Lee Sunshine

Leo Kalyan - Lean on & on

Хосок презрительно фыркает, прижимаясь спиной к холодной стене и выпуская в воздух струю густого белого дыма. В этот холодный зимний вечер жизнь снова не задалась, и ему хочется злиться, но не хочется злиться на самого себя, поэтому он лишь беспомощно пинает разлетающиеся в разные стороны податливые и ни в чём не виноватые хлопья свежевыпавшего снега. Как хорошо было целоваться под крупными снежинками, красиво падающими вниз и приземляющимися на красиво блестящие в приглушенном свете фонарей волосы Хёнвона, и как неприятно и обидно было ругаться с этим самым Хёнвоном под точно такими же снежинками спустя каких-нибудь пару дней. Хосок цыкает, шмыгает носом, прячет подбородок в складках большого синего шарфа и прикрывает глаза. Крепко ругается, поскользнувшись на припорошенной снегом полоске льда и приземлившись аккурат на тощую задницу, на которой спустя несколько часов, он уверен, появится парочка ярких синяков. Не то чтобы он не привык к синякам, но получать их в подобных условиях и подобном настроении всё-таки не очень приятно. Он поднимается, неуклюже переставляя ноги, отряхивает джинсы, бросает яростный взгляд в сторону стоящих неподалеку девчонок, пускающих тонкие струйки дыма друг другу в лицо и хихикающих над его маленькой неудачей. В любой другой ситуации он бы посмеялся вместе с ними, но только не сегодня, когда его настроение такое неустойчивое и скачущее от «плохого» до «просто отвратительного» со скоростью света. С каким-то мрачным удовлетворением он хлопает входной дверью, переступая порог общежития, подходит к лифту и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, дожидаясь, пока дребезжащая кабина спустится с ну, разумеется, самого последнего этажа. Радуясь про себя, что компанию ему составляет только его отражение в зеркале, он нажимает нужную кнопку, скрещивает руки на груди и осуждающим взглядом вперивается в мелко подрагивающие створки, которые вот-вот и раскроются, выплюнув его где-нибудь между этажами и тем самым эпично завершив этот омерзительный день. Хотя, насчёт омерзительности Хосок, пожалуй, преувеличивает. Он поворачивает ключ в замке, тенью проскальзывает в комнату и замирает в полумраке, прислушиваясь к шуму воды и тихому пению, звучащему из коридора. Интересно, у этого мальчика вообще бывает плохое настроение? Не то чтобы его действительно волновал этот вопрос, но, перебирая в памяти все его случайные и не очень встречи с Минхёком, он не мог вспомнить ни одну, в которой видел бы соседа грустным или хоть сколько-нибудь расстроенным тем, что происходило в его жизни. Может быть, в ней, правда, не было ничего плохого. -Хоть у кого-то всё в порядке, - бормочет себе под нос Хосок, скидывая ботинки и на ходу разматывая шарф. Он присаживается на кровать, не спеша переодеваться, устало трёт пальцами виски и только спустя несколько минут вспоминает о том, что его джинсы промокли и, вероятно, уже успели промочить покрывало. Обреченный полувздох-полустон срывается с его губ, он расстегивает ширинку, торопливо стаскивает с себя брюки и бросает их на пол. Себя бросает на кровать, утыкаясь лицом в подушку и тихонько посмеиваясь от нелепости ситуации. Если бы Хёну приспичило вернуться домой, он бы узрел своего соседа в весьма нелицеприятном виде и вряд ли бы согласился и дальше делить с ним комнату, но, к счастью, Хёну уехал из города и созерцать Хосока, валяющегося на кровати в трусах, носках и куртке и страдающего от проблем в личной жизни, ему не придётся. Хёнвону созерцать его в таком виде, увы, не придётся тоже. Не то чтобы он винил Хёнвона в том, что между ними произошло (не то чтобы кто-то вообще был в этом виноват). Просто ему хотелось большего, а Хёнвону не хотелось, или хотелось, но не с ним, и в виду возникших разногласий, они (он нет, Хёнвон - да) решили, что на этом стоит остановиться. Он спросил, неужели это была лишь игра, неужели между ними не было ничего серьезного, а Хёнвон просто пожал плечами. Ни да, ни нет, отличный способ избежать прямого ответа на вопрос. Отличный способ расстаться, наверно, стоит взять его на заметку. Ещё бы он не был такой сентиментальной соплёй. Ещё бы он не имел привычку уходить в свои мысли настолько глубоко, что окружающая реальность переставала существовать, а зрение отказывалось воспринимать внезапно озарившуюся ярким светом комнату и возникшего на пороге Минхёка, неуверенно поглядывающего то на Хосока, то на валяющиеся на полу джинсы. -Я спросил, всё ли в порядке, но ты ничего не ответил, а твой вид сказал, что нет, не