Отрицание

После прошедшего дождя зелень деревьев казалась сочнее, а цепляющиеся за скалы сосны, от которых воздух благоухал свежестью, представляли прекрасную аллюзию на вутайскую поэзию о силе духа и воли к жизни. На самом деле, в Хилен Лодж отправлялись доживать. Никто бы не поручился, что горный и чуть пряный от нагревающихся на солнце сосен воздух благоприятно влияет на здоровье больных геостигмой, но это считалось само собой разумеющимся. Да и куда приятней удалиться в тихое место от шумного и пыльного Мидгара, с невероятным упорством в очередной раз отстраивающегося заново. С балкона открывался отличный обзор на подъездную тропу, несомненное стратегическое преимущество, а редкие крики орлов, гнездящихся совсем уж высоко, напоминали о ленивых перекличках часовых. Из-за перепадов температуры – по ночам становилось по-настоящему холодно – цикады отсутствовали. Руфус ненавидел находиться в ситуациях, когда от него ничего не зависит. Быть беспомощным ему не только не нравилось, но и не получалось у него толком. Пятна геостигмы язвительно намекали на то, что президенту ШинРа придётся этому учиться. Впрочем, как показывала практика, не так уж много времени оставалось у больных на обучение. - Что там происходит? – Руфус оборачивается на своих телохранителей. Руд выглядит необычно встревоженным. - Звонок с неизвестного номера. Кто-то говорит о голове Дженовы. - Громкую связь, живо. - Он обманул нас, не так ли? Мать ведь действительно там? – этот голос Руфусу не знаком. Слишком молодой, слишком много в нём было веселья. В присутствии президента ШинРа в последнее время приглушали голос, даже неугомонный Рено вёл себя потише – не потому даже, что у Руфуса чудовищно болела голова, видимо, один из побочных эффектов геостигмы. Никому не может быть приятно находиться рядом с обречённым. И если бы не это самое «Мать»… - Не кричи так! – на страстную отповедь Рено откликается незнакомец. Теперь в его тоне есть нечто такое, от чего Руфус напрягается. Что-то очень знакомое. – У меня нет никакого желания говорить с тобой. Передай трубку боссу. - Не кричи так. Я прекрасно тебя слышу, - он поморщился. - Я всё время забываю о твоём идеальном слухе, - Руфус произнёс это с такой лёгкой издёвкой, что и придраться не к чему, но голос всё-таки понизил. Извиняться? Нет, это не для ШинРа. - Сюда идёт Хайдеггер… у меня нет никакого желания говорить с ним. - Пойдём в место поспокойней. Рено оставляет сообщения подружке Клауда Страйфа. Руфус не стал бы делать этого сам – разве не достаточно того, что он, наследник некогда самой могущественной в мире Корпорации, теперь вынужден передвигаться в инвалидном кресле? Он старается не быть слишком уж гордым, это туманит внутреннее око, но просить помощи у женщины он не станет. Рено и Руду наплевать и все эти высокие мысли им в голову не приходят. ШинРа сжимает виски, думает о том, как же ему не хватает Ценга сейчас – где он, чёрт возьми, он не может быть мёртв! – и пытается изгнать из памяти насмешливый голос сопляка, потребовавшего «вернуть Мать, босс». - Что будем делать, если первым сюда придёт не Страйф, шеф? – в кои-то веки интересуется обычно довольно молчаливый Руд. - Надерём жопу этому пацану, что ещё, - сердито откликается Рено. - Мне нравится твой энтузиазм, Рено, - негромко замечает ШинРа. - Рано или поздно ты станешь моим большим начальником. - Уж не сомневайся. - И я буду называть тебя «босс»? - Ты будешь называть меня «Господин Президент, сэр». - А как будешь называть меня ты? – он не засмеялся, но по губам скользнула очень редкая улыбка, в которой тепла было чуть больше, чем обычно. Когда распахивается дверь – Рено атакует, не собираясь даже проверять, кому в голову прилетит его дубинкой. Руфус слышит лязг стали о сталь. - Побудьте здесь, сэр, - просит Руд, но Руфус устал прятаться. К тому же, прятаться, как выяснилось, не от кого. Не от Клауда же, Страйфа, верно? - Нам нужна помощь. Руфус