной? И кто вы такой? - Я дам тебе обезболивающее и тебе станет... - Сначала ответьте, черт возьми, на вопрос!!! Сучонок. Привык командовать. Русоволосый, стараясь не показывать раздражения, встает с места и исчезает в коридоре. Когда возвращается, этот упрямец уже сидит на краю кровати, свесив босые ноги, и, видимо, изо всех сил борется с головокружением. Русоволосый ругается себе под нос и в два счета укладывает Адама обратно. Вжимает его плечи в кровать, чувствуя под пальцами влагу рубашки и жар сильного тела под ней, цедит: - Тебе лучше лежать. Когда я тебя нашел, ты был без сознания, весь в крови. Тех, кто избил тебя, уже и след простыл. Адам, они бросили тебя в переулке у клуба, в темноте и грязи. Тебя могли и не найти до самого утра! Чудом повезло - я просто вышел позвонить по сотовому и буквально споткнулся о тебя. Ты помнишь это? Ты хоть что-то помнишь? Тех, кто бил? Кто они были? Адам ерзает под сильными руками незнакомца, но тот зажал как клещами, выглядит угрожающе и закидывает вопросами. Адам честно пытается хоть что-то вспомнить из прошлой ночи, но в голове сплошной туман - он не пускает дальше воспоминаний о полудреме в этой незнакомой квартире, о тенях на потолке, о боли. На него леденящей волной накатывает страх - в памяти что-то есть, там, глубоко, закрытое и массивное, но никак не получается увидеть. Точно все за толстым матовым стеклом. Он не помнит не только то, что с ним случилось ночью. Он не помнит вообще НИЧЕГО. Кажется, его начинает бить дрожь. Незнакомец удивленно смотрит на него, а потом начинает поглаживать по плечам. - Тихо-тихо, это паника! Все хорошо... Смотри на меня! Адам! Все будет хорошо! Главное, ты цел и почти невредим. Но его прерывает звонкий вскрик: - Да, только я, к херам, ничего не помню!! Вообще не могу, как не напрягаюсь! У меня точно... ампутировали кусок мозга! В серых отчаянных глазах зреют слезы, и русоволосого отталкивают с силой. Но Адам слаб, и в итоге русоволосый в легкую справляется с ним, вжимает ему руки в кровать, склоняется почти к самому его лицу: - Тихо. Все еще вернется! Тебя сильно ударили по голове, может, от этого временная амнезия. А быть может твой собственный разум дает тебе передышку, время на спокойное восстановление! Ты не думаешь так? Я позабочусь о тебе, раз такое с... с нами случилось. Я все сделаю, чтобы ты вспомнил, и в первую очередь вспомнил НАС! Он вдруг совершенно неожиданно целует Адама в уголок прихотливо изогнутых губ. Тот дергается, отворачивается, глотая слезы страха, но незнакомец словно не в силах остановиться - целует его в щеку, потом в нежное местечко у самого уха. Гладит Адама по спутанным темным волосам, очерчивает пальцем красивую черную бровь, и слышит робкий вопрос: - У нас с тобой связь? Ты... мой парень? Я совсем не помню тебя. Почему ты привез меня сюда, а не в больницу? Серые глаза теперь взирают с подозрением, но уже более тепло. Русоволосый практически сразу отвечает, улыбаясь уголками губ: - Да, у нас с тобой связь и уже очень давно. А еще кому как ни мне знать, как сильно ты не любишь и боишься больниц? Я вызвал врача на дом, он с минуты на минуту будет здесь. Главное, успокойся. Вот, выпей анальгетик и подремли. Я буду рядом, если вдруг понадоблюсь. Адам постепенно расслабляется в его объятиях. Неуверенно кивает и приподнимается на локте, косясь на таблетки на столике рядом. Русоволосый сразу же хватается за воду и протягивает следом и анальгетик. Смотрит, как бледные губы обхватывают краешек стеклянного стакана и становятся влажными, блестящими. Пока Адам торопливо пьет, русоволосый глаз с него не сводит, а потом встает и бесшумно уходит. Адам неожиданно для самого себя с облегчением выдыхает. Странно... вот он уже знает, что "незнакомец" вовсе оказывается и не незнакомец, а близкий ему человек! Наверное, даже любимый. Но отчего-то внутри все