всё. Слова парня врываются в сознание, Хосок подскакивает с кровати, стыдливо натягивая куртку на ноги, неловко поднимает с пола брюки и пристраивает их на батарее, температура которой явно соответствует температуре его покрасневшего от смущения лица. -А разгуливать в одном полотенце тебе почему-то не стыдно, - Минхёк склоняет голову вбок, наблюдая за метаниями соседа, улыбается уголками губ, когда тот вновь усаживается на кровать и утыкается лицом в колени, мыча что-то нечленораздельное. -В полотенце ты не выглядишь таким жалким, я понял, - уверенно произносит он, убежденный почему-то в том, что Хосок произнёс именно это, открывает дверь, осторожно выглядывая в коридор, и бросает через плечо, - У меня есть чай и немного печенья, если хочешь, приходи. Только надень что-нибудь, я больше не смогу сдерживать смех. Хосок кивает, не поднимая головы, и болезненно морщится, когда из коридора звучит хихиканье его соседа, смешивающееся с грохотом посуды. Спустя несколько минут он сидит на стуле неподалеку от кровати младшего, сжимает в руках большую кружку ярко-жёлтого цвета и озирается по сторонам, рассматривая детали интерьера. Не то чтобы он никогда прежде не бывал у Минхека, но никогда прежде комната парня не казалась ему настолько яркой. Складывалось впечатление, что они оказались внутри солнца, ибо обилие оранжевого и желтого цветов с непривычки слепило и вызывало вполне здоровое желание спрятать глаза за темными очками. -Ну и что это было? Великий сердцеед попался на удочку и сам скормил своё сердце кому-то? Хосок неопределенно ведет плечами (ни да, ни нет), крепче сжимая в руках кружку, приятно согревающую пальцы, и смотрит куда угодно, только не на парня, читающего его, как открытую книгу. Как будто они были знакомы тысячу лет, как будто были друзьями детства, как будто Хосок доверил ему на хранение все свои секреты, и Минхёк хранил, никому не рассказывая и не требуя ничего взамен. -Если хочешь, чтобы я тебя пожалел, только скажи. А если хочешь печенья, то тебе лучше поторопиться. Хосок улыбается, хоть и сам не понимает почему, высвобождает одну руку, снимая с тарелки круглое печенье и откусывая от него большой кусок. Запивает чаем и тщательно пережёвывает, довольно морщась от расплывающейся во рту приятной сладости. Минхек хмыкает, удобнее устраиваясь на кровати, подпирает голову ладонью и внимательно наблюдает за тем, как Хосок разделывается с оставшимся угощением. Ни дать, ни взять приём у психотерапевта, только врач и пациент каким-то удивительным образом поменялись местами. -Ну вот, смотри, тебе уже лучше. Минхёк не спрашивает, утверждает, и Хосок кивает, соглашаясь, и про себя удивляясь тому, как ловко этому парню удается читать настроение других людей. Как будто он чувствует его на кончиках пальцев или скорее на ментальном уровне, про себя отмечая малейшие сдвиги и изменения. Хосок улыбается, и Минхёк улыбается в ответ, комната уже не кажется такой ослепительно яркой, и прятать глаза за темными очками не хочется тоже. Хосок отодвигает кружку в сторону, скрещивает руки и укладывает на них голову, поворачиваясь лицом к Минхеку. -Если хочешь рассказать, что случилось, то.. -Неважно. Уже неважно. Совсем не потому что ему не хочется с Минхёком разговаривать, а именно потому что все его переживания в самом деле не имеют никакой ценности. Расклеился, как девчонка, - сказал бы Ю Кихён и оказался прав. Но какое счастье, что Ю Кихён не застал его в том нелепом виде, иначе вечер пришлось бы заканчивать самоубийством. А этот, пожалуй, стоит закончить благодарностью. -Спасибо. Слово спрыгивает с языка само по себе, опережая мысли, Минхёк озадаченно смотрит на его губы, затем поднимает взгляд и неуверенно заглядывает в глаза. Он убежден, что не сделал ничего такого, за что его стоит благодарить, поэтому лишь пожимает плечами и растягивает рот в кривоватой улыбке. -Захочешь впасть в депрессию, приходи. Чай и печенье всегда найдутся, - он собирает со стола посуду и крошки, широким движением сметая их в тарелку (около трети – на пол), и, снова напевая незнакомую Хосоку песню, выходит из комнаты. Из коридора доносится плеск воды и голос Минхёка, Хосок тихонько усмехается и поднимается на ноги, широко зевает, не пытаясь даже прикрыть рот ладонью, и ещё раз озирается по сторонам. -В следующий раз найду повод получше, - произносит он, когда дверь тихонько поскрипывает за его спиной, возвещая о возвращении хозяина комнаты. Он не может видеть, но каким-то образом чувствует, что Минхёк, расставляя посуду по местам, улыбается изо всех сил и согласно кивает.