хороший игрок, иначе уже давно потерял бы не только власть, но и жизнь. Ему удавалось Маттена водить за нос, с Клаудом всё гораздо проще. Главное, использовать в одном предложении слова «Сефирот» и «вина». Вообще экс-генерала легко винить во всех бедах, конечно же, это он виноват в геостигме, конечно же, это он виноват в растущем уровне безработицы, конечно же, это он виноват в том, что Мидгар отстраивается в очередной раз… -… в истории нет записей о геостигме, - голос Руфуса звучит не вкрадчиво, это лишь отпугнуло бы Страйфа. Ему нужно контролировать внимание Клауда, потому что он только внимание контролировать и может. И если бы только Страйф был чуть внимательней, то, несомненно, заметил бы, как сложно ему даются такие длинные речи – ему тяжело контролировать своё дыхание. – Я думаю, всему может быть только одно объяснение… И в этот момент Руфус ненавидит Клауда примерно так же сильно, как когда он убил Дарк Нейшн. За эту надежду во взгляде, так смотрят дети на родителей, беззвучно умоляя убедить их в том, что волшебство существует. -… Сефирот. - Сефирот мёртв. -«Да!» - хочется рявкнуть Руфусу. – «Он мёртв, только идиот может в это не верить! И ты, ты тоже идиот, Клауд Страйф, волоокий идиот, которого я должен убеждать в обратном!» Вместо этого президент ШинРа, словно фокусник из рукава, достаёт прекрасную и ладную версию о том, как Сефирот слился с Лайфстримом, двигаясь вместе с планетой – ведь в это можно поверить, ведь так? Поверить можно во всё что угодно и Клауд Страйф, поверивший, что он – солджер первого класса, лучшее тому подтверждение. Главное хотеть верить. - Как думаешь, что мы обнаружили в Северном Кратере? – и сразу, чтобы не позволять этому большому ребёнку размечтаться. – Ничего. Глаза у Клауда потерянные. -«Нет-нет, слушай меня!» - вовремя замечает спад его внимания Руфус, потому выдвигает ключевое. – Сефирот… может вернуться. Страйф всё-таки уходит. В этом нет вины Рено, хотя ШинРа и испытывает лёгкое раздражение – столько пустого сотрясания воздуха ради того, чтобы Клауд, обращавшийся к нему исключительно по имени, испугался фамилии «ШинРа». - Мне жаль, босс, - виновато тянет Рено. - Мне тоже, - задумчиво откликается Руфус, мысли которого уже далеко. Сефирот мёртв. С этим Клауду пора бы уже смириться. - Ты веришь в перерождение душ? - Я верю, что в Вутае тебе промыли мозги. - Ах, да. Прагматик ШинРа. - До мозга костей, да. И всё-таки, кто они такие – банда Кададжи? Самым логичным было бы предположение о подражателях. В своё время у Сефирота было немало поклонников, красивших волосы, чтобы походить на знаменитого генерала. Он слышит, как за стеной Руд и Рено говорят о прошлом и о том, как и кто должен поплатиться за свои грехи. Руфус не думает о прошлом, у него нет на это времени – в отличие от того же Страйфа. Ему нужно думать о живых. О Ценге и Елене – в том, что они живы, он не сомневается. О людях в Мидгаре, которым нельзя позволять разочаровываться в Корпорации ещё больше. О себе – потому что он тоже ещё жив. Не о мёртвых. И только в последнее мгновение Руфус вдруг понимает, что может быть, существует очень маленькая вероятность… когда чужой, но странно знакомый голос, произносит нараспев: - Нашёл. - Нашёл, - коснулся уха шёпот, а руки генерала сжались на его плечах – медленно, неотвратимо, из такой хватки не вырвешься. - Нашёл, - признал своё поражение Руфус и, прикрыв глаза, склонил голову, открывая шею. Воротники под горло для вице-президента. Не оставлять следов на Сефироте – даже если они быстро исчезают. Было нечто почти оскорбительное в том, как быстро мальчишка разделался с его телохранителями. Руфус молча смотрит, как легко двигается Кададжи – будто танцует, без видимых усилий избивая элитных убийц, которыми, по сути, являлись турки. Он не отводит взгляда – и даже не потому, что главарь банды имени себя самого бросил сухое «Смотри» перед тем, как начать. Руфус ужасный человек, но этими