temerity

у тэхена фиолетовые волосы и футболка цвета банановой жвачки. он открывает банку с кока-колой, закидывает ноги на письменный стол и говорит: — скучно. говорит: — предлагаю разрисовать стены в твоей комнате, а потом убежать на городские окраины искать радугу. чонгук удивленно хлопает глазами, и неверяще-восхищенно смотрит на человека напротив. у тэхена бесконечный запас сумасшедших идей и неиссякаемый источник энергии для претворения их в жизнь. откуда все это в нем — чонгук понятия не имеет, но в чем он уверен на сто процентов, так это в своей готовности следовать за тэхеном, куда бы тот ни пошел. это, наверное, безрассудство. — тебе нравится красный? или зеленый? или синий? — тэхен резко вскакивает с дивана, и чонгук вздрагивает от неожиданности. — да к черту, давай смешаем все цвета. получится нечто тошнотворное, либо крутое. готов рискнуть? он ярко улыбается; его глаза сияют. чонгук кивает, восхищенный, зараженный тэхеновским безумием. ким улыбается еще ярче, накидывает рюкзак на плечи и, схватив чонгука за руку, выбегает из комнаты. они скатываются по перилам и вылетают из дома, хохоча во весь голос, сами не понимая отчего; наверное, просто потому, что на улице весна, у тэхена немного влажная ладонь, солнце слепит глаза, и мир кажется до невозможности простым. — куда мы, блин, бежим? — задыхаясь, спрашивает чонгук. — за красками, придурок, — говорит тэхен и ускоряет бег. чонгук судорожно цепляется за его ладонь, позволяя тащить себя неизвестно куда. он знает тэхена всего месяц, но уже безгранично доверяет ему; наверное, с первой минуты знакомства доверял. да и как не доверять человеку, сидящему на тротуаре в кепке козырьком назад с гринписовской эмблемой, пускающему мыльные пузыри и вполголоса напевающему «kill the dj». чонгук до сих пор не понимает, что его дернуло сесть с ним рядом тогда и заговорить, но он безгранично благодарен прошлому себе. спасибо, чон чонгук. скорее всего, встреча с тэхеном стала лучшим событием в твоей жизни. ким тэхен перевернул все. начиная со стола случайно от неуклюжести в доме чонгука и заканчивая его мировоззрением. когда каждый день творишь безумную хуйню, постепенно меняешь взгляд на жизнь, и это, если честно, офигительно. — плетешься как черепаха, — оборачивается тэхен, смеясь. солнце и майский ветер путаются в его волосах; чонгук смеется тоже. и бежит. — похоже, радугу оставим на завтра, — говорит тэхен, щелкая зажигалкой и прикуривая. он сидит у изголовья кровати, сложив ноги по-турецки; вокруг хаос и ебаный пиздец. чонгук сидит напротив, восхищенно оглядывая новые стены в своей комнате. они разрисованы краской из баллончиков тэхена, и теперь повсюду красный, зеленый и синий цвета и много-много слов корявым почерком. — нравится? — тэхен ухмыляется, наблюдая за чонгуком, и затягивается сигаретой. чонгук сталкивается с ним взглядом и кивает. — родители дадут пиздюлей, когда вернутся из таиланда, — отвечает он и следит за клубами густого дыма, выходящими изо рта тэхена. тэхен смеется и ничего не отвечает. достает из кармана старенький потрескавшийся элджи, листает плейлист, включает mindless self indulgence «uncle» и, потушив сигарету в пепельнице у кровати, ложится головой к чонгуку на колени. — я бы хотел улететь в нэвэрлэнд, — говорит он, прикрыв глаза. — чтобы надолго. чтобы навсегда. чонгук перебирает пряди его волос и зависает на секунду, когда тэхен облизывает сухие губы. чон переводит взгляд на стену напротив. на ней большими буквами «макароны правят миром» и плакат с билли джо в десятке сантиметров от. выдыхает. — что, полетишь туда без меня? тэхен растягивает губы в улыбке. — куда я без тебя. внезапно кислорода в комнате становится чертовски мало. пальцы чонгука на мгновение замирают в волосах тэхена, и тот, открыв глаза, вопросительно на него смотрит. чонгук улыбается