Маска

В этом кабинете только сейчас установилась тишина – еще пару минут назад стоял гомон, как после артобстрела. Бойцы докладывали об операции командиру, а тот кривился как от зубной боли и ругался так, что стены сотрясались. Но сейчас перед ним навытяжку стоял только один Антон, боясь сделать хоть какое-то движение. Комбат курил сигарету за сигаретой, гневно глядя перед собой. Сегодня была слишком опасная операция и, судя по докладу, ребята едва ушли живыми. И стоящий перед ним боец постарался больше всех. Комбат потушил сигарету, направился к двери мимо замершего в испуге парня и повернул ключ в замке. Подошёл к столу, собрал бумаги в одну стопку, уложил ее в коробку. Затем повернулся к бойцу. - Ты знаешь, что делать, - с этими словами он оперся локтями об стол и прикрыл глаза. Не ожидавший такого поворота Антон несколько секунд смотрел на командира, а потом хмыкнул. - Бать, ты серьезно? – мягкий, почти девчачий голос пронесся по помещению, и комбат скрипнул зубами. Из-за этого голоса у него всегда вставал член так, что хоть вырывай. И с самой первой встречи он понял, что этот пацан – его. Вот только кто знал, что вставлять в это совершенное тело ему не позволят, а он сам будет умолять пацана засадить по самые гланды? - А ты, блять, сомневаешься? Давай, выеби меня, Антоша! – прохрипел комбат сквозь зубы и почувствовал, как по ягодицам прилетел неслабый такой шлепок. Стиснул зубы сильнее, когда пальцы бойца вцепились в волосы на затылке и потянули вверх, а мягкий голос сменился на твердый и по-настоящему мужской. Его пацан, такой невинный на первый взгляд, в очередной раз сбросил маску. - Еще слово вякнешь, и вставлять себе будешь сам, - усмехнулся Антон прямо в ухо и с силой прикусил ключицу, которую специально для этого оголил. – Я понятно изъясняюсь? В ответ приходится лишь кивнуть, потому что вякать запретили. Боец позволил командиру уткнуться лбом в руки, сложенные на столе, а сам ласкал плечи, торс, забравшись под майку, провёл с усилием по пояснице, заставляя прогнуться сильнее, и очень быстро стянул ненужные штаны. - Ноги, - бросил коротко и требовательно, и командир, сжимая руки в кулаки, расставил их настолько послушно, что парень, оглаживая ягодицы, шепнул: – Умница. Комбат, все так же не открывая глаз, прогнулся в пояснице сильнее, почти раскрываясь перед бойцом. Он знал, что пацан от этого только заводится. Но больше он заводится от того, насколько послушным становится его командир, когда они остаются наедине, и Антон срывает маску милого мальчика. Пальцы парня с силой развели ягодицы в стороны, и комбат попытался усмирить внезапное чувство стыда, потому что догадывался - боец разглядывает самое сокровенное. Чувственные губы расплылись в усмешке, и Антон с силой шлепнул Батю по ягодицам. Командир вздрогнул, больше от неожиданности, чем от боли. К боли он уже привык - ранения так быстро не проходят. Боец разорвал упаковку пробника крема для рук и подошёл ближе, давая ощутить всю пугающую неизвестность, когда берут практически на сухую. Пацан решил отомстить таким образом за сегодняшний выговор и крик. Комбат хмыкнул, попытался расслабиться и обернулся через плечо, мельком оглядывая Антона во всем его великолепии. - Ты понял, да? Вижу, что понял, - чужая улыбка, чужое выражение лица, чужой взгляд… А, ну да, маска же… - Я постараюсь не порвать тебя, Батя. Боец взял его резко, не давая ни капли усомниться в своих действиях. Мужчина стиснул зубы, вцепился руками в край стола, так, что суставы скрипели, и зажмурился – боль разрывала на части, шутка ли, взять на сухую, но бойца это, видимо, мало заботило. Он потянул командира за волосы, вколачиваясь в податливое тело. Пальцы сжали горячую шею, почти лишая кислорода. Но комбат не смел возразить – сам об этом просил. - Люблю, когда ты такой податливый, Батя, - у пацана еще хватало сил на разговоры, когда командир делал все усилия, чтобы сосредоточиться на его голосе. – Ты как дешёвая шлюха, которую снял дальнобойщик на трассе. Обидное сравнение резануло по ушам, и комбат попытался сбросить пацана с себя. Но тут боец проявил недюжинную силу – опрокинул его на стол и завёл руки за спину, опираясь на них, и продолжил свое дело. - Ты, блять, забываешься, малец. Никакой субординации, блять! - прорвался хриплый голос. Комбат был зол как никогда. – Будешь беспредельничать – отдам тебя качкам-педикам из батальона рыжего. Отымеют так, что будет казаться, что поезд протаранил. В ответ прозвучал лишь издевательский смешок. А затем уж слишком сильное и неожиданное движение бедрами, от которого перед глазами заплясали звездочки и с губ сорвался стон, тут же потонувший в ладони бойца, зажавшей рот комбата. Сначала пацан даже не стремился доставить удовольствие любовнику, а сейчас, чтобы заткнуть – воспользовался моментом. - Это ты забываешься, Батя, - наклонился он ниже, почти соприкасаясь грудью со спиной командира. – Это не я подошел к тебе два года назад с похабным предложением. И осталось лишь скрипнуть зубами и попытаться получить удовольствие, потому что Антон прав. Боец кончил прямо в комбата и резко отошёл в сторону. Помогать достичь разрядки Бате пришлось самому, ощущая надменный пронизывающий взгляд в спину. Тихий стон, и на столешнице появились капли спермы, та же жидкость вытекала из ануса, комбат кривился. Хоть не порвал, это уже радовало. Сдержал-таки обещание. Мужчина знал, что увидит сейчас, когда повернется. Пацан вновь нацепит маску стеснительной девочки, будет стоять при полном параде и отводить взгляд от полуголого командира. Будет блеять что-то и просить отпустить его… - Бать, можно я пойду? – Девчачий голос сводит с ума, и комбат заставляет себя взять ситуацию под контроль. Поворачивается к Антону, который действительно стоит при полном параде, мнется и отводит смущенный взгляд. Вновь эта маска… Комбат чувствует сперму, стекающую по бедрам, и бросает: - Да вали уже, ушлепок. Можешь отдыхать. Только воды мне принеси. Жопу подотру.