сжимается, когда он рядом. Он высокий, поджарый, лицо мужественное. Отчего-то Адаму кажется это вовсе не привлекательным, а скорее, настораживающим. Или быть может от того, что он ничего не помнит и сам себе не доверяет? Поэтому чувствует этот дискомфорт, эту накатывающую волнами панику? Из-за своего уязвимого положения? Из-за своей непривычной слабости, из-за того, что беспомощен как ребенок и с памятью, чистой как лист бумаги? Так, спокойно! Не допустить снова истерику. Надо просто поспать. Дождаться доктора, послушать вердикт. Все будет хорошо! Он жив, почти цел, находится в тепле и удобстве, рядом близкий человек. Кстати... Адаму вдруг приходит в голову самому осмотреть себя - прямо сейчас, когда таблетки вроде бы подействовали, и в боку не так сильно ноет, как раньше. Даже вполне реально дышать! И он приступает немедленно. Осторожно садится. Скидывает с себя одеяло и некоторое время изумленно пялится на свои голые ноги. Джинсов нет и в помине, "кудряш" снял их похоже. Наверное, грязные были или порвались. Синяки на бедрах, темные, налившиеся кровью... Адам в каком-то неверии касается багровой кожи пальцем и вздрагивает от боли. Аккуратно стягивает с себя рубашку и исследует живот с боками. Бока похожи на один сплошной кровоподтек - били, видимо, ногами, и не в кроссовках, а в ботинках, не щадили. Не удивительно, что он дышать толком не может, да еще и лежать проблематично. А вдруг у него внутренние повреждения? На глаза вдруг снова навертываются слезы. Что же он такого сделал? За что? А сам он кого сумел поколотить? Судя по девственно чистым костяшкам пальцев вряд ли. Еще ему хочется до зуда посмотреть на себя в зеркало, чтобы узнать, что с лицом. Думает добраться до ванной комнаты, но останавливается на пол пути при попытке встать с кровати. Застывает, вытянувшись в струну, и часто-часто дышит, дрожащими руками зачем-то тянет на себя одеяло, заворачиваясь в него, точно в кокон. Кажется, слезы даже капают с подбородка... Кажется, в комнате стало вдруг темнее в несколько раз. Кажется, нет воздуха. Он совсем не помнит, как он выглядит. "У него перелом ребра и похоже трещина в ключице. Сильный ушиб головы, сотрясение. Но рассечения нет и швы не понадобятся. Я сделаю ему тугую повязку на груди, следи, чтобы меньше двигался. Каким образом он у тебя оказался? Не верю, что ты все же встретил его. Как? И что произошло ночью, расскажи..." Тихие голоса постепенно умолкают, и Адам, распластавшийся на кровати в полубеспамятстве после долгого, изнурительного осмотра доктором, снова засыпает. Он не чувствует, как по его длинным голым ногам скользит чужая рука, как неспешно, бережно накидывают на него одеяло. Он уже спит, когда его "бойфренд" опускается на краешек кровати и замирает худой безмолвной тенью. Ему снятся огни на фоне черного неба, руки, тянущиеся к нему, сжимающие его плечи. Ему снится вода, темным потоком несущаяся свои воды мимо его ног. Ему снится смутно знакомый светлый дом. И тоскливая темнота в его глазах-окнах. - Любимый, как ты? Я приготовил тебе завтрак. Адам, взлохмаченный и сонный, сворачивается в клубок на кровати и сильнее укутывается в одеяло. Его с раннего утра знобит и подташнивает, и уж чего точно не хочется, так это есть. Но хозяин дома так просто не сдается. Откапывает черноволосый затылок и звонко чмокает в него, а потом прижимается с поцелуем к голому плечику. Заныривает рукой в теплый кокон одеяла и осторожно касается голого бедра Адама. Тот недовольно стонет и пытается отстраниться, но рука рыжеволосого сильная и крепкая гуляет, где хочет, и вот уже накрыла его ягодицу. Легонько сдавила, и тут застонали уже оба - Адам от неожиданной боли, русоволосый от накатившего возбуждения. Но последний тотчас же извиняюще шепчет: - Прости-прости... Я просто так хочу тебя! Я... соскучился. И словно в подтверждение своих слов, он укладывает