Зимняя сказка

Дача. Самое подходящее для уединения от всего мира место, где можно почувствовать себя нормальным, ничем не отличающимся от других человеком. Особенно если находится эта дача на краю безлюдного, почти что заброшенного леса. Особенно если на дворе конец января. Железная дверь с ужасно раздражающим скрипом распахнулась, и тонкая занавеска, летом защищающая от комаров, заколыхалась под натиском вошедшего. Серега, в своем обличии больше напоминающий мохнатого медведя, с шумом потопал ногами, стряхивая с сапог снег, разулся, небрежно бросил пушистую, припорошенную снегом шапку-ушанку на полку и упал рядом со мной на неудобную, самую обыкновенную деревянную табуретку с коряво забитыми по углам гвоздями. Я молча посмотрел на него. Светлые волосы, которые он обычно залачивал, зачесывал назад, сейчас были намокшими и растрепанными, на щеках застыл морозный румянец, обветренные, по привычке обкусанные до крови губы растягивались в странной улыбке. — Покурил? — без энтузиазма поинтересовался я, отводя взгляд. Он кивнул, порылся в карманах так и не снятой, даже не расстегнутой куртки и еще красноватыми от холода пальцами вытащил наружу свой айфон. Я до сих пор не понимал, зачем ему такой дорогой мобильник, ведь он почти не пользовался им — только принимал звонки и иногда строчил смс-ки. — Представляешь, — начал он. — На крыльце стою, смотрю, а по участку заяц шпарит. Я никогда таких больших зайцев не видел. Во, — он показал мне слегка смазанную фотографию. Таланта фотографа у него никогда не было, поэтому я с трудом разглядел на снимке какую-то белую массу с ушами. — И вот еще, — Светлый мазнул пальцем по экрану, и моему вниманию представилось уже другое фото, где несчастная зверушка была повернута к камере задом и, судя по всему, стремительно покидала пределы участка. Я не сдержал усмешки. — Ты что, бегал за ним что-ли? — Хотел поближе сфоткать, — попытался оправдать свои действия он. Мне вспомнился Шарик из бессмертного советского мультика. Такой же любопытный, такой же бестолковый. Но без него никак и никуда. Потому что — родной. — Все с тобой понятно, — я улыбнулся, снисходительно, добродушно. Он улыбнулся в ответ. — Замерз? Будешь чай?

***

— Хорошо все-таки здесь. Иногда очень полезно скрыться ото всех, отдохнуть… — размышлял вслух Светлаков, грея руки о горячие стенки наполненной чаем кружки. Я отстранено наблюдал за каждым его жестом, лениво пережевывая найденную в недрах шкафчика конфету. Он тараторил без умолку, выливал на меня тонны информации, абсолютно пустой, ненужной, но принятой мною с должным вниманием. Он в красках обсуждал увиденного зайца, порывался даже отнести во двор моркови на случай, если зверушка решит вернуться, смеялся, вспоминая, как испугалось животное, когда он полез к нему через высокие сугробы — фотографировать. А потом он затих, допил чай до конца, отставил кружку в сторону и уставился куда-то в невидимую точку на стене. Поток слов иссяк. Оставалось сидеть рядом и вслушиваться в тишину. Общаться молча, обмениваться взглядами и улыбаться друг другу. Хорошо. Уютно. А за окном смеркается, в небе непривычно яркие звезды светят в пустоту, можно разглядеть некоторые созвездия. И снег летит крупными белоснежными хлопьями. Хочется гулять. Бежать, чувствуя, как еловые ветви царапают ткань куртки, жмуриться от того, что снежинки опускаются на ресницы, вдыхать в легкие чистый, морозный воздух, пахнущий свободой. Упасть в сугроб, задрыгать руками-ногами, рассмеяться весело, беззаботно, как в детстве, напрочь позабыв о проблемах и обязанностях. И чтобы снег за ворот, и чтобы щекотно и холодно, чтобы до мурашек. А после — горячее молоко и мягкая постель. И спокойные, добрые сны до самого обеда. Я не говорил ничего, знал же, что он и так все понимает. А он по-прежнему сидел рядом и улыбался одними глазами, глядя то на меня, то в окно. И сладко, бесшумно зевал, каждый раз потягиваясь, как огромный домашний кот. Мы просидим так от силы минут пятнадцать, а потом погасим во всем доме свет и недвусмысленно устроимся на одной широкой кровати. Потому что — доверие, а может, потому, что в доме всего одна кровать. Он пожелает мне спокойной ночи, повернется на бок и заснет мгновенно, подложив под щеку сложенные вместе ладони. А я буду долго лежать, измученный бессонницей, и смотреть, как подрагивают его белесые ресницы, как губы растягиваются в мягкой улыбке, и думать, что ему снится его новый ушастый друг. А за окном будет все так же падать снег. И тепло. И хорошо. И уютно.