двумя жертвовать не готов, как не готов был жертвовать и Ценгом, и Еленой, и всеми остальными. - Ты же знаешь, я ненавижу ложь, - почти укоризненно говорит Кададжи, упирая на то, что Руфус может что-то знать о человеке, которого видит впервые. В другой ситуации ШинРа надменно указал бы на это логическое противоречие, потому что он и без того болен, ему нечего терять, но сейчас, опасаясь вызвать вспышку гнева у ребёнка – о, великая Гайя, он ведь действительно только ребёнок, он только учится! – поспешно соглашается. - Прошу прощения, я был неправ. Взгляд Руфуса теперь не отрывается от фигуры подростка, пытаясь найти как можно больше отличий. Пытаясь не дать себя одурачить. Мальчишка говорит о Воссоединении, о том, что Руфус и сам прекрасно знает, что такое геостигма – взгляд Кададжи касается тёмных отметин на руке президента, и это всё, его интонация, его жесты, даже беглая улыбка в уголке губ, всё это одновременно слишком знакомо и слишком другое. Руфус опасается закрыть глаза, опасается лишний раз двинуться, до боли в пальцах сжимая бокс с головой Дженовы, и убеждает себя, что это неправда. - Но духов и геостигмы недостаточно для Воссоединения. - Вот как? - Босс… - голос Кададжи становится мягче. Будто это он здесь взрослый мужчина, а Руфус – несмышленый ребёнок, отказывающийся принять горькое лекарство. – Ты ведь понимаешь, о чём я… Кададжи двигается медленно, будто им некуда спешить. Будто нет никакой опасности, что телохранители господина Президента придут в себя. - У нас есть всё время в мире… Когда мальчик преклоняет перед ним колено, опуская голову так, что тусклый свет, льющийся сквозь зашторенное окно, создаёт вокруг серебристой головы то ли нимб, то ли гало-эффект, сердце Руфуса замирает. - Я подумал, «босс» - это слишком смешно. - Вот уж верно, мы сошлись на «Господин Президент, сэр». - Я буду звать тебя «мой государь», - опустившись на одно колено перед ним так, что волосы мерцающим шлейфом коснулись пола, Сефирот припал поцелуем к тыльной стороне его запястья, пряча улыбку в белой коже Руфуса. Глаза Сефирота смотрят на президента ШинРа с лица мальчишки. - Ты веришь в перерождение душ? Руфус молча протягивает обезображенную геостигмой ладонь, касается щеки Кададжи… - Нельзя играть в отрицание вечно… босс. Господин Президент очень благодарен за то, что Кададжи – Сефирот? – называет его именно так. - Я забираю тебя с собой, - объявляет мальчишка, поднимаясь на ноги. Сияющий радостью взгляд касается лежащих турков. - Не стоит, - мягко просит Руфус, поймав этот взгляд. Кададжи колеблется с пару мгновений. – Я с радостью отправлюсь с тобой. Мальчишка довольно кивает и, ловко перехватив кресло Руфуса за ручки, вывозит президента на свежий воздух. -«В сущности, он очень сговорчивый мальчик», - думает мужчина, сдерживая истерический смех, грозящийся вырваться из его губ. – «Главное давать ему всё, что он хочет». - Ты ведь знаешь, я ненавижу ложь. Руфус улыбнулся, неторопливо поигрывая серебристой прядкой. В который раз он уже подумал, что стоит, наверно, попросить у Сефирота прядь волос, но сделать это нужно так, чтобы не показаться сентиментальным и романтичным. Генерал романтику понимал очень плохо. - Ложь – слишком сильное слово. Если я умолчу о том, что у меня, предположим, есть десять гилей – это ведь не значит, что я совру тебе, правильно? - Обычные политические увёртки, - Сефирот, усмехнувшись, потянулся совершенно по-кошачьи и запустил пальцы в волосы Руфуса, поглаживая его. – Хоть розой назови её, хоть нет – а роза пахнет розой. - И ты будешь мне говорить о том, что ты – неотёсанный солдат? – ШинРа приподнялся на локте, к неудовольствию генерала уходя с его плеча, и весело сощурился. – Разве это не ложь, которую ты так ненавидишь? - Я не умею так мастерски манипулировать словами, как ты, Руфус. - Не вздумай… - … и языком. - Ах, ты! Лифт поднимает их над Мидгаром. На отрицание у Руфуса больше не осталось времени.