Адама на спину, как ребенка пытается распеленать. Тот хватается за одеяло, тянет на себя, но вот уже проворная рука русоволосого накрыла его достоинство и легонько помассировала через трусы. Разумеется, отзыва никакого, и русоволосый грубовато тянет вниз резинку трусов, при этом припадая губами к нежной коже паха. Адама подбрасывает на месте, он против, пытается даже отползти и вдруг совершенно случайно лягает распалившегося "бойфренда" по бедру. За что его тут же хватают за плечи и хорошенько встряхивают. Ловит белые пятна перед глазами и слушает: - Ты зачем это сделал? Я хочу доставить тебе удовольствие, напомнить о себе, понимаешь? Я хочу, чтобы ты забыл все зло, что те суки тебе сделали. Я хочу написать тебе новую историю памяти и хочу, чтобы первые строки были о блаженстве, об удовлетворении, о моих руках! Русоволосый нависает над Адамом и приникает с поцелуем. Губы Адама горячие, сухие, лицо горит. И этот жар точно зараза перекидывается и на русоволосого. Он покрывает беспорядочными поцелуями лицо Адама, скользит рукой по его груди, дотрагивается до соска и сжимает его. Не отрывает глаз от лица Адама, снова целует в пухлые губы, удерживая его голову. Адаму нехорошо, пытается оттолкнуть, просит прекратить, снова пихается ногами, но вместо этого только сильнее раззадоривает. - Пососи. Разик только! Дай мне разрядку! Русоволосый дрожащим голосом шепчет Адаму в ухо и, заваливаясь на бок, притягивает его к себе. - Возьми, прошу. Я переволновался за ночь, не спал совсем... Так хочу тебя! Ты... ты такой красивый, черт... Соблазнитель. Адаму не хватает сил для отпора, устало затихает в чужих руках, упав взмокшей головой в подушку. Русоволосый не торопит его, наслаждается близостью, рассматривает красивое лицо и в который раз размышляет о том, каким уязвимым он оказался рядом с этим человеком. Встретил и не желает больше отпускать. Хорошо ли это, плохо - какая разница? Главное, что он сейчас испытывает - в данный момент, в текущую минуту. Он счастлив. И скоро кончит от губ одного из самых прекрасных мужчин, которых ему когда-либо приходилось видеть. А потом доставит блаженство и измученному, избитому телу того. А потом они позавтракают вместе, может, немного поболтают и послушают музыку. А потом еще несколько прекрасных дней лечения. А потом... Нужно будет что-то решить. Решить ему самому. За них обоих. В итоге русоволосый кончает сам, практически без участия Адама. Тот лежит, сгорая от жара, и его тело полностью во власти "бойфренда". И "бойфренд" не стесняется. Одной рукой надрачивает себе, периодически прижимаясь достоинством к бедру Адама, а другой рукой, приспустив его трусы, трогает безучастный член, сжимает яички, целует в лицо и ближнее плечо. Кончает на его рыженький пах и долго лежит рядом, не в силах унять разбушевавшееся сердце. Его даже немного бросает вперед-назад от этих ударов. Вот шлюха, красивый, до чего довел... Понятно, почему у него столько фанатов всевозможных возрастов. Но теперь все будет иначе. Незачем им эта вся кутерьма. Он долго лежит на боку, восстанавливая дыхание, смотрит на Адама. Тот то приходит в себя, то снова уплывает в небытие. Когда приходит в себя, то тихонечко лежит, глядя в потолок. Когда засыпает, то ресницы его, темные, длинные, отбрасывают тени на горящие щеки, и русоволосый еле сдерживается, чтобы не поцеловать их. Кокетливые, женственные ресницы. У такого мужественного гея, высокого, крепкого, такие девчачьи ресницы. И губы Мэрилин Монро. Как на нем была хороша та красная помада! Как жаль, что пришлось все это смыть, включая и восхитительные тени и тушь. Возбуждающие... Надо будет попросить его накраситься. Хотя нет, это для него же будет опасно - как сдержать себя и не взять его грубо и грязно? Зажать, оттрахать, и чтобы стонал во всю глотку? Пока нельзя. Пока не заживет все. Потом. Позже. Только сейчас