и отрицательно мотает головой. ничего, хен. все нормально. на улице сумерки, и в комнате постепенно темнеет. через открытое настежь окно слышны звуки битов из стоящей недалеко от дома машины, голоса людей и хруст гравия под колесами прозжающих мимо автомобилей. в сине-зелено-красном помещении все еще играет mindless self indulgence: тэхен наткнулся на их творчество совсем недавно, и теперь слушает их песни круглосуточно. чонгук не против, они ему тоже нравятся. ему, в принципе, нравится все, что нравится тэхену. в этом проблема. — скучно, — внезапно нарушает тишину тэхен и вскакивает с кровати. — ты, кстати, знаешь, что я король хип-хопа? и ким, водрузив на голову пустой горшок из-под цветов, хер знает откуда взявшийся в комнате чонгука, начинает танцевать хорео к «good boy» под метал-версию «shut me up», а чонгук ржет. тэхен нихрена не умеет танцевать, и он сам это прекрасно знает, но, тем не менее, кайф ловит, похоже, неописуемый. когда песня заканчивается и начинает играть следующая, тэхен подходит к окну и, сняв с головы горшок, высовывается оттуда чуть ли не весь. чонгук дергается, и, поднявшись с кровати, подходит ближе к тэхену, чтобы, если что, вовремя того схватить, не дав вывалиться. — мое любимое время года — ночь, — тэхен выпрямляется. — ни зима, ни весна, ни осень, а ночь. — ночью все становится настоящим, — соглашается чонгук. — как будто с мира снимают полиэтиленовый пакет, и все вокруг становится таким, каким должно быть. как будто мир перестает задыхаться. — да, — коротко отвечает тэхен, не отрывая взгляда от улицы. — так красиво. чонгук стоит боком к окну, привалившись к стене. хочется покурить, но неделю назад он поспорил с тэхеном на две пиццы с сыром и оливками, что продержится без никотина две недели. пока держится. солнце уже село, и во дворе зажглись фонари; в комнате чонгука давно перегорели лампочки, их нужно поменять, но делать он этого, конечно, не будет; поэтому уличные фонари на данный момент служат единственным источником освещения. тэхен пританцовывает под играющую песню, беззвучно, одними губами проговаривая слова. чонгук рассматривает его профиль, и уже в который раз убеждается в том, что никогда раньше не видел таких красивых людей, что внешне, что внутренне. — ты потрясающий, — неосознанно вырывается у него, так, что он сам удивляется. блять. — что? — что? — что ты сейчас сказал? повтори. — ты о чем? тэхен хитро улыбается и подходит к чонгуку настолько близко, что кончики их носов оказываются в миллиметре друг от друга. — боишься, да? — практически шепотом. чонгук теряется в ореховых глазах напротив. молчит. — боишься? чон сглатывает, ощущая на своих губах чужое горячее дыхание. — а что, если, — тэхен выдыхает, — я тебя поцелую? у чонгука мутнеет в глазах, и он, честно, думает, что ему послышалось. вау. — ну целуй, — почти беззвучно, потому что горло пересохло и кислорода не хватает. взгляд тэхена становится еще более хитрым и более безумным, чем обычно, и ким наклоняется ближе, практически коснувшись губами чонгука, но в следующую секунду смеется и отстраняется. — боишься. — блять, а, — чонгук хватает тэхена за запястье и притягивает обратно к себе. — я сказал, что ты потрясающий. потому что ты охуеть какой потрясающий. ты самый потрясающих из всех самых потрясающих существ во вселенной, понятно? тэхен ошалело хлопает ресницами, пока чонгук смотрит на него, сжимая пальцами его запястье и снова теряясь в ореховой радужке, а затем тэхен облизывает свои невозможные губы, соскальзывая взглядом вниз по лицу чонгука, и тот попадается. сокращает сантиметры и целует, сразу глубоко, влажно и горячо, а тэхен льнет всем телом, отвечает порывисто, сжимая тонкими пальцами чужие плечи. это, наверное, безрассудство. на фоне играет очередная песня mindless self indulgence, а фонари тускло светят в окно.