утерпеть. Русоволосый неспешно соскальзывает в дрему. Шум дороги на окном, полутьма непогожего дня, сопение Адама рядом - все способствует этому. И решение, легкое и такое естественное, приходит за мгновенье до сна. ОНИ ТЕПЕРЬ ВСЕГДА БУДУТ ВМЕСТЕ. Терри откидывается на спинку дивана и задумчиво глотает золотисто-красное пиво. Никакого особого опьянения он не чувствует, лишь боль в висках становится все назойливее, да веки тяжелеют. Он плохо спит все последние недели с момента исчезновения Адама, плохо ест, почти не выходит из дома и совсем больше не улыбается. Он так сильно тоскует, что даже сам иногда пугается. Как-то ведь надо жить дальше! Работать, заводить отношения. К тому же есть знание, что Адам жив и здоров, а это уже великое счастье. Но он тоскует. Так болезненно и дико, что со своими большими темными глазами на исхудавшем лице напоминает брошенного пса. Он даже оставил тренировки! Он не может танцевать, какие тут танцы... Едва начинает двигаться, как на глаза наворачиваются слезы. Почему? Он и сам толком не понимает. Может, потому, что как для музыканта средство самовыражения это его музыкальный инструмент, так для него, танцора, инструмент это его тело. Мышцы, связки, сухожилия, кровь. И слезы. - Я, пожалуй, поеду домой. Он допивает одним залпом свое пиво и начинает приподниматься, но Джой останавливает его. Хмурит темные брови и, точно не желая никак принимать действительность, переспрашивает в очередной раз: - То есть эта компания зажигала в баре, а потом из-под нашего носа уволокла Адама? Но я не помню, чтобы он с кем-то конфликтовал! Не понимаю... Терри обреченно плюхается обратно: - Один из официантов слышал, как к нему пристал один из этой группы. Называл крашеной шлюхой и предлагал за деньги трахнуться. Адам его игнорировал как мог, и на вопрос официанта, не вызвать ли охрану, ответил что все в порядке, сам разберется. Вот... Разобрался. - Погоди. Значит, это какие-то левые чуваки? - Да, почти 100%. Пришли с целью затеять драку. Я вот не пойму, как они его так утащили, что никто не заметил? - Не знаю, может через черный ход? Меня убивает другое. Нашли прохожего, который видел, как двое мужчин удерживали на коленях третьего, еще один издевался над ним, а еще один стоял в стороне и смотрел. Этот прохожий наблюдал, как они пару раз ударили Адама по лицу, а потом бросили его на асфальт и добавили ногами... - Суки драные. Сволочи! - Один из них, видимо, главарь, бритый, орал о том, что покажет ему, что такое любовь настоящего мужика, двое других ржали и сыпали оскорблениями. А четвертый вообще отвернулся, точно не мог смотреть на это. - Убил бы их всех. - В итоге, они бросили его лежать на земле и свалили. Этот самый прохожий решил подойти и помочь, но неожиданно вернулся тот самый четвертый, что все время стоял в стороне. Он подошел к Адаму без сознания, сел на корточки рядом с ним, а потом достал сотовый. Прохожий слышал, как он попросил о помощи, и решил, что парень запоздало раскаялся в содеянном, вызывает 911. Одним словом, прохожий так и ушел. Лицо Грейджоя становится бледнее на тон, когда Терри после мгновенной паузы продолжает: - А этот четвертый, этот "наблюдатель", выходит, увез Адама к себе. А потом имел наглость написать с его номера - Адам цел, невредим, счастлив, не хочет возвращаться, и что они далеко. - Ты веришь в эту чушь? - Ты же видел видео, что он прислал! Бейби-бой спит, бейби-бой просыпается... Улыбается в камеру. Машет рукой, даже что-то напевает. Говорит, что все хорошо у него и что всем привет. - Но... фааак! Как такое вообще возможно? Терри сжимает губы в одну тонкую линию и молчит пару секунд. А потом все же решительно поднимается: - Не знаю. И это тревожит меня, не дает покоя. Но с другой стороны, если с ним все в порядке, то почему он не возвращается? Это так не похоже на него. Уехать, все бросить. Такого просто быть не может! С его телефона пришло еще следующее - типа, они в Европе, наслаждаются свободой, искусством, модой. Но как он тогда не попадается прессе? Подозрительно и снова невозможно. Какое-то заметание следов... Ладно, мне пора. Голова совсем разболелась. Ты останешься? - Да, жду Макса. Слушай, а что детектив, что Лейла наняла? Терри качает головой и, уже уходя, бормочет: - Ничего. Следов нет. Они точно растворились в воздухе. Или их просто не ищут, а тянут у Лейлы деньги. Он долго лежит и смотрит в потолок. Глаза устали, тело точно свинцовое, но сон не идет. Прокручивает свой же рассказ в голове и с горечью кривит губы. Как этот извращенец заставил Адама говорить и улыбаться в камеру? Запугал? Но детка не из пугливых. Шантажом как-то воздействовал? Бил? От этой мысли Терри скрепит зубами, но тут же успокаивает себя тем, что Адам не даст себя в обиду. Хотя с другой стороны, смотря, кто обижающий. Мысли скачут, сплетаясь в дикий пляс, голова болит все сильнее, но он вдруг ощущает потребность еще раз пересмотреть ТО видео. Оно пришло на несколько номеров, не только на его, но и на номера некоторых других близких Адаму людей. С этим видео они тогда дружно явились в полицию, но там как не исследовали, как не смотрели буквально через лупу, так и не обнаружили ничего подозрительного, никаких следов и зацепок. Показания того прохожего были выслушаны, изучены, но поскольку никаких жалоб не поступало, на видео вполне здоровый Адам шутит и даже поет, то вердикт был простым - прохожий ошибся и не так все понял. Молодежь была обкурена и развлекалась в общественном месте своей компанией, и никакого Адама там не было. Жалоб никаких, в больницы никто не поступал, сам же Адам с новым любовником тусит где-то в Европе, о чем и сообщает в своем видео. Соответственно, дело не будет возбуждено. Коротко и ясно. И совет обратиться к частным детективам. Которые также особо не верят ни в какое исчезновение. Терри глубоко вздыхает, перед тем как запустить видео. Несколько секунд смотрит мимо телефона в окно и, наконец, нажимает "play". Видео пару секунд подгружается. А потом появляется сонная мордашка Адама, и его сердце сжимается от нежности. Адам сладко спит, ну точно дитя - губы чуть приоткрыты, одна рука под щекой, заметно отросшие волосы разметались по подушке, пушистые ресницы плотно сомкнуты. Несколько секунд камера скользит по ему лицу и плечам, не решается будить, а потом из-за кадра выныривает рука. Вплетается в адамову гриву волос и ласково ее лохматит. И сердечко Терри ревниво сжимается - кто он такой, что позволяет себе такую близость? И ведь это, вероятно, самое малое... Адам от касания просыпается и сонно моргает, глядя прямо в камеру. Глаза спросонья немного расфокусированные, густо-синие, точно море, и Терри почему-то машинально притягивает телефон ближе. Адам дарит ему улыбку и машет ладошкой. Смотрит в сторону, явно на снимающего, слушает - тот ему совсем тихо-тихо говорит что-то. Адам кивает и возвращается взглядом в камеру. Начинает: - Привет, родные мои! У меня все хорошо, я путешествую. Почему-то кажется, сейчас это именно то, что мне нужно! Впечатления, свобода, сон. А то я в последнее время все на автопилоте, как сомнамбула! Он звонко смеется и шутливо затягивает Sleepwalker. Смотрит прямо в камеру. На Терри опять тяжелым камнем наваливается тоска. Что он, собственно, ожидал увидеть? Заметить что-то подозрительное, новое? Да, ожидал. Но снова напрасно. Сдается и собирается уже выключить видео, как вдруг в уши, до этого точно заложенные ватой, влезают давно знакомые слова: I walk around and I feel so lost and lonely Я брожу бессмысленно и чувствую себя потерянным и одиноким, You're everything that I call Ты единственный, кого я зову, Please understand me Пожалуйста, пойми меня. Знакомые слова. Да только не совсем... Терри так и замирает с полуоткрытым ртом, боясь вздохнуть, боясь собственного разума. Может, у него слуховой глюк? От нервов, недосыпа, смены ритма жизни? Такого не может быть... Или как раз-таки может? Он судорожно перематывает назад. Смотрит в лучистые синие глаза и слушает шутливый напев в полголоса с самого начала. I walk around and I feel so lost and lonely Я брожу бессмысленно и чувствую себя потерянным и одиноким, You're everything that I call Ты единственный, кого я зову, Please understand me Пожалуйста, пойми меня. А должно быть не так! В оригинале строки другие! "You're everything that I want (Ты единственный, кого я хочу) But you don't want me (Но ты не хочешь меня)!" Боже! Терри буквально подбрасывает на кровати. Садится, руки трясутся так, что он роняет телефон. Снова берет его и чувствует, что сейчас просто заорет от переполняющих его эмоций. Бейби-бой, детка, всем отправил послание! Придумал, как! А они... Он, Терри, Эбер, Кармит, Томми, Алисон, Грейджой, Сутан... Точно глухие болваны!? Как еще он мог бы им сказать? Только так, конечно. И Терри снова перематывает. Слушает теперь целиком, боясь даже вздохнуть, боясь упустить хоть слово, и отмечает разницу в тексте. Everywhere that I go Куда бы я ни пошел, Don't see another memory Я не вижу воспоминания прошлого. Ага!! Изменил "I see another memory" (Я вижу воспоминания прошлого)... Почему же тут изменил? Мать твою, если следовать смыслу, то... Он ничего не помнит о себе? Фак. Фак!!! Это бы объяснило многое. Но дальше! And all the places we used to know Я не могу забыть They're always there to haunt me Те места, которые мы когда-то знали… I walk around and I feel so lost and lonely Ничего не изменил. Наверное, не получилось бы складно. Он побоялся, что тот, кто снимает, догадается! Молодец, осторожен. Дальше-дальше! I walk around and I feel so lost and lonely Я брожу бессмысленно и чувствую себя потерянным и одиноким, You're everything that I call Ты единственный, кого я зову, Please understand me Пожалуйста, пойми меня. I'm a sleepwalker walker walker Я сомнамбула, сомнамбула, сомнамбула... Избавился от кучи текста, но донес послание... Блуждает во сне. Блуждает. Терри трясло точно в ознобе. Он никак не мог поверить, что не заметил сразу изменений в давно знакомой песенке! Но он ее толком и не слушал, считая шуткой! Милый, дорогой выдумщик! Ах ты голова отчаянная, изобретательная! Умница! Умница, детка! С этим он снова пойдет в полицию - теперь они не отвертятся! Теперь не скривятся - "паникеры, лечите нервы!" Значит, Адам ничего не помнит? Значит, кинул клич в пустоту. Наугад. Просто чувствуя, что что-то не то происходит. Что рядом чужой человек. Как страшно ему, наверное... Где-то далеко, а может быть близко, гадает, поняли ли его послание или нет? Подозревает своего похитителя. Зверек с безошибочным чутьем - угодил в капкан и ждет помощи. И помощь придет! Жди, малыш. Будь осторожен и жди. Обещаю, остались считанные часы до встречи. *** "Пожалуйста, пожалуйста, спой Sleepwalker! Пожалуйста, Адам! Sleepwalker! Sleepwalker! Sleepwalker!" Выкрики из зрительного зала все громче, вскидываются руки в черных рокерских перчатках, с браслетами, кожанными и серебрянными, с неоновыми сердечками в пальцах и с простыми бумажными. Кто-то показывает рокерскую "козу", кто-то уже авансом апплодирует. Адам обаятельно улыбается и оборачивается на своих музыкантов. Они же в свою очередь, затаив дыхание, смотрят на него - как он решит, ведь он уже очень давно не поет эту песню живьем. Захочет ли в этот раз? Справится ли с эмоциями? И Адам улыбается чуть шире коллегам, своим дорогим и любимым друзьям, кивает. Публика взрывается восторженными воплями, меняется свет, звучат аккорды прекрасной песни, драматичные и дарковые. Но Адам светится, когда берет первую ноту. Все. Ушло. Забыто. Эта песня для него снова лишь только о любви.